Синдром Дарта Вейдера
Мне довелось в середине 60-х, не помню точно год, со-председательствовать с Александром Александровичем Зиновьевым на совместном заседании ученого совета Института философии на Волхонке и редколлегии Комсомольской правды. В повестке дня было подвести итоги дискуссии на страницах КП на тему «Знания и нравственность».
Мы в КП спросили своих читателей, зависит ли нравственность от знаний, становится ли человечество, страна, народ и отдельный человек лучше от того, что науки, особенно технические, технологические, да и фундаментальные, претерпевают такой головокружительный успех.
Помню, что ответ Зиновьева был в том, что прямой связи тут нет, скорее обратная… Наука открывает, говорил он, такие возможности, за которыми нравственность, этика, мораль просто не поспевают угнаться и проглатывают открытия, толком их не прожевав.
И вот ровно полстолетия спустя в «Русской трагедии», в главке «Новая проблема» на стр. 61 находим: « К тому же мы вступаем в эпоху тотального помутнения и мракобесия, исходящего из достижений научно-технического прогресса».
Отвлекаясь от содержания, скажу, что это очень характерный для Зиновьева пассаж, когда в одной фразе, и без того ставящей вверх ногами или, наоборот, - с головы на ноги, привычные представления, содержатся два как бы исключающие друг друга постулата. Но именно как бы…
Добавлю, что это дерзкое и по форме, и по сути откровение вводится маскирующим его значимость оборотом «к тому же», словно это нечто второстепенное, что лишь добавлено к чему-то более важному. В то время как ничего более значимого, что стояло бы сейчас перед человечеством, земным человейником, по Зиновьеву, и угрожало бы ему, на свете не существует.
Это важное возвышается надо всем: над идеологическими разногласиями, религиозными распрями, этническими между-усобицами, социальными пропастями…
Опасность эта тем еще страшней, что и сегодня мало кто согласен ее признать.
А ведь впервые Господь бог предостерег о недопустимости злоупотреблять знаниями еще при сотворении мира, когда он изгнал Адама и Еву из Рая за то, что они вопреки его запрету отведали плодов от древа познания.
В наши дни опасность порабощения человека роботами шагнула из сфер фантастики в реальность.
От страшного до смешного - один шаг. На Украине кандидатом в президенты был зарегистрирован некий Дарт Вейдер, Дарт Алексеевич Вейдер, реальный человек, принявший имя персонажа «Звездных войн», самовыдвиженец от Интернет- партии «Украина». Один из пунктов его программы - борьба с коррупцией.
- Каким образом?
- Проведем люстрацию, всех заменим на роботов Есть данные соцопроса: украинцы доверяют роботам
- Почему?
- Они еще не были у власти. Не успели себя скомпрометировать.
Но это всё, будем сохранять равновесие, - еще в весьма отдаленной перспективе, если измерять ее продолжительностью одной человеческой жизни. Хотя…Вот как раз в дни нашего Московского университетского Форума появились сообщения, что во время своего визита в Японию президент США сыграл в футбол с японским роботом. И хотя знаменательная встреча закончилась вничью, Обама признался, что ощущение было жутковатое: слишком похож был робот на человека. А человек – на робота, так и хочется добавить.
Гораздо реальнее и ближе горизонты всеобщей, не знающей границ зомбизации наших со-планетян, манкуртизации их, если вспомнить Айтматова, превращения миллионов и миллиардов в тех же роботов, только сделанных не из технических материалов, а из живой плоти и крови, кожи и мяса.
Та массовость, которой не удавалось достичь в истории человечества войнами, тюрьмами, плетями, пытками, физическими и нравственными, на чем споткнулись и Гитлер, и Сталин, и сенатор Маккарти, вполне, похоже, под силу как показывает уже сегодняшний день, компьютерам, электронной почте, электронной автоматике, Микрософту, социальным сетям типа Твиттер и Фэйсбук, коллайдерам и другим поражающим воображения открытиям и гаджетам, которые выскакивают на свет божий как грибы после дождя.
Блогерскому движению, наконец.
Идет всемирного масштаба соревнование за более успешное использование этого арсенала. Вернее, злоупотребление им.
«В двадцатом веке, - утверждает Зиновьев, - произошел великий эволюционный перелом. Когда-то люди выделились из животного мира и возвысились над ним. Теперь же происходит выделение из людей существ, которых можно назвать сверхлюдьми, и образование сверхобществ, возвышающихся над людьми и над человеческим обществом».
