Александр Ужанков. Место сечи изменить нельзя.

Один из древнейших шедевров русской литературы, обращенный композитором Бородиным в оперу: таинственность появления текста, исчезновение оригинала в огне, равно как и отсутствие списков, наводит некоторых на мысль о гениальной подделке под старину. Однако серьезные исследователи давно не сомневаются в подлинности «Слова», загадкой оставались лишь время, место и авторство произведения. И вот, похоже, на эти вопросы найден ответ! Своим сенсационным открытием мирового значения поделился с еженедельником "Культура" Александр УЖАНКОВ - профессор, доктор филологических наук, проректор по научной деятельности Московского государственного института культуры, руководитель научного центра Российского НИИ культурного и природного наследия имени Д.С. Лихачева.

культура: Как началось Ваше предметное увлечение «Словом»?
Ужанков: В 1995 году в Пушкинском Доме под редакцией Дмитрия Сергеевича Лихачева вышла Энциклопедия «Слова о полку Игореве» в пяти томах, которая подводила итог двухсотлетним исследованиям. То есть вроде как была поставлена точка, больше сказать уже нечего. Ну, и мне стало «за державу обидно». Решил не согласиться с этим вердиктом и погрузился в изучение текста, имея в багаже многолетний опыт работы с древнерусской литературой.
культура: И сразу же начались открытия?
Ужанков: Да, практически в самом начале произведения обнаружил подсказку, которую до меня не замечали. Когда-то современник похода Игоря Святославича епископ Кирилл Туровский заметил, что существуют «летописцы сиречь историцы» и «витии сиречь песнотворцы». То есть он различал документальные и художественные жанры. Естественно, что историки и поэты будут по-разному смотреть на одни и те же события. О походе князя Игоря написаны три произведения: две статьи, входящие в Лаврентьевскую летопись и в Киевскую часть Ипатьевской летописи, а также — «Слово». До недавнего времени считалось, что последнее предшествовало первым двум.
Сразу бросилось в глаза, что автор поэтического шедевра нарушает хронологию событий, начиная с затмения Солнца. Некоторые исследователи даже полагали, будто поэт просто ошибся, зная о походе лишь понаслышке. Я же исходил из прекрасного знания им фактов и гениального поэтического хода. Автор явно дает нам ключ, но какой? И вот, наверное, в двухсотый раз перечитываю это произведение, которое давно знаю наизусть, и меня осеняет. Затмение происходит 1 мая — в день памяти пророка Иеремии. Хватаю Библию, открываю наугад Книгу пророка Иеремии и читаю: «И ныне для чего тебе путь в Египет, чтобы пить воду из Нила?» И далее: «Накажет тебя нечестие твое». Тут же сопоставляю: «и знамение жажда ему заслонила изведать Дона великого». Нил для Египта такой же символ, как Дон для половецкой степи.
культура: Выходит, у книжного человека того времени сразу возникает двойной образ, отсылающий к сакральному тексту, как притча?
Ужанков: Вот именно. Продолжив исследование с этой точки зрения, обнаруживаю около 70 экзегез (скрытых цитат) — отсылок к Книге пророка Иеремии. Почему этого никто раньше не увидел? Искали ссылки на книги с церковнославянским языком. А Иеремия еще не был тогда переведен с греческого. Значит, «Слово о полку Игореве» не светское, а религиозное произведение, а его автор — грамотный и глубоко церковный человек, имеющий доступ к византийским фолиантам. В то время таковыми были только монахи. Понятно, что в советское время такой поворот исследований, мягко говоря, не приветствовался.
культура: Помню, это открытие сильно нашумело среди филологов-древнерусистов в 1990-х годах. Но Вы ведь пошли дальше?
Ужанков: Мне стало понятно: работа над «Словом» только начинается. Почти общим местом, подкрепленным авторитетом академика Бориса Рыбакова, была датировка этого шедевра осенью 1185-го, когда князь Игорь вернулся из плена.
