ЛЕТОПИСЕЦ СОВЕТСКОЙ НАУКИ

♣    Людмила Семина, имп.лиректор Клуба журналистов всех поколений «Комсомольской правды»

Про родственников трудно писать: дистанция стирается, а большое, как известно, видится на расстоянии. Губарев, который пришел на Шестой этаж хоть и с «допуском», но все же вчерашним студентом, выпускником строительного вуза, проходил здесь все этапы и все препоны начального периода в профессии, от стажера, от переписывания первых, пробных сначала заметок. Тогдашний отдел науки в КП, собранный и взращенный Михаилом Хвастуновым из «технарей», специально для пгопуляризации достижений научно-технической революции, стал интеллектуальным ядром газеты: Ярослав Голованов, Леонид Репин, Владимир Савченко, Владимир Губарев. Они писали о генетике и атомной бомбе, о космических аппаратах и батискафах, о синхрофазатронах и лазерах. До сих пор помню прогноз Губарева в их полосе «Клуб любознательных» о том, есть ли жизнь на Марсе, неутешительный прогноз, который опечалил полстраны верящих, что мы не одиноки во Вселенной. Но Губарев, как подлинно ученый человек, нем ог соврать и опирался только на достоверные и установленные факты.
Можно представить, сколько знаний вместилось в его голову за шесть десятилетий непрерывной работы в научной сфере! Тем более, с допуском к самым потаенным ее секретам. Обладая фантастической работоспособностью, неукротимой амбициозностью, легким пером и громадными связами, Губарев неутомимо перекладывал накопленные знания в неиссякаемый поток книг о людях науки и ее достижениях. Счету им нет, как и пьесам - со знаменитой «Сапкофаг» о Чернобыле, документальным фильмам, телепрограммам, интервью и лекциям. Даже Леониду Брежневу для биографической эпопеи того именно он написал основу тома о космосе (опубликовано в «Новом мире»). Уже на девятом десятке жизни Губарев издал в книжных коллекциях «Комсомолки» десятитомную серию «Великие ученые», готовя ее, привлек и обучил работе над такой литературой студентов журфака.
Володя был ияким в обращении руководителем, с легкостью играл в неформальные отнгошения, никогда не делая никаких окриков, разносов или показательных выволочек. Для зама главного редактора, которым он служил более пяти из шестнадцати редакционных лет, это было уникальным поведением. Поэтому его в коллективе любили. Многие искренне благодарны ему За помощь, поддержку, другие добрые дела. Да просто мог взять и прокатить по Москве редакционных девчонок на своей «Вроге» (немыслимой роскоши автомобиль в те годы, такой в редакции был только у него и Головангова, доставшись им по квоте Академии наук). 
Но все же Губарев не был рохлей, он был собран, четок, цепк, памятлив, смногомудр, энергичен. Ставил цели идостигал их. Очень хорошо понимал устройство аппаратной жизни (высших эшелонов власти) и умело там лавировал. Долгие годы руководил в «Правде», главной политической газете страны, научной редакцией, что без таких способностей вряд ли было бы возможно. Но и с наукой он предпочитал дружить как журналист, а не рулить ею в качестве партийного цензора. Его авторитет в научных кругах, опирающийся на близкие товарищеские отношения со всеми академиками Советского Союза, в том числе и «секретными» (название одной из его книг «Секретные академики», в которой он впервые открыл миру авторов засекреченных проектов). И до конца жизни недаром же оставался советником президента и президиума РАН.
Элла Щербаненко нашла в своем архиве удивительную вырезку из «Комсомолки» лета 1976 года, когда Владимир Губарев уходил научным обозревателем в «Правду», то есть этажом ниже, где была ее редакция, но рангом гораздо выше.
Наш культовый шестиэтажный поэт Алик Шумский, которого Губарев протекционировал и поддерживал, хотя Шумский и сам по себе был всеобщим любимцем, написал на уход прощальные стихи с грустинкой и поклонами старшему другу. Вырезку с ними и обнаружила Элла.
Прими, Володя, этот прощальный привет еще раз! Светлая тебе память!

