Акрам Муртазаев. Новый год со звездами. Протопили мы баньку по-черному.

1.

…1976 год завершался совершенно не гуманно: в ноябре был призван на действительную воинскую службу. Я ускользнул от двенадцати призывов, а от 13-го не смог. Поскольку уже был членом КПСС, а военком позвонил в райком партии. Словом, или получи воинский билет, или клади партбилет на стол. Так я попал в прославленную Таманскую дивизию. Но без радости.
Ведь эта воинская часть была парадная, и туда привозили всех иностранных гостей, что делало жизнь солдат невыносимой. Чистота казармы должна быть идеальной, а кому приходилось её драить, как не салагам? Плюс ежедневные шесть часов работы на плацу для отработки парадного шага. Словом, мне предстоял очень неприятный период жизни.
От ужасов в строю меня спас… Леонид Ильич Брежнев. Дело в том, что по случаю своего 70-летия – 19 декабря 1976 года – он наградил себя очередной «Золотой Звездой» Героя. И я был срочно вызван в штаб дивизии, о чём мне лично сообщил наш ротный командир.
Начальник политотдела (начПО) дивизии, обеспокоенно скрестив брови на переносице, коротко обрисовал ситуацию: «К нам едет новый министр обороны, а в Ленинских комнатах фотографии генерального секретаря, маршала Советского Союза товарища Леонида Ильича Брежнева с двумя звёздами. Непорядок. Ты работал в „Комсомолке“, можешь достать новый портрет с тремя звёздами?».
Мой мозг заработал, как компьютер. «Так, официальные фотографии рассылает только ТАСС, когда они прибудут в редакцию – непонятно. Достать другим путём – шансов никаких. Но не достать – значит, драить казарму и отбивать ноги на плацу»…
НачПО был краток: «Достанешь – Новый год встретишь дома. Не достанешь – будешь стоять всю ночь в карауле. Это я гарантирую. Даю тебе трое суток. Время пошло».
Мне выписали командировочное удостоверение, и я помчался в Москву, лихорадочно размышляя – кто мне может помочь? Я ведь без году неделя отработал в редакции простым стажёром. Как был в шинели, ввалился в редакцию и сразу бросился в отдел иллюстраций. Там шло вечернее «чаепитие». В самых трагических красках описываю свою опрокинутую в армию жизнь и пересказываю садистский приказ начПО.
– Звони в ТАСС, – приказал секретарю редактор отдела Серёжа Болдин. И кивнул мне: – Зайди попозже. Будем умолять.
Я бреду в свой отдел науки, где сидит печальный Ярослав Голованов (звезда, между прочим, журналистики) и вычитывает полосу со своей статьёй. Увидев меня, радостно восклицает: «Ну вот, я так и знал. Опять придётся пить на дежурстве». «Кириллыч, – отвечаю я, – не до стакана мне». И грустно рассказываю свою историю. Тот всё внимательно выслушал, встал и сказал: «Не переживай (меняю, понятно, глагол), ща мы что-нибудь придумаем». И стремительно вышел из кабинета.
Вернулся он подозрительно быстро и, улыбаясь, сообщил: «Через два часа у тебя будет фотография ТАСС. Так что у нас есть время». И он достал бутылку коньяка. Через два часа с небольшим сам редактор отдела иллюстраций Болдин принёс фотографию – я пересчитал звёзды. Их было действительно три. И мы продолжили банкет.
На прощание Голованов обнял меня и шепнул: «Акрамушка, утром пересчитай звёзды ещё раз. А то я знаю этого… (пропускаю прилагательное) ретушёра. Он один раз в фотографию Политбюро вклеил двоих Сусловых».
…Так вот тот Новый год я встречал дома. Благодаря мастерству ретушёра-художника, который просто пририсовал ещё одну звезду на кителе генсека. И благодаря славным людям, которые помогли простому стажёру.
Жаль, такое не повторится. Ведь в армию меня уже не призовут. Да и Путин, надеюсь, не успеет получить три звезды Героя…
(«Русская Германия», № 52, 26.12.2014)

2.
В декабре даже невинный с виду поход в баню рискует обратиться в двухсерийную винную историю (см. "Иронию судьбы, или С легким паром!"). Вовсе неслучайно Россия - единственная страна, которая старательно отмечает два Рождества и два раза встречает Новый год.  Нетрезвый  мир легко раздваивается... В конце декабря жизнь в России по-настоящему  течет. И даже булькает. Везде проходят так называемые корпоративные вечеринки, раздаются призы и подарки,  гомерически хохочут  капустники. В советские времена именно капустники были форточкой  в гласность, и по их качеству  определяли интеллектуальный уровень идеологических изданий. И, пожалуй, самыми громкими  в Москве были  новогодние премьеры  в «Комсомольской правде». Сама раздача ролей превращалась в веселое представление. Вот при постановке «Мертвых душ»  в программке значилось: «1-й русский мужик - Хилтунен, 2-й русский мужик – Гричер».   Но, кажется, самая безумная сцена произошла при постановке одного капустника в 80-х годах. Тогда только-только на укрепление нетрезвых журналистских рядов  в «Комсомолку» был брошен закаленный в комсомольских комитетах коммунист Геннадий Селезнев (будущий спикер Государственной думы, между прочим!). Вот ему-то  мы и устроили  премьеру... Естественно, при написании скандального сценария мы немного выпили. Но этого «немного»  вполне хватило, чтобы придумать пьесу «Селезневские бани». А поскольку такие бани в Москве реально существуют, то мы выпили еще, и пошли снимать вывеску с этого промывочного цеха. С директором мы тоже немного выпили, и он закричал в экстазе: «Вы можете  снять всё, ребята». И мы – сняли всё! Когда в зале заседаний редколлегии Центрального органа ЦК ВЛКСМ с криком упал (навсегда) занавес, то народ ахнул - на стене была прибита  мраморная  вывеска «Селезневские бани», и несвежего вида банщик с упоением, но нежно протирал своим неаккуратным полотенцем слово «селезневские». А потом в зал заседаний вошли мы. С шайками. И не совсем раздетые. С воплем «Кто это дерьмо в номер заслал?»  в течении всего первого акта метался туда-сюда секретарь партийной организации бани... Словом, мы наиграли на сто восемьдесят шесть лет особого режима. Селезнев сидел так, словно зонтик проглотил. Ситуация возникла аварийная. По слухам, он, обдумав ситуацию, произнес: «Попал, ..., в ....». Монолог главного передавала труппе капустника его секретарша, поэтому она с особым цинизмом произнесла слова, вместо которых я, сегодня, вынужденно (поскольку трезв) поставил многоточия. редакции существовала традиция - после капустника вся труппа приглашается к главному – «обмыть» (банное слово!) премьеру.   Мы  со страхом ждали: будет настоящая баня или банкет? И тут раздалось:«Он приглашает!»,  - закричала секретарша, и почти одетые, мы шагнули в самый страшный редакционный кабинет. Это было, пожалуй, последнее, что мы запомнили в  том уходящем году.

("Новый вторник", декабрь 2014)

На снимке: 1963 год, новогодний редакционный капустник, сценку с куклой играет Ольга Кучкина. Фото из архива Клуба.