Владимир Снегирев. Журналист, который работает в "поле". Интервью журналу "Журналист"

Часового интервью оказалось слишком мало для беседы с журналистом, стаж которого – в два раза больше, чем тебе лет. Каждая подобная встреча заменяет учебники, пособия, монографии, потому что вот он – профессионал, который каждый твой вопрос раскручивает на массу историй, воспоминаний и советов.

Владимир Николаевич Снегирев пришел в журналистику рано – в 17 лет уже работал корреспондентом городской газеты в Кемеровской области, параллельно учился в школе рабочей молодежи, по окончании поступил в Уральский государственный университет имени А. М. Горького.

- Сразу после университета меня взяли на работу в «Комсомольскую правду». Это был 1969 год. Все происходило очень быстро. Когда я оказался в «Комсомольской правде», …я-то думал, будто что-то умею! Но очень скоро выяснилось, что нет. Я бы сказал, что оказался тогда в очень тяжелой, просто пограничной ситуации. Ну представьте себе: молодой человек 22 лет от роду формально поставлен в один строй с корифеями журналистики, столпами словесности. В одной комнате со мной сидел Юрий Рост, он уже тогда был классик. За стенкой были Ярослав Голованов и Василий Песков. По коридору бродил Геннадий Бочаров. Для меня это был шок, меня заклинило, я не мог ничего писать, потому что понимал: как Рост все равно не напишу, а хуже – стыдно, нельзя.

- А как вас взяли в «Комсомольскую правду»?

- Я был дважды на практике в «Известиях», и на преддипломной тоже там, и когда она заканчивалась, Борис Панкин, тогда главный редактор «Комсомолки» обратился в «Известия» - «нет ли у вас молодого парня, хорошего?» И меня, еще не окончившего университет, сразу взяли в «Комсомолку». Это было невероятное везение.

- И как, на ваш взгляд, есть ли особая журналистская удача? И если есть, то какую роль она играет в профессии?

- Безусловно есть! Как же без удачи? Первое, за что я всегда поднимаю тост, - за удачу. Без везения, без козырной карты,  без фарта трудно в нашей профессии. Но, удача, как правило, помогает тем, кто сильный, профессиональный и фанатично относится к своей работе. Если это есть, то и удача есть. А если этого нет, то – и удачи вам никогда не видать.

- Что значит быть сильным для Владимира Снегирева?

- Сильным? Быть и физически, и нравственно, и творчески готовым к самым серьезным испытаниям. То ремесло, которым я занимался последние годы, требует быть сильным во всех отношениях. Вообще, я, когда встречаюсь со студентами или молодыми коллегами, то всегда их заклинаю: не дай вам Бог заняться фронтовой журналистикой. Это очень тяжелая, очень опасная и очень неблагодарная стезя. Когда ты не просто  издали наблюдаешь войну, революцию, бунт, страдания, кровь, а находишься внутри  этих страстей, то это способно сломать даже очень крепкую душу. Это отражается на твоей психике, на твоем отношении к жизни. По большому счету ничего хорошего в этом нет. Безусловно, надо быть сильным, иначе ты элементарно сойдешь с ума.

- А как восстановиться после командировки на войну?

- У всех это происходит по-разному: и ломка, и восстановление. По молодости все было проще. Помню, когда 30 лет назад из Афганистана возвращался, тоже накрывало с головой, но все же больше было эйфории, радости - от того, что кругом мирная жизнь, что ты можешь ходить по зеленой траве и не бояться ступить на мину. Что ты можешь видеть женщин, не укрытых паранджой. Это сильно грело душу.

