Международный литературно-публицистический журнал "Форум" и егт главный редактор Владимир Муссалитин опубликовали в №№ ХСVIII-XCIX (декабрь 2014 года) вторую подборку стихотворений Людмилы Сёминой. Портрет исполнен членом Клуба Маргаритой Кечкиной

ЗНАК «ЖИВИ»

Памяти отца
5 августа 2014 года Матвею Георгиевичу Сёмину исполнилось сто лет.
Он был футболистом, но оставил ногу на Невской Дубровке, защищая Ленинград.
Он был агрономом, разводил в Сибири стелющиеся сады. Спустя годы их вырубили за ненадобностью.
По его технологиям ставропольские земледельцы десятилетиями выращивали сильную пшеницу. Но его имени нет в Почетной книге края.
Он был профессором и учил будущего генсека партии. Но никогда ничего не просил.
Всю жизнь его тянуло к философии, но специального образования не получил. Был самодумом. Вел дневники. Рассказывал мне о мироздании, как его понимал.
Не верил в загробную жизнь. И до сих пор присутствует возле уловимой субстанцией.
До сих пор мы на связи.  Возможно, встретимся когда-нибудь еще.
Этот стих – его памяти.

Небесная азбука Морзе
Мерцает всю ночь напролет.
Одет в ослепительный форзац
Галактики  переплет.
 
Внизу отражение матриц,
Запущенных чьей-то рукой:
Озёрного зеркала абрис,
Чуть видимый сквозь млечный рой.
 
Внутри, в сердцевине вселенной,
Меня окружившей ядром,
Пульсирует проникновенно
Огнями мой крошечный дом.
 
Мой свет проникает в пространство,
Слегка искривляя его,
Но вряд ли миров постоянство
Зависит от факта сего.
 
Открыта всю ночь Книга судеб,
И звездной морзянкою весть
Сигналит нам свыше – что будет…
Останется только прочесть.

Да, все-таки связаны нитью
Все макро и микро пути.
Искра замелькала в зените:
Три точки, тире – знак «Живи».

***
ЗИМНИЕ ТКАЧИ

Когда приходят зимние ткачи
И в кружево закутывают дали,
Прошу, мой милый, только не ворчи,
Что до весны ты доживешь едва ли.

Смотри, какая белизна вокруг,
Каллиграфична вязь ветвей скрещенных.
Зима в спасательный нас вовлекает круг
Плетенья кружева из взглядов восхищенных.

***
Сегодня день набух весной,
Пасхальной лопнул скорлупой
И брызнул синими осколками -
Зимы последними сполохами.

Как иногда устанешь жить,
Читать газеты, пиво пить.
Как долго длятся холода,
Гудят противно провода,

Сугробы грязные текут,
Микробы вредные грызут.
Резину жизни тянешь вяло…
И вдруг – как новое начало

Салют предвестников тепла:
Луч солнца на щеке, ветла
Обсыпала себя поп-корном,
Вдруг захотел быть непокорным,

Румянец как у молодой,
Звон с колоколен удалой,
«Христос воскресе!» на устах…
Возобновлен  весны устав.

По этому уставу жить –
Себе воистину служить.

***
Любила, любила… И всякое было.
Кого-то жалела, кому-то дарила,
Кого-то хотела, а с кем-то спала.
Порой неожиданно верной была.
Бросали. Бросала.
И вновь догоняла. И слезы роняла.
И письма писала.
Рожала детей. Занималась семьей.
Грешила и вновь становилась святой.
Любила без памяти. И осторожно.
С букетами роз. И в кусту придорожном.
И хоть иногда было сердце разбито,
Никто не забыт и ничто не забыто.

***
Неужели влюбилась? Как интересно.
Снова двадцать? И снова влечет?
И уже без тебя мне и скучно, и пресно.
До тебя прожитое – не в счет.

Люди разных миров, хоть единого свойства,
Генералы отдельных полков,
Мы в отставке теперь, без штабов и без войска,
На тропе одиноких волков.

Сколько нам еще быть, жить-кружить, кувыркаться?
Что ж душа задрожала: родной!
И зачем захотелось вдруг, будто бы в двадцать,
На прощанье шепнуть: мальчик мой…

***
Пальма с веером трепетный танец
Исполняла под ветром в тот день.
И воды ослепительный глянец
Отражал ее дробную тень.

Голубого бассейна круженье
Проникало во чресла змеей.
Взмахи рук. Всплески ног. Погруженья.
Наслажденье купания в зной.

