Письмо № 13. 27 августа 2012 года. Людмила Семина. Загадка Ахматовой – Сталина. Гипотеза для В.Недошивина

 

Слава, загрузила, наконец, все твои рассказы из “Story” о поэтах Серебряного века в наши ПУБЛИКАЦИИ. Постаралась найти побольше фотографий из интернета – они просто напрашивались к таким кинематографичным текстам. Читала опять с величайшим наслаждением. К Ахматовой – уже от себя – поставила ее великое «Родная земля», не умея снова сдержать слез и благодаря бога за такой подарок всем нам – через нее.
Вот еще об Ахматовой хотела с тобой побеседовать: ты ведь задал читателю вопрос, предложив свое видение ее отношений со Сталиным, и возбудил желание тоже подумать на эту тему.
Почему Сталин «благоволил» к «блуднице»? Если отрешиться от мистической версии их запредельной связи (что, впрочем, тоже не исключено, но это отдельный разговор), можно попробовать взглянуть на их виртуальный контакт как на отношения людей одного поколения.
Он был старше на 11 лет, но в Питере они сошлись в одно время в 10-13 годы прошлого столетия. Ахматова, 19-24 лет от роду, тогда была звездой поколения, уже жена Гумилева,  автор первых поэтических сборников, культовой фигурой богемного и интеллектуального столичного мира.  А Коба – малоизвестным революционером 30-35 лет, сбежавшим из Вологодской ссылки, нелегально проживающим у рабочего Савинова под фамилией Васильев – и вновь отправленный после поимки на поселение в Вологодский регион.
Теперь поставим себя на их место. Вспомним хотя бы наше поколение: 60-е годы, уже взошла звезда Ахмадулиной, а, скажем, Горбачев, который был старше на четыре года, крутился в это время в комсомоле, еще даже не на первых ролях, и был заочником сельскохозяйственного института. Спрашивается: кто для него, как для человека поколения, первая поэтесса в СССР? Конечно, Белла Ахатовна. И не потому, что он САМ открыл ее поэзию для себя, а потому, что так складывалась матрица поколения шестидесятников.
В матрице 70-х годов из женщин на Олимпе – культовая звезда Инна Чурикова (кино победило поэзию), 80-х – Алла Пугачева (эстрада заменила Политех и бардов), 90-х – «маленькая Вера» Негода (тут уже секс начал вступать в права свободомыслия), потом чуть-чуть Рената Литвинова (начало гламура) и чуть-чуть Земфира (окончание поэзии), а нынче, кажется, и вообще уже Собчак (эра ТиВи). Время обмельчало. Место первой поэтессы так и осталось за Ахмадулиной. Несмотря на ее уход. Но, возможно, и у самых молодых сегодня есть свои поэтические кумиры с женским именем (рэперша какая-нибудь), которые нам, старикам, не интересны, а для них на всю жизнь именно эти имена останутся знаком поколения.
Короче, идея в том, что для нестарого провинциального, впервые оказавшегося в столице, грузинского парня с полубандитской биографией, но все же после духовной семинарии, склонного к собственному стихосложению, то есть не чуждого музам и интеллектуальным занятиям (теорию марксизма тоже надо было проштудировать), даже, можно сказать, с некоторыми – по молодости - романтическими амбициями партийного братства, имя Ахматовой как первой поэтессы Петербурга, скорей всего, было известно и впечаталось в его поколенческую матрицу навсегда. Кстати, как и имя Пастернака, к которому он тоже «благоволил». Они его еще и потому интересовали, что были именно ПЕРВЫМИ, лидерами, вождями своего цеха. И в некотором смысле (карьерном, как сказали бы мы сегодня) оказались для него примером.
Он знал и награждал премиями своего имени многих советских поэтесс (ту же Алигер, например), но, думаю, их имена (не говоря уж о стихах) вряд ли запоминал, а, может, и не знал вовсе – тут был уже для него политический конвейер организационных мероприятий.  Эти были родня. А Ахматова – кумир юности. Так я могу объяснить необъяснимое, казалось бы, почтение тирана к «монашенке»…