С годами, видимо, негатив накапливался, нервная система уже  не была такой сильной. И сейчас все дается гораздо тяжелее. Каждая командировка, особенно связанная с риском, заканчивается одним и тем же. Ты возвращаешься и тебя догоняет сильнейший стресс. Накрывает сложная гамма чувств, в которой есть и тоска смертная, и воспоминания тяжелые, и понимание того, что ты опять вылез живым в который уже раз, а не бывает вечной жизни и рано или поздно пуля тебя достанет. Все это таким камнем ложится на душу, что невольно замыкаешься, ведь не станешь кому-то рассказывать, что было, что испытал, что видел. Это и самому-то вспоминать не хочется – а рассказывать, тем более. Да и кто поймет? Это настолько субъективное, настолько личное, настолько глубокое, настолько твое, что ты и только ты один обязан это пережить.  Впрочем, насколько я знаю по общению с коллегами, всех по разному «догоняет» война.

- А почему тогда не оставить столь опасное занятие?

- А разве наркоман может завязать со своей пагубной привычкой? Если уж ты на это подсел, то на всю жизнь. Ты много раз даешь себе слово, что все, хватит, вот сейчас вернусь невредимым и больше не поеду. Но опять где-то что-то случается, опять труба зовет, и ты снова вынимаешь из кладовки свой походный чемоданчик и – в путь. Это тоже очень сокровенная вещь, это трудно объяснить. Здесь целая гамма мотивов, желаний, чувств. Это и понимание того, что ты такую работу сделаешь лучше других, понимание того, что ты должен ее сделать… Это и ревность, потому что твои коллеги едут, а как же ты дома отсидишься? Это и …желание еще раз вкусить сей дьявольский наркотик. Ведь если ты сделаешь свою работу, то в итоге снова испытаешь огромное счастье, огромное удовлетворение.

Есть и еще один очень существенный мотив. Освещая ход революции, мятежа, локальной войны, ты раньше других постигаешь суть многих вещей, например, видишь контуры ближайшего будущего, которое ждет тот или иной регион. Это очень увлекательное занятие и, вернувшись, ты даже посматриваешь на всех остальных чуть свысока, потому что отныне ты носитель неких знаний, другим неведомых.

- Вы как международный обозреватель, объездили, наверное, весь мир. У вас было желание вернуться в те или иные страны снова?

- Хотел бы вас поправить: я все же не обозреватель в общепринятом смысле этого слова. Я скорее международный корреспондент, международный репортер. Человек, который работает «в поле». Это моя принципиальная позиция. Почему? Потому что я с юных лет не мог себя заставить писать, не увидев, не понюхав, не потрогав, не почувствовав событие, не поговорив с людьми, не вникнув в проблему глубоко и не прикоснувшись к ней руками, глазами… Работать «в поле» – самое важное, самое увлекательное занятие.

Это касается и международной, и внутренней темы. В прошлом году я несколько раз был в Каире. Был в Турции – там, как вы помните, происходили большие протестные акции на площади Таксим и в центре Стамбула, связанные с тем, что светская Турция оказалась недовольна попытками ее исламизировать. Признаюсь, случившиеся волнения стали совершенно неожиданными для меня, потому что я и прежде много раз бывал в Турции, мне казалось, что это вполне благополучная, вполне светская, динамично развивающаяся страна. Я не видел признаков надвигающегося бунта.

Что касается вашего вопроса, то, безусловно, всегда есть желание вернуться туда, где был прежде, чтобы увидеть, что изменилось, понять, что ждет ту или иную страну в перспективе. Это касается и Турции, и моего любимого Египта, и Сирии, и Ливии, и Ирака, и Ирана, где я также бывал неоднократно.

- Почему вы сказали, что Египет – ваша любимая страна?

- Правильнее сказать – одна из любимых. Во-первых, это связано с моим хобби, я занимаюсь виндсерфингом, а египетский городок Дахаб на Синае – лучшее место для катания по морю на доске с парусом. Египтяне – замечательный народ. А сколько тайн в этой стране – тут тебе и пирамиды, и мумии фараонов. И потом очень важно то, что сейчас там происходит, причем важно не только для самого Египта, но и для всего остального мира.

Кстати, Каир я не люблю. Это город не для жизни.

- Потому что грязный?

- Грязный, бестолковый, чудовищная экология, воздуха нет, машины гудят, дорогу перейти невозможно, поесть негде.