♣    Александр Шумский, журналист КП 70-х годовДЕРЖАВИНУ

В.С.Губареву посвящается
Когда дела катились кубарем
И каждый час грозил бедою,
Нас выручал Володя Губарев

Он был Державиным без Пушкиных, 
Но ради Пушкиных своих
Готов был даже по вертушке
Звонить кому-то из троих.

Он нас учил и сам учился:
Трусливым быть – великий грех.
Как жаль, что Губарев спустился
По лестнице, ведущей вверх.

♣    Элеонора Щербаненко, президент клуба журналистов КП «Семидесятники:
Нисколько не сомневалась: стихи Алики Шумского о Володе Губареве тронули всех. Единственная светлая нота в эти печальные дни... Захотелось оставить на память всем нам еще несколько светлых мгновений: заметочки из той же газеты на уход Губарева из КП. Так тогда писали. Так жили. Так любили.

♣    Сергей Лесков, научный журналист КП
ЛУЧШИЙ УЧЕНЫЙ СРЕДИ ЖУРНАЛИСТОВ И ЛУЧШИЙ ЖУРНАЛИСТ СРЕДИ УЧЕНЫХ
Я пришел в отдел науки «Комсомольской правды» после того, как из газеты ушел Губарев. Ушел в «Правду», которая располагалась этажом ниже. Как сказал поэт Алик Шумский, ушёл вниз, но с повышением. Я много слышал о нем от корифеев этого цеха - Ярослава Голованова, Леонида Репина, Бориса Коновалова, Михаила Реброва. Все они уже покинули этот мир. Губарев оставался последним из плеяды блестящих научных журналистов, которые сформировались в эпоху расцвета советской науки, когда мы  неводом гребли Нобелевские премии, молодежь бредила наукой, в Политехническом музее по рукам передавали к трибуне академиков, а спор между физиками и лириками был интереснее нынешних диспутов о ЗОЖ и важнее фотоссесий в Инстаграмме. Наука была востребованной. Научная журналистка была на коне.
Мы близко познакомились с Владимиром Степановичем во время поездок по закрытым уральским и сибирским атомным городам. Насыщенность интеллектуальной мысли там сравнима с Ленинским проспектом. Он снимал фильмы, я собирал материал для книжек. Губарев во время часто изнурительных поездок походил на гренадера, всегда был подтянут и находился в отличной форме. Говорят, что идеальная машина обладает безупречной формой. Губарев отличался благородной мужской красотой, и мы часто ловили на нем восхищенные взгляды женщин всех возрастов и профессий.
Меня поражало его врожденное чувство собственного достоинства, его нельзя спутать с чванством или спесивостью. Будучи лауреатом всех мыслимых премий, он с одинаковым тактом разговаривал с академиками и молодыми учеными. Что касается журналистов, то вне зависимости от ранга он всегда находил возможность подсказать коллегам нужное направление работы. По этой причине многие издания приглашали его в редакционные советы.
Вечерами Губарев рассказывал о богатой на события жизни. Мало кто умел так травить байки и держать стол. Это особый вид щедрости, которым наделены самые талантливые люди. Он выпивал с пятью президентами США. Не знаю, найдется ли в самой Америке президент, который выпивал с таким количеством коллег. В этих рассказах была видна его страстность. И полное отсутствие злости, хотя жизнь часто подкладывала ему свинью. 
Губарев постоянно и безотказно помогал людям. Часто по медицинской части, где у него со времен Чернобыля было множество связей. Но и на более высоком уровне. Губарев обратится к Шеварднадзе с просьбой установить, как полагается, бюст в Тбилиси, на родине Трижды Героя СоцТруда Щелкина, которого за своеволие невзлюбил Хрущев. Шеварднадзе согласился, но в независимой Грузии бронзовый бюст бесследно пропал.
Губарев написал миллион статей, книг, сценариев. Можно удивляться его плодовитости. И у него было много жизненных увлечений. Он напоминал Куприна и Хемингуэя, даже внешне. 
Губарев не терял форму, потому что знал, что инерция мысли – это гибель и писателя, и журналиста. И, что важно, ученого. Да, я думаю, что никто из журналистов не был так внутренне близок к ученым, к миру науки, как Владимир Степанович Губарев.. 
Он не сделал научных открытий, но был страстным популяризатором науки, как, например, Карл Саган. Это важный вклад в науку. Можно сказать, что Губарев был лучшим ученым среди журналистов и лучшим журналистов среди ученых.
Губарев рассказал мне, однажды Ландау признался ему, совсем молодому журналисту, что лучшая его теория состоит в том, как надо жить. Быть искренним. Предельно искренним. И активно стремиться к тому, чтобы вокруг тебя люди жили счастливо.
Думаю, это была главная формула жизни Губарева.
P.S. Удивительно, что на гражданской панихиде по Губареву в ритуальном зале Академии наук, где было много газетчиков и глава СЖ Владимир Соловьёв, не было никого ни от Роскосмоса, ни от Росатома.
А ведь об Атомном проекте он написал целое собрание сочинений. Пьеса Саркофаг шла в 56 странах мира. 
Мавр сделал свое дело.
Был человек – была польза. Нет человека – поскорее забыть...