Если, как подтвердил это своими разоблачениями Сноуден, заурядному оператору, сидя за клавиатурой и экраном в уютном кабинете или операционном зале, дано читать и слушать, о чем разговаривают, какие эсемески посылают друг другу, к примеру, канцлер Германии и Президент Франции, а заодно заглянуть в переписку десятка миллионов их соотечественников; если сидя за той же конструкции (только с другой программой) компьютером, можно с помошью дронов убивать, как в заурядной электронной игре, неугодных тебе или твоим боссам human beings, находящихся за тысячи километров, а заодно и всякого, кто попадется под горячий палец, а потом объявлять это борьбой за демократию и мировые ценности, то куда дальше ехать?!
Это ли не супер-господство над себе подобными?!
А вспомним, какие светлые в кавычках горизонты открывает генная инженерия, пластическая хирургия, психотропные чудеса …
Скажут, это все звучит уже как общее место, набило оскомину, что-то из области фантазии… Страшилки. Кто-то вспомнит Льва Толстого о Леониде Андрееве: он пугает, а мне не страшно. Но тот, кто так скажет, лишь продемонстрирует, что он уже сам зомбирован, только на особый, интеллектуальный лад. Ибо все это уже существует, создается и используется Глава ЦРУ признал недавно, что АНБ (ANC) тотально просматривает и прослушивает телефонные разговоры и электронную переписку американских граждан без суда. Всего в год под это подпадает 250 млн. интернет - переговоров в год. И это только американцы…
И находится немало у нас охотников из числа интеллектуалов оправдать всемирный догляд такой фразой: «А мне лично нечего скрывать».
Позвольте отвлечься от основной темы и объяснить, что я имею в виду.
Мудрость не бояться самого себя
Учение Зиновьева - это бинокль, в который можно и нужно смотреть с обеих сторон сразу. Видеть мир и людей вблизи и в отдаленной перспективе. Побуждая и нас видеть слившимися два сразу изображения, увеличенное и уменьшенное, одно для деталей, другое для перспективы, Зиновьев помогает нам проникнуть в суть вещей, явлений, событий и проч.
Строго говоря, это не учение а метод подхода к изучению человейника и окружающей его среды. Но кажется, по-настоящему воспользоваться им удается (увы, теперь уж - удавалось) лишь самому создателю учения.
Не случайно, кстати, у него чуть ли не на каждой странице «Русской трагедии», например, а то и в каждом абзаце: с одной стороны и с другой стороны… Скажем, о коммунизме и советской системе он высказывает как будто бы противоположные, взаимоисключающие суждения. И это тем более кажется странным, что по своей профессии и научному опыту он логик.
Но противоречие снимается до обморока просто: есть идея и есть ее исполнение. Революцию 1917 года он называет «величайшим в истории человечества социальным экспериментом», «великим феноменом истории». Утверждает, что «при Брежневе русский коммунизм достиг состояния зрелости и добился наивысших успехов планетарного и эпохального значения». Но есть, по Зиновьеву, «коммунизм идеологический и реальный». Идея и исполнение. Отсюда и рефрен: «что из этого получилось, другой вопрос», что относится и к зрелости русского коммунизма при Брежневе, добавлю от себя.
Исполнение всегда компрометирует идею. Всегда. Увидеть это как закономерность - открытие Зиновьева. Но идея, если она велика, остается великой, это уже следующее открытие, сколь бы ее не компрометировали, как бы над ней не измывались. И до и после.
Возьмите хотя бы Великую французскую революцию. Или совсем уж из другой оперы: открытие Америки Колумбом и теми, кто шел за ним. Великие географические открытия, обернувшиеся уничтожением целых этносов, гибелью цивилизаций. Что же в них великого, казалось бы, а они все равно великие в исторической памяти человечества.
Или та же перестройка. То же роковое расхождение между идеей и исполнением. Это то, что происходило у нас на глазах, чего мы были участниками и со-участниками.
Но все равно перестройка изменила страну, изменила мир.
И если видеть только дну сторону явления и не замечать, даже отвергать другую – ничего в мире не поймешь. Катастройка? Тут я готов поспорить с самим мэтром. Не все и не с самого начала было плохо. Исполнение сослужило дурную службу.
Так и с коммунизмом в целом. Идея-то хорошая, великая. Недаром на нее набредали еще и Кампанелла, и Томас Мор, - напоминает Зиновьев.
И те, кто в нее верил и служил, были в Лагере добра, выражение Марка Щеглова, который понимал под этим отнюдь не ИТЛ, разумеется. И выплеснуть с водою ребенка было бы роковой ошибкой.