- Владимир Николаевич, сейчас доступна любая информация, в интернете найти можно все. А как вы готовитесь к своим командировкам?

- Всегда готовился одинаково. Куда бы ни ехал. Из интернета достаю все, что можно достать. Раньше пользовался книгами, статьями, приходил к людям, которых ныне называют экспертами.  Сажусь за телефон – обзваниваю всех, кто может дельным советом, контактами. Ибо ты должен приехать не на пустое место, не открывать для себя Америку, а сразу с первого дня, лучше – с первого часа, начать работать. Встречаться с нужными людьми, собирать необходимую информацию, писать, снимать, отправлять материалы в редакцию.  

Я думаю, это банальное утверждение – что любая командировка требует тщательной подготовки. Любая. Когда три года назад началась «Арабская весна», то я оказался к этому не готов. Прежде мои интересы были больше связаны с Афганистаном, Пакистаном, тем регионом. А тут такое… Что это? Чем дальше обернется этот всплеск протестов, в какую сторону пойдет дальше? Я понимал, что не могу просто так поехать в командировку в Ливию или Египет. Пошел в Институт востоковедения РАН, засел за книги, стал общаться с арабистами – долгие часы провел в разговорах с ними, пытаясь понять истоки явлений, вычислить полезных для будущих встреч людей. И только тогда поехал, чуть подкованным. Это был только первый шаг. Сейчас у меня в том же Каире  десятки контактов – и ученые, и политологи, и журналисты, и муллы – кто угодно. Но для этого потребовалось пожить там и очень активно поработать.

- Когда вы работали фронтовым корреспондентом в Афганистане, возможно ли было предсказать столь бурное распространение  радикального ислама?

- Тогда нет. Никто не думал, что это так далеко зайдет. Кстати, ответственность за это в немалой степени должны нести американцы – именно они когда-то активно поддерживали радикалов, направляя их на борьбу с советской армией в Афганистане. Теперь этот выпущенный из бутылки джин атакует уже и их самих. Но и для нашей страны он представляет огромную опасность. Эти черные волны накатывают на нас с разных сторон – и с Арабского Востока, и с Северного Кавказа, и со стороны Афганистана. И то, что недавно египетские военные попытались этот вал сдержать, свергнув законно избранного президента Мурси (ставленника «братьев-мусульман»), я расцениваю, как позитивный момент. Да, это был абсолютно не демократический шаг, нелегитимный, незаконный, но обратите внимание - весь мир промолчал. Потому что все понимают: это – во благо.

- Владимир Николаевич, а в какой стране вы пробыли дольше всего?

- В Афганистане проработал в общей сложности почти три года.

- Вы упоминали о встречах со студентами, какие вопросы они задают вам чаще всего?

- Они же совсем юные. И вопросы – соответствующие. «Не страшно ли вам было?» Конечно, страшно! Как человеку может быть не страшно? Но когда ты начинаешь работать, когда ты попадаешь в экстремальную ситуацию, когда понимаешь, что тебе выпала козырная карта и ты видишь то, что другие не видят, то забываешь о страхе, потому что внутри включается профессиональный азарт: увидеть, сфотографировать, передать в редакцию эксклюзив – вот счастье-то! Так, например, было летом прошлого года в Каире, когда я случайно (а может, и не случайно) оказался в самой гуще схватки между «братьями-мусульманами» и их противниками. Чудом, просто чудом, уцелел, но зато какой это был кайф! Мой переводчик-араб потом с изумлением спрашивал: «Вы что – сумасшедший? Почему, когда все бросились от того места, где стреляют, вы побежали именно туда»? Нет, я не сумасшедший. Просто профессия у меня такая – бежать туда, где стреляют.

А уже потом – задним числом! – накрыл страх. Я же не супермен.