♣    Кирилл Привалов, журналист0международник
Испортили нам университетский праздник, столь любимый. Ушел от нас на Восток вечный Дед, Владимир Степанович Губарев. Блистательный журналист, писатель, драматург, рассказчик... Красивый человек... Какая боль! Неделю назад я говорил с ним, наметили встретиться - и вот... Почему так? Вечный вопрос. И - пустота... 
Наш университетский праздник перестал быть для меня, как когда-то, веселым после того, как умер мой друг Бисер Киров. Этот болгарский красавец прекрасно исполнял песню на слова Наума Олева "Татьянин день": "Была зима, был первый день каникул..." И однажды улетев на Запад, Бисер, брат мой, не вернулся: ушел навсегда... Сейчас день Татианы стал еще грустнее: не стало нашего Деда... 
Мир их праху!

♣    Александр Милкус, научный журналист КП
Владимир Степанович Губарев… последний из великой плеяды журналистов «МихВаса» - Михаила Васильевича Хвастунова, собравшего и возглавлявшего отдел науки «Комсомольской правды» 50-60-х годов прошлого века. Голованов, Репин, Биленкин, Губарев… для меня, юного, это были имена из учебника по журналистике на журфаке.
Губарев… весельчак, балагур, энциклопедист и фантастический рассказчик. Казалось, что в нем было энергии на троих или даже четверых журналистов. 
К сожалению, пересекались мы с ним очень мало. И задним умом понимаешь сколько упущено. И сколько историй не услышал. И уже не услышу никогда… 
Светлая память, Владимир Степанович…

♣    Сергей Шачин, спортивный журналист
Вечная память! В честь Владимира Степановича звезду следовало бы назвать...

♣    Василий Устюжанин, спецкор отдела политики КП

С Володей Губаревым творческая судьба меня не свела ни разу. Годы развели. Я пришел в "Комсомолку", когда он ушел из нее. Но в июне прошлого года замечательный случай свёл нас за одним столом - отмечали в доме творчества в Переделкине выход уникального поэтического сборника "Стихи шестого этажа". Володя жил в Переделкино и пришёл на встречу первым.  Сидел один за длинным столом и читал, склонившись седой и лысой головой, наш толстенный фолиант. Потом, как водится, были разговоры за накрытым столом, тосты, воспоминания. Володя говорил так ярко и просто одновременно, что рука моя сама нажала кнопку видеозаписи в телефоне. Жаль было упустить такой живой момент - легенда журналистики говорит о том, что тебе близко и дорого. О родной газете, о стране, о коллегах, читает стихи. А сегодня узнал от друзей печальную новость - Володи не стало. И память вернула к той летней душевной встрече. И даже не память, а сердце - Володя остался в нем светлым и чистым откровением. И всего лишь после одной встречи.
Мои друзья и коллеги написали сегодня о Володе трогательные и пронзительные слова прощания. Увы, жизнь, конечна.  Но об этом совсем не думалось в июне, субботним вечером, в Переделкине, где Володя был бодр,  весел, здоров и обаятельно красноречив.