Вашему покорному слуге доводилось уже не раз датировать древнерусские произведения: была выработана методология, частично опирающаяся на метод академика Алексея Шахматова. Верхняя хронологическая граница летописей определяется важными событиями, которые летописец не называет. Я же ищу повторяющиеся автором упоминания примет его «внешнего» исторического отрезка, выходящего за рамки художественного времени произведения. Оказалось, что в «Слове» таких мест не менее десяти. Вот пример: «Игореви князю Богъ путь кажетъ изъ земли Половецкой на землю Рускую, къ отню злату столу». Отчий княжий стол у Игоря был в Чернигове, и он стал там княжить лишь в 1198 году, после смерти Ярослава, о котором упоминается в тексте. Значит, автор уже знает об этом вокняжении: датировать произведение надо уже после данного события. С другой стороны, в тексте есть обращение к князю Роману Галицкому, под мечи которого половцы свои головы приклонили. Но половцы не доходили с набегами до Галицко-Волынской Руси! Спрашивается: где и когда Роман мог «притрепать» (то есть притупить) свои мечи об этих степняков? Не раньше осени-зимы 1200 года. В мае галицкий князь посватался к византийской принцессе Анне. Ранней осенью того же года женился на ней. Тогда же половцы пошли большим походом на Константинополь и обложили его. Василевс, разумеется, просит новоиспеченного русского зятя о помощи и получает ее: Роман в октябре-ноябре с сильной дружиной спешит в степь, разбивает оставшееся там «на хозяйстве» войско, опустошает всю землю половецкую. Выходит, автор «Слова» знает и об этом событии. Зато он не знает о смерти Игоря Святославича, поскольку во вступлении говорит: «Почнем же, братья, повесть эту от старого Владимира до нынешнего Игоря». А умер последний после лунного затмения, произошедшего 22 декабря 1200 года. Таким образом, получаем достаточно точную дату написания «Слова о полку Игореве» — зима 1200 года.
культура: Но автор мог и просто не упомянуть о смерти Игоря, не захотеть менять зачин своей поэмы?
Ужанков: Теоретически мог. Поэтому я подстраховался. Автор обращается к Рюрику Ростиславичу, который начал княжить после смерти Святослава Всеволодовича. Именуя его Великим князем Киевским, он говорит: «Сего бо ныне сташа стязи Рюриковы, а друзии Давидовы, нъ розно ся им хоботы пашут, копиа поют». Налицо дуумвират двух князей-братьев. Рюрик сидел на Киевском престоле до июня 1201 года: то есть автор не ведает об изгнании Рюрика из Киева. Следует напомнить, что новолетие на Руси начиналось 1 марта или 1 сентября. Все опять сводится к трем зимним месяцам 1200 г. Следовательно, меняется и общепринятая очередность: сперва родились две летописные статьи о походе князя Игоря, которые хорошо знал автор «Слова», ибо использовал их, а уже после них — поэтическое «Слово». Кстати, оказалось, что до сих пор нет четкой датировки летописных статей о походе Игоря, никто этим не занимался...
культура: Блестяще! Найдя «когда», Вы, конечно, стали искать ответы на вопросы «где» и «кто»?
Ужанков: Подходил к этому постепенно. Скажем, в Киевской летописи есть изумительный момент, когда Игорь уже в плену у половцев восклицает: «Се возда ми Господь по безаконию моему, и по злобе моеи на мя, и снидоша днесь греси мои на главу мою». Он вполне понимает, за что он потерпел поражение и бесчестие, за что ему наказание свыше. «И тако, во день святаго Воскресения, наведе на мя Господь гневъ свой: в радости место наведе на ны плачь, и во веселье место желю, на реце Каялы... яко много убииство, кровопролитие створихъ в земле крестьяньстей, яко же бо язъ не пощадехъ христьянъ, но взяхъ на щитъ городъ Глебовъ у Переяславля; тогда бо не мало зло подъяша безвиньнии христьане…» Пленник прекрасно осознает, сколько зла сотворил соотечественникам и единоверцам в междоусобной распре. Понимает, что кара Господня настигает его на Светлой Пасхальной седмице, когда крещеные русичи никогда не отправлялись в военные походы. Тем более завоевательные — гордыни и корысти ради.
Удалось установить, что первой по хронологии была статья в Лаврентьевской, а потом в Ипатьевской летописи. Оказалось, что последняя не могла быть написана ранее 1187 года, по знанию автором некоторых исторических событий. И лишь спустя десятилетие появляется «Слово». Когда я выстроил этот временной ряд, все встало на свои места. В Лаврентьевской летописи героем повествования выступает Владимир Глебович, защитник Переяславля от половцев, виновником трагедии — Игорь Святославич, который своим поражением открыл степнякам «ворота на Русь». Киевский летописец пытается понять побудительную причину похода Игоря Святославича. Князь отправляется на половцев «буести ради» — тщеславной гордыни, дерзкого своеволия. «Хочу копье преломить в конце поля половецкого с вами, русичи! Хочу голову свою сложить, либо испить шеломом из Дону». И это все без церковного благословения — полагаясь лишь на собственную удаль и везение. Как бы уверенный в будущей победе, он искушает Бога, заявляя «и к Лукоморью пойду» — то есть вообще к Черному морю. Даже солнечное затмение, как грозный знак, не останавливает княжескую «буесть». А далее, по Ипатьевской летописи, потерпев сокрушительное поражение, Игорь не просто горько кается, но и «выписывает» с Руси священника. До совершения церковного таинства покаяния он отвергает предложенный ему побег. И решается князь бежать, только покаявшись и претерпев унижение плена, смиряющее гордыню. «Не жаль ми есть за свою злобу прияти нужьная вся, ихже есмь приялъ азъ».