И мадонной с младенцем - с улыбкой
Неописываемой красоты –
Ты смотрела, как  я, чудо-рыбкой,  
Оживала в ладонях воды.

В этот раз не скрывала причастья
Своего к нашей общей судьбе.
Наконец-то увидела счастье
На твоем ненаглядном лице.

***
КАНИКУЛЫ В ГОРАХ

Прокукует птица, с ума, видать, сошедшая,
Миллионов несколько отпущенных мне лет.
Одинокой самочке - невмочь ей происшедшее,
Ну, а я не стану же куковать вослед…

Посижу  здесь чучелкой, неряшкою кулёмистой,
В облаке упавшем, молочном, поживу.
Поиграюсь в прятки лешачкою укромистой,
Залижу все ранки. Глядишь – и оживу.

Покусаю воздух, сладкий, льдисто-ломистный,
Водицей ледниковой отполощу нутро.    
Защищусь от прежнего трещиной изломистой,
Забуду всё, что пачкало. Было, да прошло.

Миллионов – много. Что мне с ними делать…
Пусть будет – как положено – человечий век.
Наряжусь царевною, буду снова белою,
Белою-пребелою, чистою как снег.

***
«Спасибо, бабушка, что маму родила»…
 О Боже, дождалась и я признанья.
Откуда в маленьком ребенке это знанье,
Что в неважнецкие мои дела

Как воздуха глоток я жду  участья
И оправданья прожитого зря?
Напоминает пену пузыря
Блестящий пшик достигнутого счастья.

Похвастаться могу лишь горстью праха:
Всех планов громадье ушло в песок.
За что из близких выжимался сок?
Желанной стала мне раскаяния плаха.

Но чуткий ангел стропит удила,
Не отпускает на дорогу плача.
Какая все-таки великая удача,
Что дочь, спасибо, внучку родила.

***
ПРИЧАСТИЕ ЖИЗНИ

Мы нежно любим своих детей,
пока они не вырастают из нее,
а мы до конца жизни держим в руках
лопнувший пересохший стручок своей любви,
из которого все горошины давно раскатились.

Я не знаю, каким человеком была моя бабушка,
я любила ее и впитывала ее таланты,
чувствовала ее переживания и сострадала им,
хотела ее поддержать и не забывала,
звонила, писала письма,
представляла, как она их читает – и тоже была рада.

Но материнская любовь угнетала меня, казалась излишней,
я отталкивала ее как вмешательство в мои личные дела,
привязанность казалась привязчивостью,
желание помочь – конкуренцией,
ее слезы отброшенности – притворством.

Я укатывалась горошиной как можно дальше,
чтобы прожить свою жизнь своим чередом,
злилась и ругалась на ее комментарии,
вспоминала свои детские обиды и слезы,
когда мне казалось, что меня мало любят.

Теперь гляжу на иссохший стручок в своих руках,
плачу от невозможности помочь своим детям,
ищу сочувствия чутких душ своих внуков,
смиряюсь с заброшенностью и отодвинутостью
от самых близких и нежно любимых.

И только горжусь про себя, когда кто-то из них
ошеломляет вспышкой неожиданного дара
и позволяет сделать законный вывод
о некотором своем участии в его появлении.

Новая любовь вырастает из той,
что осталась в моих руках пустой оболочкой.
Я вижу, как продолжение моей уходящей жизни
утверждается в своем времени – и снова рада.
Нет, не только рада. Я безмерно счастлива,
и во мне вновь зарождается полновесная любовь.
Отстраненная, но и причастная.
И я принимаю это воскрешающее причастие жизни.

***
Уходим. Уходим. Кто шагом, кто спешно.
Кто чист перед Богом, кто числится грешным.
Кому-то дорога окажется легкой,
А кто-то по ней проволочится ломко.
Страдают и плачут, и молят – одни,
А те - в кутежах жгут последние дни
И перехода страшится до жути.
Другой улетает, как будто бы шутит.
Кто цепок зачем-то, кто ждет избавленья,
Какая тут тайна – в предельном мгновеньи?
Я помню старушку: в церковном приделе
лежала в гробу, улыбаясь всем телом,
всей клеточкой мертвого существа.
И счастья полнее не видела я.
В потоке лучистом осеннего солнца,
Средь яблок душистых  в углу у оконца
Хотелось и мне оказаться в свой срок,
Уйти, как она: безо всяких тревог.

***
ПРОЩАНИЕ

Погасло светило моё. И душа опустела.