♣    Людмила Кривомазова, главный редактор журнала «Русская водка и вино России»
Прощайте, Владимир Степанович. Спасибо за человечность, за дружбу. За то, что понимали без слов.

♣    Валерий Володченко, собкор КП в Казахстане
ПРОСТО БЫЛ ПОРЯДОЧНЫМ!
Умер Владимир Степанович Губарев. Ушел светлый человек. Настоящий человек! 
Когда в 1974 году меня брали в собкоры, то перед утверждением в ЦК надо было пройти собеседование со всеми членами редколлегии. Процедура достаточно нудная – выслушивать банальные слова «напутствий». Поразил Губарев, который вел в тот вечер номер: «Ну, что мы будем время терять? Не получится – выгоним!» И поставил необходимую закорючку на листке. Я потом землю рыл, чтобы оправдать его доверие. А когда «Комсомолка» стала печатать мои «космические репортажи», то в корпункт позвонил Губарев и тепло меня поздравил. И я понял, что проверку выдержал , а главное - оправдал доверие Владимира Степановича…
Пять лет назад я оказался в отчаянном положении – требовалась срочная помощь медицинских специалистов, при этом – самых-самых… Когда я позвонил по телефону «от Губарева», то большой медицинский начальник безотлагательно занялся решением моей проблемы – «потому что Губарева очень уважает»… Можно считать, что Владимир Степанович щедро подарил мне эти пять (а дальше – сколько получится) лет жизни…
Очень это непросто – во всех жизненных ситуациях быть уважаемым человеком! Владимир Степанович Губарев им был. И остался!

♣    Алексей Бархатов, спецкор отдела литературы и искусства КП
Ушёл Владимир Степанович Губарев - добрый друг, ас нашей журналистики. Космос был близок ему по необъятности натуры, энергии, бескрайности эрудиции и души. Я дважды в жизни ездил на его личной «Волге» - в первое и последнее совместное дежурство в «Комсомольской правде». Остались его добро и тепло, воспоминания от встреч и бесед, его мудрая улыбка и книги. Осталась светлая память.

♣    Николай Андреев, экономический обозреватель КП
Не стало Володи Губарева. Владимира Степановича Губарева. 
Уникальный журналист. Уникальность его в том, что никто больше него не знал столько об атомной и космической сферах Советского Союза и России. Он занимался этой темой с 1960 года. Он был среди десятка человек в стране, которые имели высшую категорию доступа к атомным секретам. Он был знаком со всеми главными конструкторами ракетной техники, ядерного оружия. Он знал всё. 
Мы с ним работали вместе в «Комсомольской правде», потому я обращался к нему по имени – Володя. Я часто бывал у него дома на улице Большие Каменщики. Он очень помог мне в работе над «Жизнью Сахарова». У него богатейший архив. Он встречался с Сахаровым, когда тот был совсем закрыт. В 1970 году взял у него интервью на сугубо научную тему, но материал цензура не пропустила – Сахаров уже был на полпути к диссидентству. Володя вёл презентацию «Жизни Сахарова» в Центральном доме литераторов. Фотография как раз оттуда. 
Володя был очень хорошим человеком – честным, открытым, всегда готовый помочь.
Мне будет его очень не хватать.

♣  Наталья Щербаненко, книгоиздатель КП

Так стало пусто. Владимир Степанович с детства был как будто-то рядом. «Нет проблем» - его фирменная присказка. И с ним рядом, в самом деле, как будто не чувствовалось проблем и сложностей. Настоящий мужчина, великолепный автор: сдать 600 тысяч знаков через неделю? «Нет проблем!». И книга «Правда о Чернобыле» становится бестселлером. «Как вы выдержали, на месте взрыва через несколько часов?», - вопрошали читатели. «Нет проблем», - улыбался Губарев и рассказывал тысячу и одну историю о ликвидаторах. Казал

♣  Игорь Смирнов, художник-карикатурист КП 

Ушёл от нас Владимир Губарев , писатель , журналист и мой друг ! Невосполнимая потеря!!!