Человечество и в будущем не застраховано от таких ошибок… Это предопределено. И единственный способ смягчить остроту противоречия - помнить, что оно существует по определению.
Мария Васильевна Розанова, вдова Синявского, которую очень сложно заподозрить в любви к «архипелагу ГУЛАГ» хотя бы потому, что она шесть лет выцарапывала оттуда собственного мужа и возила ему туда передачи, как-то заметила, сошлюсь тут на свидетельство Дмитрия Быкова:: «Советская власть делала много отвратительных дел, но говорила при этом очень правильные слова, которые воспитывали удивительно правильных людей».
В то время как у фашизма, например, слово с делом не расходилось, почему фашизм страшнее даже сталинизма в самую его развитую, так сказать, пору. Что, кстати, утверждала и вдова Переца Маркиша, погибшего в застенках НКВД. А с сыном его Симой Маркишем мы учились на одном курсе филфака МГУ.
То, что является силой и мощью Зиновьева, является его же проблемой.
Он мог бы повторить слова Иисуса Христа из Евангелия от Иоанна: «Многое я мог бы вам еще сказать, но вы сейчас не можете вместить».
Если бы в конце семидесятых, когда появились «Зияющие высоты», кто- то сказал бы мне, что через полвека тот же автор напишет «Русскую трагедию», я бы ни за что не поверил. Но теперь не вижу в них противоречия.
Загадка Зиновьева…
Решить теорему Зиновьева - и значит, на мой взгляд, понять, каким образом «Зияющие высоты» и, к примеру, «Русская трагедия» или «Исповедь отщепенца» могли быть написаны одним автором, который ни в той, ни в другой книге умудрился ни на йоту отступить от самого себя.
Восточная мудрость гласит: в мире одноглазых не показывай второй глаз Он только и делал, что показывал его.
Да, тут есть какая-то загадка: только прочтешь, ошарашенный, у Зиновьева тезис, который с ног на голову ставит какие-то твои представления, как тут же начинаешь понимать, что и ты так думал, только стеснялся признаться в этом даже самому себе. На каждом шагу ловишь себя на мысли, что и ты то-то и то-то оцениваешь как он, только не хватало чего-то, чтобы додумать.. А чаще смелости – не смелости громко сказать, а смелости признаться самому себе, что был не прав.
Чтобы уж не очень-то выглядеть бьющим себя в грудь, уточню, что это я моделирую среднестатистическую оптимальную реакцию на Зиновьева. И я сейчас не говорю о тех, кто просто двурушничает из меркантильных или иных конъюнктурных соображений: умышленно молчит о том, о чем обязан кричать, соглашается с тем, во что не верит. Я говорю об истинно заблуждающихся, о тех, кто ищет и, найдя, не решается сам согласиться с собой.
Зиновьев призывает дерзать, не бояться самого себя, своей непоследовательности, которая, быть может, и есть мудрость.
Но вернусь к основной теме…
Каста «голливудообразных» в наступлении
Науку, я имею в виду, технические, биологические и фундаментальные ее направления, не остановишь. Пусть коллайдер грозит человечеству самоуничтожением, никто из власть имущих не скажет стоп из-за оправданной боязни попасть в ретрограды.
Подвергай все сомнению, - сказал античный философ.
Сейчас рядовой народ и либералы как бы поменялись ролями. Если в советский период основная масса населения, как считается, все принимала на веру, как персонажи Оруэлла, а интеллигенция все принимала with pinch of salt , то теперь народ в массе своей ничему не верит, а интеллектуалы как по шпаргалке твердят вслед за персонажами «Двенадцати стульев»: Запад нам поможет.
Долгожданная свобода - и дарованная властью с началом перестройки, и вырванная из ее рук усилиями таких прорабов перестройки как Егор Яковлев, Юрий Черниченко, Виталий Коротич, Михаил Ненашев, Иван Лаптев и другие, наложилась на невиданный рывок в электронно-информационной сфере, создав беспрецедентные технические и правовые возможности доставки интеллектуального продукта любого качества потребителю. Получилась горючая смесь, и результат не заставил себя ждать. Все на свете было переосмыслено, открыто или разоблачено, свергнуто с пьедестала или водружено на него, выкрикнуто либо прошептано так, что на весь свет было слышно. Все мы в той или иной степени отдали дань мозговой и словесной лихорадке, горячке, которая трепала страну. Вспоминаю заголовок собственного мини-эссе на знаменитой странице "трех авторов" в егоро-яковлевских "Московских новостях": "Время и бремя посягать". Заголовок говорит сам за себя.
