«Четыре Я Константина Симонова» (1999 г.-1-е изд. 2015 г.-2-е изд.). Людмила Семина. Драма посредничества может быть понята. Ответ критику Николаю Анастасьеву

Известный литературовед и критик, покойный уже Николай Анастасьев не разделяет адвокатской позиции Бориса  Панкина, объясняющего драму Константина Симонова объективными обстоятельствами существования в условиях автократии и тоталитаризма. Симонов вырастил себя и в дальнейшем лепил, подобно пластилину, по лекалам текущего времени. И поэтому нес на себе отпечаток как достоинств, так и уродств существующего строя. 

Анастасьев утверждает, что была альтернатива, которую озвучила, в частности, Лариса Жадова, жена Симонова  (приоритет творческого над общественным), именно такая альтернатива и есть, на его взгляд, необходимая свобода художника, призванного посланным даром отображать общие вещи необщим выраженьем. 

Сближение с властью всегда чревато потерей лица и совести. Порок нашей несвободной интеллигенции как раз во всегдашнем заискивании перед властью. Симонов был болен тем же… А вот Твардовский оберегал себя и только пользовался властью для защиты от злопыхателей. И поэтому достиг большего как художник, как пророк, даже как литературный деятель.

Пафос Анастасьева разделяю. Но не соглашусь с отрицанием адвокатского рассмотрения судьбы героя. Не существует чисто-идеальных условий социума, позволяющих художнику парить над ситуацией. 

Сам Анастасьев защищает Твардовского, находя уместные объяснения его не совсем благовидным общественным деяниям. Симонов, каким его рисует Панкин, был все же устремлен не на личное благополучие, а не общественное благо, как его понимал. Он добровольно взял на себя функцию амортизатора между властью и человеком, лавируя, находя компромиссы, уходя от радикализма и экстремизма с обеих сторон, пытаясь разъяснить и тем и другим взаимную правоту. 

Общественное посредничество – тоже дар, далеко не всем посылаемый. Симонов, похоже, ощущал его в себе как не меньший, чем дар летописца-художника. Другое дело, что выбирая (как проявление своей внутренней свободы) служение этому дару, художник обрекает себя на проклятия и непонимание обеих сторон. И его трагедия именно в этом – невозможно быть правым в глазах социума и его интеллектуальной элиты, а также и власти, стремясь услужить всем.  

Интересно, как бог оценил земную миссию Симонова? Признал ее духовную благодетельность или укорил в суетности?