♣    Алексей Романов, репортер, советник главного редактора КП
Ах, сколько ж их ушло уже ... Но нам надо жить. Чтобы помнить!" - примерно такой завершающий тост сказал о наших ушедших коллегах-друзьях-журналистах Владимир Губарев, уже под занавес наших посиделок в моём номере, примерно в тот момент когда и сделано было это фото. От того и не веселы были наши лица ...
Это было вроде совсем недавно, на ежегодном Форуме Союз Журналистов России в Сочи. По традиции собрались вечерком у меня в номере на очередной круглый (и по факту!) стол. Засиделись тогда часов до 4-х ночи. Иначе, наверное, и не могло быть. Родной мой человек (да и не только мой), Легенда нашего 6-го этажа Комсомольская правда , да и не только нашей редакции - всей российской журналистики (!), писатель и драматург, Человек мудрейший и обаятельный, Владимир Степанович Губарев - слушать его можно было бесконечно интересно. И все те байки и истории, многие из которых трансформировались в своё время в гениальные и громкие статьи, сценарии, фильмы, научные изыскания - словно стёрли нашу ориентацию во времени.
Грустнейшая новость: сегодня и он ушёл ..., Владимир Губарев. И каждый из нас, кто имел счастье и гордость знать его - будем помнить!..

♣    Михаил Сердюков, спецкор отдела новостей, фотограф КП
Царствие Небесное Владимиру Степановичу Губареву! Мы с ним в Чернобыле были – высочайшей эрудиции и широчайшей души был человек!.. Рыбу ловил в Припяти и угощал потом нас с Геной Жаворонковым, убеждая, что есть из неё уху, особенно запивая красным сухим вином – не опаснее чем вообще дышать воздухом в Киеве…

♣    Академик Михаил Маров, астроном
С Володей дружили более пятидесяти лет. Порядочнейший человек, талантливый писатель. 
Очень трудно сейчас говорить. В 2016 я получил Демидовскую премию, и мы вместе летали в Екатеринбург. Там было очень интересное содержательное общение, а на пути обратно вместе летели в самолёте, сидели рядом, - обсудили всё, что есть главного в нашей жизни!

♣    КОММЕНТАРИЙ ЧИТАТЕЛЯ БЕЗ ПОДПИСИ НА САЙТЕ КП:
Про Владимира Степановича Губарева нельзя сказать, что в нем было сначала, а что потом. Что было в нем главное, а что второстепенное. Был ли он в первую очередь писателем и драматургом, а потом публицистом. Популяризатором научных достижений своего времени или философом жизни как таковой. Он воспринимался как-то в целом. Чего у него было не отнять, он был советским человеком. Он гордился своей страной, переживал за свою страну, видел ее взлеты и тупики. Про горбачевский перелом он как-то сказал: ну нельзя одновременно и перестраиваться, и ускоряться! В этих словах было что-то от физика, правда. Но не только. Он смотрел на жизнь с каким-то особенным интересом, будто на его глазах происходило становление чего-то гигантского, стремящееся к завершению. Я никогда не видел, чтобы он равнодушно скользил взглядом - будь то чертеж нового изделия или прохожий инженер, или рабочий, или уборщица. Не знаю, каким взором он вглядывался в полуразрушенное жерло чернобыльского энергоблока, могу только догадываться. А, впрочем, зачем догадываться, он сам описал все в пьесе "Саркофаг". Да, ребята. Как не хочется произносить это слово...

♣    Игорь Черняк, главный редактор еженедельника АиФ
Умер Владимир Степанович Губарев. 83 года. Легендарный, разносторонний и очень талантливый человек. До последнего был бодр, летал на фестивали Союза журналистов в Сочи, мог и рюмку поднять, и девушке комплимент сделать. Ещё перед новым годом приезжали его поздравлять в квартиру на Таганке - держался отлично, пару тостов сказал. Его можно было слушать часами - удивительных баек он знал немеряно. Несколько лет Владимир Степанович тесно сотрудничал с АиФ, регулярно печатался и неизменно занимал высокие места во внутренних рейтингах. Вот одна из этих публикаций, где он рассказывает про свою жизнь, встречи с великими, про пьяного Ельцина, хитрого миллиардера Максвелла и обречённого Гагарина. Почитайте - оно того стоит.

ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ. ВЛАДИМИР ГУБАРЕВ О СЕКРЕТНЫХ ОБЪЕКТАХ, ДОКУМЕНТАХ И ВСТРЕЧАХ

Интервью в АиФ ч Беларусь

Первый глобус Луны до сих пор стоит у него на рабочем столе. «А вот глобус Венеры кто-то к рукам прибрал». Фото из личного архива В. Губарева. 

Сам Губарев считает, что жизней он прожил не одну, а четыре: журналистика, литература, драматургия, политика. И в это легко веришь, когда смотришь на фотографии, которыми увешаны стены в его квартире (живёт Владимир Степанович на Таганке, в доме, который неофициально называли «Дом космонавтов», – строился он в советские времена для занятых в космической отрасли).
«Я давно понял: фотография – лучший способ ведения дневника», – говорит хозяин. И поясняет: вот он с президентом США, вот – с Индирой Ганди, вот ему пожимает руку Папа Римский Иоанн Павел II, вот он «рассказывает Солженицыну, как надо жить», вот первый след человеческой ноги на Луне, первая посадка аппарата на Венеру… В книжном шкафу («А это книжки, которые я написал, два шкафа набралось») лежат дозиметры, которые он использовал в Чернобыле и на ядерных полигонах, на столе – первый лунный глобус. Кажется, Губарев везде и всегда успевал первым.

В космос первым полетел не он. Но без него и тут не обошлось. 

– Это правда, что вы первым в стране узнали точную дату полёта человека в космос?
– Знал. Но не я один. У нас в «Комсомолке» была банда, называлась она «отдел науки». Ребята все молодые, отчаянные. И у нас был в первом отряде космонавтов свой разведчик -  журналистка КП Тамара Кутузова.
– А что, тогда в отряд космонавтов с улицы можно было устроиться? Проверок не было?
– Что вы! У нас у всех были формы допуска. У меня – первая форма. Её обладатель не имел права приближаться к границам СССР на расстояние ближе 100 км. Но мне дали особую – с правом выезда за границу. Я ездил даже один.
У нас было много знакомых в космической сфере. Мы контролировали всё, что там происходит, но о многом не могли писать – об аварийных пусках в декабре 1960 г., к примеру, на которых я присутствовал лично. Мы знали, что 20 апреля 1961 г. в США стартует астронавт Алан Шепард. А у нас вот-вот должны были выбрать, кто полетит первым – Гагарин или Титов. Знали, что пуск нашей ракеты должен состояться с 10-го по 20-е. 10 апреля я съездил испытать на себе подготовку к космическому полёту в секретный Институт авиационной и космической медицины – там готовились к полётам все космонавты. Возглавлял его Ювеналий Волынкин, у которого вечером 11 апреля я завизировал статью с названием «Завтра полетит человек». В редакции мы долго совещались, давать её завтра, 12-го, или нет. Все источники молчали. И мы пришли к выводу, что на 13-е Королёв пуск точно не поставит – он хоть и не был суеверным, но избегал пусков по понедельникам и 13-го… Решили, что назначат на 14-е. И статью в печать на 12-е не дали. О чём до сих пор жалею. 