Не заметили, как с водой выплеснули ребенка.
Борьба за свободу слова для всех обернулась со временем вседозволенностью для себя и затыканием рта другим. Инако - от тебя - мыслящие стали именоваться уже не диссидентами , а нерукопожатными.
Национал - патриоты всех, кто не с ними, называют оптом предателями, а либералы своих оппонентов – быдлом.
Родился новый журналистский стиль, с его полублатным языком, пренебрежением к фактам, спешкой прокукарекать, неумеренными поношениями и натужными восхищениями, вымученными заголовками-каламбурами, этим наваждением газетных полос и сайтов интернета. Помню, дня не прошло со времени Бостонской трагедии в США, где прогремели взрывы во время традиционного марафона, а в российских СМИ уже промелькнул аншлаг: «Добегались до теракта». И это еще самый щадящий пример.
И не будем тешить себя иллюзиями. Этот стиль продиктован не идеологией, к примеру, либеральной, левой или националистической. На этом языке говорят, пишут и снимают, осваивая как нельзя кстати пришедшиеся достижения хайтека, наши коллеги всех политических и идеологических мастей, от высоколобых и свободолюбивых Хакамады или Латыниной, того же Сванидзе до главного редактора журнала «Однако» или обозревателей «Газеты РУ» и газеты «Завтра»… Да и политики, начиная с самого верха, платят все более щедрую дань этому дурному стилю, снижая общими усилиями уровень общественного вкуса.
Давно ли изобретены в Америке социальные сети вроде Фэйсбука или Твиттера, те же блоги, а блогосфера (и не только она) уже превратилась в изо- и словесную помойку, в которой с наслаждением полощутся причисляющие себя к интеллектуальной элите всезнайки. Деды и бабки сплетничали на завалинке или на скамейке перед домом, их потомки упиваются этим в интернете.
Like and dislike( нравится не нравится) правят балом.
Читательские письма и дискуссии, которыми даже в авторитарную пору славилась та же «Комсомолка» (только что вышла очередная книга с письмами ее читателей 60-х годов), ушли со страниц печатных газет, а на каналах телевидения и в блогах превратились в перебранку, вплоть до матерщины. А то и драки.
«К фальсификации советской добавилась фальсификация пост-советская, западнообразность», - развивает Зиновьев свою мысль.
«Голивудообразность», - так, одним словом назвал он то, что доминирует на телевидении, в театре, кинематографе, с их заимствованными у Запада трюками, техническими эффектами, инсценированными ужасами, массовыми убийствами…
Мы - народ переимчивый. Как никакой другой. Все гребем, что под руку попадается.
В ранние девяностые, которые многим и сегодня представляются эрой неограниченной свободы, вчера еще бюджетные, но уже вырвавшие право писать, говорить и показывать, что захочется, старые и новорожденные СМИ стали добычей дикого, откуда не возьмись, племени олигархов, которые дозволяли ставшим их собственностью СМИ всё, кроме посягательства на репутацию и интересы их владельцев. Вспомним циничное заявление Чубайса: «Как нет свободы слова? У нас каждый орган печати свободен поносить, кого угодно, кроме своего хозяина. Но того разнесет кто-нибудь другой. В результате никто от разоблачений не застрахован. Все равны».
Но английская, например, присяга требует: правду, только правду и всю правду.
Олигархи приходили и уходили, хозяева, единоличные и коллективные, менялись или сохранялись, а принцип остается.
Собственность, будь то индустриальный гигант или скромное средство массовой информации, - это рынок, а у рынка свои законы. В погоне за рейтингом, тоже научное изобретение, мы тешим себя мыслью, что удовлетворяем вкусам и интересам аудитории, а на самом деле создаем их, точнее, не создаем, а заимствуем из-за бугра и в доводимом до абсурда виде насаждаем.
Отстаивая в годы перестройки свое достоинство, которое часто попиралось в советскую пору казенными организациями, журналисты попали в еще более унизительную, чем это было в советские времена, зависимость от своих редакционных боссов, будь то частное или государственное средство массовой информации. А сами боссы в той же, если не в большей зависимости находятся от своих невидимых хозяев.
В результате имеем то что имеем. И у меня, к примеру, нет рецептов и кардинальных мер, как из этого положения выйти, хотя я и осознаю, что дело швах.