В «Слове о полку Игореве» создается гениальный образ «темного» похода. Затмение в поэме происходит во время церковной вечери — около 17 часов. И когда княжеское войско переступает пограничную реку Донец, оно попадает из света Руси Святой во тьму внешнюю, которая есть также помрачение сердца и ума князя. Весь дальнейший поход, вплоть до разгрома, в поэме продолжается как бы во тьме. Обратный же путь, наоборот, совершается из тьмы в свет.
Решившись на побег, пленник берет с собой крест и икону, возлагая надежду на помощь Божию. И она приходит к недавнему гордецу, очищенному покаянием и страданием: «Игореви князю Богъ путь кажетъ изъ земли Половецкой на землю Рускую». И вот уже у Донца «соловии веселыми песньми светъ поведаютъ». Солнце правды вновь светит, жизнь продолжается. Такова духовная мистерия поэмы. Причем многие места становятся понятнее, когда предполагаешь, что ее гениальный автор знал обе летописи и писал через годы, не желая повторять уже сказанного, дополняя (например, знаменитым плачем Ярославны) и осмысляя лирическое и духовное измерение известных событий.

культура: Возможно, он осмыслял их для себя самого?
Ужанков: И это верно. О том, что автор «Слова» — участник похода, предполагали уже давно. Были даже гипотезы, что это сам князь Игорь. Но у меня возникло другое предположение, которое стало подтверждаться многими сопоставлениями. А именно — что летописную статью в Киевской летописи и «Слово о полку Игореве» написал один и тот же человек. Он читал и первый рассказ в Лаврентьевской летописи о лично хорошо известных ему событиях. Как вы думаете, где он мог прочесть все эти рукописи, а также Книгу Иеремии на греческом, имея для этого достаточно грамотности и времени?
культура: Очевидно, в монастыре, будучи монахом...
Ужанков: Вот-вот. Достоверно известно, что Киевская летопись, вошедшая позднее в Ипатьевский летописный свод, была составлена в 1199 году в Киевском Выдубицком монастыре игуменом Моисеем. Это ни у кого не вызывает сомнений. Украинская исследовательница Вера Франчук провела лексический анализ записей в манускрипте с 1187 по 1199 год, доказав, что все написано одним человеком. Значит, игумен Моисей писал и статью о походе князя Игоря. Теперь смотрите: Выдубицкая обитель — ктиторский монастырь Мономашичей. Он был основан Всеволодом Ярославичем в 1072 году для греческих монахов, которые приехали из Византии с его невестой Анной. Логично предположить, что они привезли с собой и священные книги, в частности Септуагинту — Библию на греческом. Игумен Моисей, как мне удалось установить, нередко использовал греческую лексику, значит, ведал по-ромейски.
культура: Он мог быть и греком, знающим церковнославянский.
Ужанков: Не спешите... Княжеский двор находился в 150 метрах от монастыря, а его игумены окормляли великих князей. Вторая редакция «Повести временных лет» и «Сказание о Борисе и Глебе» создаются именно здесь игуменом Выдубицкого монастыря Сильвестром, ставшим потом Переяславским епископом — вотчины Мономашичей, как и другие выдубицкие игумены. Отсюда и связь монастыря с Переяславлем. Поэтому понятно, почему Моисей не мог не знать тексты Лаврентьевской летописи.
Киевский летописный свод заканчивается великолепным поэтичным «Словом на освящение храма Святого Архангела Михаила». В этом тексте автор обращается к «Откровению Мефодия Патарского», так же как и создатель «Слова о полку Игореве». Те же источники, одно и то же место создания, в обоих случаях — недюжинный литературный талант...
культура: И...
Ужанков: И тут начинается самое интересное. В исторических текстах есть расхожие места, которые все читали, но почему-то не сопоставляли между собой. Описывая в Киевской летописи главное сражение с половцами, игумен Моисей замечает: «Во день святого воскресения наведе на ня (нас) Господь гневъ свои, в радости место наведе на ны (нас) плачь…» То есть он сам был участником этой битвы! Он же сообщает, что из всей княжеской дружины остались в живых 15 человек, которые бежали. Сравниваю этот эпизод со строками «Слова» и обнаруживаю: «Что ми шумить, что ми звенить далече рано предъ зорями? Игорь плъкы заворочаетъ». И там, и там описывается «с натуры» один и тот же кульминационный эпизод битвы, причем оба раза употребляются личные местоимения первого лица. Характерно, автор поэмы «Задонщина» о Куликовской битве, написанной в конце XIV— начале XV века, цитирует это же место из «Слова о полку» — «что шумит, что звенит» — только без слова «ми» — «мне». Он прекрасно осознает, что тот, кого он цитирует, в отличие от него самого, точно был астником сражения.