Ещё где-то мается полуистлевшее тело.
Ещё не иссяк с Елисейских полей тот заветный флакон.
Ещё курс лечения жизнь выдвигает на кон.
И умоляешь болезнь притупить беспощадные стрелы…
Ещё луч надежды, как лазер, кромсает беду,
Отодвигая грядущий наш плач оголтелый.
Но, как ни надейся, всё время имеешь ввиду,
Что это лишь долгие проводы, жалкий прощанья обряд.

И дождь за окном, словно ластик, стирает подряд
Дома и деревья, фигуры и серые лица.
И хочется бледным опавшим пером из крыла незатейливой птицы
Лежать на балконе до снежной, колючей крупы.
Не ведать, как смерть по-удавьи, спиралью, сжимает круги.
И думать, что нет, не одна в этом мире. Что всё только снится.
Что можно ещё, как всегда, до тебя дозвониться.
Но, прячься-не прячься, и как вокруг лжи не кружи,
А жить мне теперь навсегда с половиной души.
Вползает под сердце холодного знания страх…

Пока, мой когда-то любимый. До встречи на райских полях.
А-а-х!

**
Последний теплый день. Природа дремлет.
Вода стоит в пруду. Седой тростник
В ней отражается застывшим негативом.
Как желтые лимоны на кусту
Свисают листья, перепутав жанры.
Среди всклокоченных перин небес
Горошина светила закатилась.
Просвечивает тускло, вполнакала.
И только яростно цветут ромашки,
Белея, как стреляя, там и сям.
Теплынь уже томит. Уже невмочь…
Как воли ждешь морозца. Обещают
Синоптики его ночной прорыв.
Но ничего вокруг не предвещает
Такого резкого преображенья.
Вокруг лишь вязкий теплый день.
Последний теплый.
Который будешь вспоминать потом.
Иду – и только пыль слегка дымится
За тихими шагами. Как во сне.

***
В ОЖИДАНИИ

Ни зима, ни весна. Межсезонье.
Ветер южный. Случайный огонь.
Только глупые карки вороньи.
Мусор тлеющий. Жирная вонь.

Ни снега, ни листва не скрывают
оголившихся грязных кулис.
На прострел всё – от края до края:
обесцвеченный верх, мёрзлый низ.

Сухостоя щетина повялая
под ногой обреченно хрустит.
И речная вода оловянная
не смеется и не грустит.

Всё пространство тоской переполнено,
знаком близких, безжалостных бед.
Вот канавы края, будто в молнию,
затянуло под танковый след.

Нет, не танк, слава богу. Лишь трактор:
землекоп рукава засучил.
Пашет ли, или погост обустраивает?
Как-то пульс не к добру зачастил…

***
Сухотник старой черной ели
лицо царапал, словно тигр.
Мы все же выбраться сумели
из морока колючих игл.

Встряхнулись. На пенек присели.
Воды глотнули из горла.
А сучья злые вслед скрипели
о том, что стала жизнь горька,

что надоели птичьи трели,
что ломит к вечеру кору…
Под жалобы угрюмой ели
тянуло мысли к топору.

Бежали быстро. Как олени
помчались, радостно трубя.
Запомнив стон замшелой ели
тоскливой нотой сентября.

***
Белобокая птица с узорным хвостом
Протрещала начало тепла.
Изможденная долгим сугробным постом,
Неопрятна пока и сипла.

Круглым глазом, однако, поводит окрест,
Примечая, что плохо лежит.
Нет для птицы такого понятья: «арест»,
Есть сорочье понятие «жить».

Подскочила, схватила блескучую нить,
Целлофана измятый листок.
Унесла на березу – гнездо обновить,
Не смущаясь, что пользы чуток.

И смотри, не ошиблась: гнезда окаём
Издалёка той ниткой горит…
А счастливая птица о везенье своём
Целый день нам взахлеб говорит.

***
КАЗУС
Не прошу, а дарю.
Так чего ж ты кричишь,
Гонишь прочь?
Полминуты внимания жалко?

Ты, конечно же, занят.
Как, впрочем, и я.
Нет, ни скроешь:
Не жалко минуты, а жадно.

Жадность – хитрая баба.
Высокий забор
Между нами
Из острых жердей недоверья.

Как опасливый конь
Ждешь подвоха с уздой,
Бьешь копытом
И ржаньем толкаешь до двери.

Тот овес, что подрос
Для тебя на меже,
Собран мной
За спасибо. Ждала лишь кивка.