- Студентам как-то задали вопрос – «Хотят ли они заниматься расследовательской журналистикой», на что они в ответ засмеялись: «А кому это сейчас нужно?»…

- Глупый, конечно, смех. Журналистика расследования – это, возможно, самый высший класс в нашей профессии. Она всегда была, есть и будет. Все остальное, как говорит мой великий друг Геннадий Бочаров, - компьютерная щебенка. Увы, эту «щебенку» тоннами вырабатывают сегодня 99 процентов всех журналистов. Сидят, не отрывая задниц от компьютеров, и молотят по клавишам. Переписывают друг у друга сплетни. Слава Богу, еще остался один процент журналистов, работающих «в поле». Именно их и читают – их страстное слово, их волнение, их глубокое знание предмета, их честность передаются читателю и заставляет биться читательское сердце.

- А почему так произошло, как вы думаете? В СССР журналистика существовала в условиях цензуры, вертикали власти, а сейчас – строим демократию, провозгласили свободу слова, но расследовательской, живой журналистики – все меньше и меньше?

- Ну, ответ же очевиден, вы и сами его прекрасно знаете. Потому что наше общество и наш рынок – уродливы. На смену одной крайности, имевшей место в конце т.н. «перестройки», когда гласность выплеснулась через край, наступила другая крайность, когда почти все СМИ обрели своих хозяев, а хозяева выстроились в очередь, чтобы лизнуть власть в одно известное место. Журналистика, еще недавно считавшаяся «четвертой властью», превратилась в служанку у олигархов или у разного рода чиновников. Честных и принципиальных журналистов стали убивать. И хоть одно такое преступление было раскрыто? То-то и оно.

Все ведомства оградили себя пресс-службами… Я, когда опять-таки выступаю перед студентами, всегда говорю: «Ребята, первое правило – забудьте про существование пресс-служб, пресс-секретарей!» Ибо любая пресс-служба – это не ваш помощник. Это – ваш враг. Это структура, которая призвана не делиться информацией, а скрывать ее.

- Чего не может позволить себе журналист, фронтовой, международный, любой?

- Соврать. Сподличать. Быть равнодушным. Чего не может позволить себе любой порядочный гражданин.  Предназначение журналистики – бороться за человека! За его хорошую жизнь, за его достоинство, отстаивать этого человека, защищать его от чиновника, от бандита, от произвола, от всех несчастий. Когда я был главным редактором «Собеседника» [1985-1988 гг. – Н. А.], у меня висел на стене листочек со стихотворением, не помню, кто его автор [Василий Федоров – Н. А.], оно немножко, может быть, советское, но и сейчас актуально звучит:

Все испытав,
Мы знаем сами,
Что в дни психических атак
Сердца, не занятые нами,
Не мешкая займет наш враг,
Займет, сводя все те же счеты,
Займет, засядет,
Нас разя...
Сердца!
Да это же высоты,
Которых отдавать нельзя.

Про врага, возможно, чересчур, а вот – сердца… Бороться за сердца людей, поддерживать все самое светлое, позитивное, сражаться с нечистью, воспитывать Гражданина…

- Вы активно осваиваете площадку в социальной сети, ежедневно ведете свой блог. Что это для вас?

- Я начал этим заниматься ровно год назад, через силу, через «не могу», коллеги попросили  попробовать, что это такое, а потом я увлекся,  понял, что за этим большое будущее. Через FB  я ощущаю обратную связь с читателем, чего в газете давно уже нет. Нет ни писем, ни телефонных звонков, пишешь, словно в безвоздушное пространство. А в Сети я ежедневно получаю массу комментариев, где меня или ругают, или поддерживают, или что-то советуют, и это очень важно, потому что таким образом я держу руку на пульсе, понимаю, где  ошибся, где сфальшивил, куда идти дальше. У меня за год появилось больше четырех тысяч новых читателей в Сети, это же реальная и вполне качественная аудитория!

- Как вы думаете, журналистика печатная выживет в цифровом мире?