культура: Автором «Слова» ведь до сих пор считается один из образованных дружинников Игоря Святославовича — боярин, а то и младший князь...
Ужанков: Да, только стороной обходили самое логичное предположение: к какому бы сословию ни принадлежал этот человек в миру, пишет «Слово» по-монастырски образованный и явно не рядовой чернец. У автора есть обращения «княже» и «господине». Такая форма была свойственной именно духовным лицам, нет ни одного случая подобного обращения князя к князю в рукописях XI–XII века. Можно предположить, что этот Игорев дружинник дал Богу обет оставить мир, если спасется.
Сопоставим с тем фактом, что выдубицкий Моисей начал работать над Киевской летописью после 1187-го. Игуменом станет через два года. И он прослеживает в своей рукописи судьбы всех князей — участников того несчастного похода — Мономашичей и Ольговичей, указывая, что многие из них постриглись в монахи. Более того, пристально следит за Игорем Святославичем и называет его (только он!) благоверным князем! В летописи и «Слове на освящение храма Святого Архангела Михаила» игумен выстраивает родословную Мономашичей. Автор «Слова о полку Игореве» упоминает 11 Мономашичей. Случайная параллель?
культура: Мало ли! Сами же говорите, что Мономашичи создали и опекали Выдубицкий монастырь. Как не упоминать благодетелей?
Ужанков: Ну а теперь сложите все факты вместе: в одном монастыре в одно и то же время подвизаются два выживших участника Игорева похода. Оба пользуются одними и теми же источниками, имеют сходный взгляд на трагедию, которой стали свидетелями, и на ее участников. И при этом оба исключительно одарены поэтически! Не логичнее ли счесть их одним и тем же лицом?
культура: То есть «Слово о полку Игореве» написал выдубицкий игумен Моисей зимой 1200 года?
Ужанков: Да, все непротиворечиво сходится в этой точке. Как литературовед, я знаю, что гениальный писатель не может быть автором только одного произведения. И у игумена Моисея таких, по крайней мере, три.
культура: А лексический анализ провели?
Ужанков: Конечно. Все тропы, которыми пользуется игумен Моисей в двух точно атрибутированных ему произведениях, присутствуют и в «Слове». Стиль же других летописцев того времени резко отличается.
культура: Библейское монастырское имя Моисей как-то непривычно для русского уха в качестве автора самой древней гениальной национальной поэмы. А есть ли какая-то возможность вычислить светское имя дружинника-поэта?
Ужанков: У меня есть догадки, но пока не буду их озвучивать: это тема моей следующей работы. Вообще-то я рассказал вам, наверное, только процентов десять от того, что удалось открыть. Больше информации будет в книге «Слово о полку Игореве» и его автор», которая выйдет в конце года в издательстве «Согласие».
культура: Кстати, добавляют ли Ваши изыскания новые аргументы в опровержение старой версии «слово-скептиков», считающих, что эту древнерусскую поэму сочинил то ли сам Мусин-Пушкин, то ли неведомый монастырский автор XVIII века, искусно подделавший стиль и лексику XII столетия?
Ужанков: Хороший вопрос. Автор «Слова о полку Игореве» пишет: «Свивая славы оба полы сего времени». В Древней Руси представление о времени было не таким, как сегодня: в расчет бралось лишь прошлое и настоящее. А будущее относилось только к «жизни будущаго века», то есть после Страшного суда, который, как думали, наступит по окончании 7000 лет от сотворения мира — в 1492 году. Грамматической глагольной формы будущего времени до конца XVI столетия в литературном языке просто не было. Автор XVIII века, сколь искусен бы ни был, не смог бы просто мыслить в этих категориях. Так же, как и употреблять исключительно грамматические формы XII века, что доказал академик Андрей Зализняк, за что получил премию имени Солженицына.
культура: Пожалуй, и Вы за свои удивительные открытия достойны не только премии, но и звания академика русской словесности... За что же еще давать академиков?!
Ужанков: Я действительно баллотируюсь на нынешних выборах в РАН. Но не знаю, как все пройдет: в нашем отделении Академии в последние десятилетия древнерусская литература была не сильно в чести.
Андрей САМОХИН
(“Культура”, 24.10.2019)