Но отвык от простого,
От жеста любви.
Сразу “клик” –
“Что попросит? Не так же зашла?”

И глядим, дураки,
Друг на друга, а врозь.
Параллельно
Идут мозговые извивы.

Не прошу, а дарю.
Но привык торговать.
Вот и гонят любовь
Алчной мысли приливы.  

Федеральный еженедельник "Новый вторник" и ег главный редактор Леонид Арих опубликовали несколько стихов Людмилы Семиной, назвав их формат особой формой публицистики.

МИГРАЦИЯ

Повесился сосед. Другой сосед-таджик,
В глаза по-русски простодушно глядя,
Сказал «Проблемы были» - и ладонью вжик!
Под горлом чиркнул. И добавил  “Бляди”…

Две женщины, и впрямь, тягали мужика
То в кабалу семьи, то в вольницу постели.
В Молдове дети, дом. Здесь иммигрант-жена
Из подбухарского аула. Опустели,

Ушли вовнутрь, запрятались глаза.
Поникли руки, тяготясь работы.
Последней волею сварганил два узла,
Чтоб в тартар провалились все заботы.

Узбечка тонким голосом сверлила,
Канюча до рассвета про аборт.
Он вяло материл ее. Скулила
Собачка, не желая взять «Апорт!»

Он выгнал подышать ее немножко,
Сам вокруг дома обежал недолгий кросс.
И свежий выводок подъездной кошки
Отнес зачем-то на помойку, на мороз.
 
Сожительница, завернувшись в плед с оленем,
Заснула. В ванной висельный овал
Примерил он. Опёрся на колени
На табуретку. И ушел в астрал.

Собачка мелкая, набегавшись по роще,
Отголосила вместо равнодушных.
Жена сожгла покойника: так проще -
В коробочке – мимо таможни ушлой.

Таджик костюм соседа взял себе,
Собаку в лес унес, зарыл там в старом сене.
Хозяин сдал жилье другой семье.
На девять дней играли новоселье.
("Новый вторник", № 29, 25 сентября 2012 года)

ЭПОХА БОЛЬШОЙ ЛИНЬКИ

Пройдешь вдоль загнивающих прудов –
Лягушек хор утробный оглушит.
И сразу приговор стране готов:
Ветшает и меняться не спешит…

Пройдешь особняков помпезных ряд,
Подумаешь: не все нищают, нет!
По косточкам страну тут каждый рад
Перетащить в свой личный кабинет.

Обноски старой шкуры СЭ-СЭ-ЭР
Мозолят глаз. И все же  неспроста
Все ярче над заборами химер
Заметна  свежей плоти пестрота.

Бесстыже и напористо растет,
Проплешины скрывает и кресты.
Большая линька по стране идет.
И кое-где пруды опять чисты.
("Новый вторник", № 27, 10 сентября 2012 года)

ОЧНЕМСЯ ЛИ?

Сегодня стреляли из пушек водой,
С майданов транслировали дикий вой
Толпы бесноватой. И фарс «пробужденья»
Демократического окруженья.

Когда-то и мы проходили сквозь строй
Под злобные вопли, проклятья и вой
Рьяных противников партдиктатуры,
Из дамок свалившейся прямо в дуры.

Бессилие власти – нард продается,
Цинично врагам за гроши отдается.
За деньги готов могилу копать
Себе и соседу. Не жалко и мать.

Вся муть поднимается пеной на ор,
«Революционный» давая напор.
Гражданской войной вовсю уже пахнет -
Войной, в которой страну чужой хапнет.

Держава лопнет. Майдан будет брошен.
Толпа рассосется, считать станет гроши.
И как тут поможешь? Игра без правил.
Кому нужней, тот игрой и правит.

Жаль, что не мы, не братья-славяне,
А те, что весь мир давно оболванили.
Коварству подлых во всем уступаем.
Все понимаем, да на авось уповаем.

И не водой их стреляют орудия,
Кровавая бойня повсюду орудует.
Зеваками смотрим, как властвует ложь.
Когда же очнемся? На что же ты гож?  
("Новый вторник", № 40, 17 декабря 2013 года)

Международный журнал "Форум" и его главный редактор, член Клуба Владимир Муссалитин опубликовали в очередном (№№ 80-81, 2012 год) выпуске подборку стихов Людмилы Сёминой. Это, как ни странно для возраста автора, ее дебют. Стихи появились в период с марта прошлого года по март нынешнего.