- Нет, боюсь, что не выживет. К сожалению или к счастью, но это так. Для меня это, конечно, личная трагедия, потому что я вырос в газете и прожил в газете целых полвека. Меня всегда волновал запах краски типографской, особенно в  юные годы. А каким счастьем было увидеть свою фамилию даже под крошечной заметкой. Но, похоже, этого уже не будет, все уходит в виртуальную реальность. Видимо, это – неизбежность.

- У вас огромный опыт поездок, встреч, общения с людьми, профессиональных наблюдений. Было желание написать книгу-наставление для студентов-журналистов?

- Одно время думал об этом. Но из меня плохой наставник, поэтому ничего, наверное, не получится.

- Дмитрий Соколов-Митрич выпустил книгу «Реальный репортер»…

- Я с ним не знаком, но с удовольствием его читаю, он – сильный журналист и , судя по текстам, видимо, приличный человек.

- У книги есть подзаголовок – «Почему нас этому не учат на журфаке?!»

- Молодец! Вот такая книга нужна.  Разве можно в университете выучить на журналиста? Я всегда говорю: «Ребята, хотите стать журналистами? Забудьте все учебники, которые вам рекомендуют, выбросьте все книги, которые вам советуют, возьмите трехтомник Ярослава Голованова «Заметки вашего современника». Внимательно прочитайте. И если вас это «пробьет», значит, у вас есть шанс».

Голованов, на мой взгляд, был самым выдающимся журналистом второй половины века. Незадолго до своего ухода он издал трехтомник своих дневников, которые вел со студенческой скамьи. Кстати, окончил Слава МВТУ. Вообще почти все великие журналисты из той старой «Комсомольской правды», где я вырос, не были выпускниками журфаков. За исключением Инны Руденко, она  окончила журфак МГУ.

 В дневниках Голованова есть все, чему надо учить начинающего репортера. Потому что через них он передал, как ощущал жизнь, как общался с людьми, как жадно впитывал в себя новые ощущения, каким падким был на открытия. Ясно, что в своих заметках он никого не поучает, ничего и никому не советует, но каждая – даже самая скупая - запись лучше любого учебника.

Журналистика это ведь не профессия, это – образ жизни (извините – опять банальность сказал). Если человек готов к тому, что он «на работе» круглые сутки, без выходных и отпусков, тогда у него может получиться.

Я видел, как работает Василий Михайлович Песков. Классик! В середине 80-х я в авральном порядке работал над диссертацией в доме отдыха газеты «Правда», в Подмосковье. А Песков тогда же  писал там свой «Таежный тупик». Утром он приходил на завтрак – в костюме и при галстуке. Я первое время жутко этому удивлялся: это же дом отдыха, к чему такие формальности?  А он мне говорил: «Володя, вот ты-то сейчас, наверное, еще с газеткой полежишь, а я сразу после завтрака сяду за стол. И не встану до самого обеда. А галстук – он дисциплинирует».  И он работал до обеда, а после – опять садился за стол и работал до ужина. Вечером мы шли с ним гулять, два часа по одному маршруту в хорошем темпе. И так – каждый день. Каждый день и всю жизнь! И только один день в неделю у него был выходным – воскресенье. Он брал фотоаппарат и шел в лес – снимать. Опять работа.

***

В конце интервью Владимир Николаевич сказал, что благодарен журналистике – за огромное счастье увидеть мир, попытаться понять его и обрести друзей в самых разных сферах – художника Михаила Шемякина, кинорежиссера Эмира Кустурицу, писателя Максима Кантора, до этого – писателя Юлиана Семенова, первого президента Ингушетии Руслана Аушева, полярного исследователя Артура Чилингарова...

- Мне очень нравится девиз из книги «Два капитана», вечный девиз – «Бороться и искать, найти и не сдаваться».

Именно этими словами из своей любимой книги Владимир Николаевич подписал мне «Вирус "А". Как мы заболели вторжением в Афганистан», политическое расследование, написанное в соавторстве с полковником Валерием Самуниным. И дополнил: «Жизнь гораздо длиннее, чем это кажется в молодые годы. Не уставайте!».

Наталья Авдонина

(«Журналист», №5, 2014)