Когда смотришь на сегодняшние взаимоотношения власти, СМИ и их аудитории с позиций собственного спецкорровского, редакторского и дипломатического опыта, всё чаще хочется спросить: не сами ли мы, пишущий, снимающий и звучащий народ, виноваты в том, что, в конечном счёте, именно нас начинают третировать соответствующим образом? В конце концов, по ту сторону «стенки» находятся такие же люди, как и мы. Они не лучше, но и не хуже нас с вами.
Есть, впрочем, один старомодный совет, обращенный и к самому себе, – стараться, как призывал Солженицын, во что бы то ни стало жить по совести, а не по лжи. В конце-то концов, мы все знаем правильный ответ на вопрос Маяковского: что такое хорошо и что такое плохо. Это гораздо шире, чем те или иные политические или идеологические воззрения.
(Газета «50 плюс», № 19, октябрь 2014 года)
Вслед за публикацией
Людмила Семина (из письма-отклика Борису Панкину):
…Теперь о Зиновьеве. Его феномен - в единстве противоположностей, как вы правильно и подчеркнули. Именно потому, что он логик, а, следовательно, грамотный мыслитель, для которого диалектика - не категория, но естественный способ мышления, он неизбежно доходит в своем анализе явлений до их существа, то есть до основного – и потому движущего - противоречия, о котором и старается поведать не столь прозорливым мыслителям, что вы тоже справедливо отмечаете.
Его метафорически оформленные понятия в виде лексических парадоксов служат именно этой цели. Я его прекрасно понимаю, подобно человеку, освоившему мир категорий как мир живых, полифоничных, объемных понятий, когда за каждым произнесенным вроде бы абстрактным словом он сразу мыслено видит и воспринимает огромный пласт сложно организованного, сложно структурированного и многомерно ассоциированного сгустка социальной (в данном случае), финансовой, биологической или любой другой энергии, для описания которой не хватает имеющихся слов. Откровения приходят к нам импульсами, а уж выразить их каждому приходится доступным ему уровнем и способом.
Диалектиков практикующих, то есть умеющих воспринимать и выражать винтовой шаг всемирного движения, почему-то не так много, а словесно – и вообще единицы. Зиновьев стремился. Оригинально, как истинный поэт. Кстати, Маркс ведь тоже был поэтом и свой "Капитал" писал как поэму, блестящим слогом. Можно, пожалуй, назвать таких поэтов Гомерами своих эпох и сфер.
Недавно мы вспоминали Ильенкова, который одной половиной мозга выстраивал свою поэму предназначению и организации мышления, а второй - опытным путем, через музыку Вагнера - старался пробиться собственным мышлением в те недоступные сферы преобразования энергии сознания в энергию космоса, которая закрыта от наших органов чувств, не дается нам в ощущениях, но все же входит в резонанс с человеческой сущностью. Предположу, что он уходил в другой мир, расставшись с жизнью специально, именно потому, что уже не сомневался в существовании какого-то реального (но иного) уровня существования. Ведь даже слепоглухонемые, с которыми он в доказательство этому экспериментировал, могли получить и развить до высочайшего интеллектуального уровня искру космического сознания.
Собственно, моя мысль проста: всякий проповедник одержим желанием обратить и других в свою веру. Зиновьев - из их числа.
А вообще, если сказать проще, мы все заложники непознаваемого знания, которое растворено в нас в силу волновой природы нашего физического мира, организующего вещественное устройство таким, каким оно нам явлено нашими чувствами. Но и непознаваемое человек воспринимает как резонанс, колебания, унисон, называя его Божественным, инстинктивно чувствуя в мире за нашим еще и другие силы, творящие этот резонанс.
Меня более всего во всем этом занимает механизм обратной связи, которая тоже ведь есть и проявляется - для кого-то чудом, прозорливостью, для кого-то исполнением желаний, для кого-то миссией, предназначением, заданной свыше функцией или задачей. Наука, то есть исследовательский аппарат, имеет свои границы в познании: даже открыв голографическую природу и волновой (цифровой, как сейчас говорят) характер мироустройства, даже, предположим, открыв в будущем наличие несомненного внешнего воздействия на Вселенную человека, она все равно не ответит ни на один вопрос, касающийся действительного положения вещей, ведь они творятся в других системах и на других уровнях бесконечности. А уж откуда вообще берется этот, возможно, единый для всех просторов и модификаций бесконечности вращательно-волновой принцип воспроизводства движения и перетекания энергий - нам не угадать никогда и совершенно. Лишь поэт (музыкант, пожалуй, еще сильней) рефлексирует своими ритмическими построениями в лад с этими колебаниями из ниоткуда в никуда... Поэтому он ближе всех к богу.