Сколько получают космонавты? И как, кстати, выглядят сегодняшние космические доходы в сравнении с окладом Гагарина? 
О том, что зарплата кандидатов в космонавты в России в среднем после недавнего повышения (на 70%) составит до 300 тыс. рос. руб. (свыше 10 тыс. бел. руб.), а опытных космонавтов - до 500 тыс. (более 17 тыс. бел. руб., повышение на 50%), сообщил первый замгендиректора «Роскосмоса» Максим Овчинников. Он отметил, что до этого зарплаты российских космонавтов были существенно ниже, чем у их коллег из Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства США (те получают 8-9 тыс. долл., или 20-23 тыс. бел. руб.) и Европейского космического агентства (7-8 тыс. долл., или 18-20 тыс. бел. руб.).
Что касается оклада Юрия Гагарина, то он составлял 515 руб. Первый полёт человека в космос оценили премией 15 тыс. руб. - 184 средние зарплаты в СССР (81,3 руб.). Также Гагарину выделили 4-комнатную квартиру с мебелью и бытовой техникой, «Волгу» и дом для родителей. Плюс пальто, костюмы и шляпы двух видов, по 6 сорочек и галстуков, 6 пар нижнего белья, по 2 пары обуви, перчаток и военной формы, чемоданы и электробритву. Примерно такие же наборы выдали супруге, детям и родителям космонавта.

– Вы были в хороших отношениях с Гагариным?
– С Гагариным все были в хороших отношениях. Но это очень опасная тема. Здесь легко перешагнуть за грань допустимого. Понимаете, есть символ, а есть человек. Гагарин был очень сложной фигурой, трагической по своей сути. Когда молодой парень понимает, что большего, чем то, что он уже совершил, достичь не сможет, представляете, во что превращается его дальнейшая жизнь? Стремлений, цели такого масштаба больше нет! А парень он был очень умный, впитывал всё новое, учился быстро – как истинный русский самородок. Титов после полёта выбрал себе другую стезю, делал карьеру, стал генерал-полковником, одной из ключевых фигур космических войск. А Гагарин вдруг оказался будто перед барьером и как-то сник.
И всё-таки правильно, что именно Юра, а не Герман стал первым человеком в космосе. История порой распоряжается очень верно.

Как в Чернобыле выживали
– Это правда, что первую свою дозу облучения вы схватили при испытаниях первой водородной бомбы?
– Нет. Иначе меня нужно было бы уволить с работы – за незнание техники безопасности. А я её всегда соблюдал и горжусь тем, что в Чернобыле, в моей группе из пяти журналистов – пяти абсолютно неопытных людей, – ни один не получил дозу, превышающую норму. А мы были там в первые, самые «грязные» дни. Правда, один не послушался моего распоряжения – я запретил летать на вертолёте над АЭС. Мне звонит из Чернигова командир вертолётного отряда: «Вернулся ваш из полёта. Мы его отмыть не можем». У парня волосы густые, кудрявые, чёрные. А волосы лучше всего радиацию впитывают. Я спрашиваю: «Три солдата у вас есть?» – «Есть». – «Значит так: одного на руки, другого на ноги, а третий пусть его наголо бреет».
А ещё у меня единственного в Чернобыле была водка. 
– А что, водка от радиации помогает?
– Расскажу! Я тогда председателю Совета министров Украины сказал: «Мне нужен ящик водки». Мне в ответ: «Вы что, обнаглели? В стране сухой закон!» В конце концов этот ящик мне поставили в «Волгу» служебную, в багажник. И я давал ребятам по 100 г после каждого выхода из зоны. И сам выпивал.
– Нейтрализовали радиацию?
– Нет, это не спасало от радиации, но снимало стресс. Есть ещё одна особенность – если тяжёлые частицы оказываются на «алкогольном пути», то алкоголь из организма их вымывает.
Но главным способом защиты была не водка, а знания. Я, будучи тогда редактором отдела науки «Правды», прекрасно представлял, что такое радиация, насколько это опасно. Я и Яковлева (А. Н. Яковлев – секретарь ЦК КПСС. – Ред.) тогда убеждал: нельзя молчать! А он пригрозил: партбилет заберу, если язык не придержишь. Но потом сам же позвал меня. Меня тогда поразила неграмотность руководства страны! Брежнев, кстати, в лучшие свои годы хорошо знал ситуацию с ядерным оружием, потому что в своё время был секретарём ЦК по обороне, а вот Хрущёв ни хрена не знал. Как и Горбачёв – абсолютно в этом плане необразованный человек был.