Теперь о том, почему сама Ахматова сопоставляла себя со Сталиным, была уверена в его к ней особой внимательности. Тут дело, мне кажется, не в ее каких-то вождистских амбициях, или гордыне, или, наоборот, мании преследования, или надеждах, что он не может ее не оценить как равную себе – «царицу»… 
Она, конечно, знала масштаб своего дара, умела его подать с достоинством, но в жизни обычной была все-таки женщиной простой, неприхотливой, некапризной, не очень удачливой, не очень счастливой, часто мирилась с навязанными обстоятельствами, могла быть и глупой, наивной, хитрованкой порой (на уровне быта), но и не самой корыстной на этом свете. Все-таки жила своими думами – в большей степени. Поэзия – это ведь нескончаемая дума.
Так вот: ее дума, даже в самых лиричных стихах, - это выражение крупного человека. «Царица» - это не столько о посадке головы и медальном профиле. Это величие персоны. Прирожденное. Его нельзя приобрести. В очень малой мере величие это звучит в таком современном употребимом понятии как «харизма», то есть наделённость человека особой, природной притягательностью большого личностного авторитета. Понятно сказала? В общем, - Ахматова как личность безусловно обладала величием – и ума, и таланта, и самоутверждения, и духа, и воли.  И сама знала это про себя. И тянулась к себе подобным.
Сталин, как мы теперь знаем, по-человечески был мелок, злопамятен, мстителен, груб, даже труслив, не говоря уж о паранойе. Но тоже обладал харизмой и даром организационного гения, сумевшего подмять под себя гигантскую машину партийного ресурса.  Его человеческая сущность была известна только ближайшему кругу. Для остальных он – «отец народов», имидж которого лакировался позолотой, а отнюдь не кровью невинно загубленных.
Со стороны и для несведущих Сталин – великая фигура. Ведь это он, так кажется, принимает великие решения. То, что на эти решения работают в их подготовке тысячи лучших умов страны, скрыто за кулисами управленческой рутины. При мелком правителе рутина вылезает наружу и делает видным его слабость. А Сталин правителем был как раз искусным: интриган и позер, да еще с деспотичным характером. Умел подать себя в роли вождя с достоинством. Умел казаться великим. И не стеснялся в средствах такого самоутверждения. Остался провинциальным грузином, для которого игра в пафосность, блефование, надувание щек – атрибут ментальности.
Великая Ахматова, как многие, обманывалась (правда, при этом не прислужничала – в отличие от того же Мандельштама, писавшего Сталину и хвалу). Страшное приписывала исполнителям, в Сталине видела правообладателя милости. Легко судить о прошлом, но нелегко разобраться в настоящем. В этом и есть главная трагедия конкретного человека, живущего здесь и сейчас. Поэтому никто не застрахован, как говорят у нас, «от тюрьмы и от сумы». И строить сейчас из себя чистоплюев и умников, винить Аню Горенко, что не разобралась, каков Сталин негодяй, допускала в душе, что они оба – из одинаково великих, о чем вождь непременно знает и должен в конечный момент выручить ее, отогнать мелких шакалов, заткнуть всех тявкающих и кусающих… Нет, Ахматову в чем угодно можно заподозрить, но только не в верноподданичестве. Ошиблась как миллионы, как весь народ. Ее народ. Не прогибалась. Но верила.
А Сталин имел к ней интерес познавательный. Ему было, наверное, просто любопытно посмотреть, какой она стала в его мире – той же звездой осталась или он и ее превзошел? А когда сравнил и решил, что она «устарела», потерял к ней всякий интерес…
Художник и власть. Да, такая проблема существует, всегда актуальна. Но это – абстрактная, фундаментальная проблема. В конкретной жизни все проще: люди сравнивают в своем движении себя с другими, позиционируют, как мы теперь говорим, так или этак, выстраивают отношения, меняют их, оценивают и переоценивают, играют свои социальные роли и самоутверждаются так, как у них получается. Добиваются успеха в одном, теряют и ошибаются в другом.
И наверняка, в этот самый миг все это и происходит…

 


Назад к списку