– Чернобыль – самое страшное, что вы видели в жизни?
– Я в своей жизни видел несколько очень страшных вещей. Когда лес горит сосновый: сосны вспыхивают одна за другой, техника стоит – а ничего невозможно сделать.
Второе – старт ракеты с близкого расстояния. Мы с коллегой однажды решили сделать фотографии боевого пуска метров с 200. Вблизи стартовой площадки был оборудован подземный командный бункер. И был окоп, внутри которого сидели два солдата и держали нас за ноги. Пуск – это вал огня, который мгновенно рождается, идёт на тебя и загибается, не доходя метров 20. И таким жаром на тебя дышит!
– А солдаты зачем вас за ноги держали?
– Чтобы успеть сдёрнуть внутрь окопа, если пуск окажется аварийным. Горжусь, что мне тогда удалось три кадра сделать!
Но самое страшное – ядерный взрыв. Когда земля, которая до этого спокойно лежала, вдруг встаёт перед тобой чёрной стеной. Вся эта масса начинает прокаляться, вырывается язык пламени – а потом вырастает гриб. Длится всё это несколько секунд, но это – ад. Я порой говорю, что не боюсь ада, потому что видел его несколько раз.
– Но как получается: одни нахватали огромные дозы радиации и выжили, а другие погибли?
– Всё очень индивидуально. Например, Игорь Васильевич Курчатов получил большую дозу во время работы и испытаний, Щёлкин, один из создателей атомной бомбы, – тоже. А министр Славский, кто-то посчитал, за всю жизнь нахватал на 10 смертельных доз. Или, скажем, в Чернобыле пятерых, получивших несколько смертельных доз, удалось спасти. Это медицина. К тому же наши учёные создали защиту от радиации – таблетки на случай ядерной войны, спасают на несколько часов. Они были и во время чернобыльской аварии, но там тогда было много непрофессионалов, которые даже не знали об их существовании. 
– И сейчас у нас это есть?
– Конечно. И я ими пользовался. Так вот. Очень опасно получить сразу большую дозу, это практически всегда смертельно. Кстати, во время первого атомного взрыва достаточно большую дозу получили Берия и вся команда, которая с ним была. Потому что не выдержали и поехали посмотреть эпицентр взрыва.
– Любопытство?
– Конечно! Что он, не человек?! Он же был руководителем атомного проекта. К слову: знаете, за что Хрущёв и все остальные невзлюбили Курчатова? Потому что, когда к нему пришли и попросили: «Игорь Васильевич, расскажите в прессе, как Берия навредил стране, какой вред нанёс нашей обороне», – Курчатов ответил: «Врать не буду. Без Берии не было бы атомной бомбы». За это Хрущёв его терпеть не мог! И последний выговор уже накануне смерти Курчатова объявил ему за то, что тот упёрся: «Большую бомбу нельзя взрывать ни в коем случае! Нам для обороны страны достаточно 1 Мт. Зачем взрывать 60 Мт и гробить атмосферу?» 
– Бомба в 60 Мт – та самая «Кузькина мать»?
– Да. Курчатов отказался, за ним отказался и Кирилл Иванович Щёлкин. А вот Сахаров согласился. И когда Хрущёву принесли список награждённых, в котором не оказалось Сахарова, тот лично вписал его на Звезду Героя.
А если задуматься… Знаете, кто развязал холодную войну?
– Американцы?
– Хрущёв. Он показал миру: у нас есть вот такая бомба. И те, за океаном, вздрогнули. И я бы вздрогнул. Да и Карибский кризис вовсе не дипломаты разрешили.
– А кто?
– 1 ноября 1962 г. я полетел вместе с министром радиопромышленности СССР Валерием Калмыковым на пуск первого космического аппарата к Марсу. Всё уже было готово, когда из Москвы пришла команда: снять эту ракету и поставить боевую, межконтинентальную. Мир тогда балансировал на грани, но закончилось всё после одной фразы президента Кеннеди. Он спросил: какой урон мы можем нанести Советскому Союзу? «Можем уничтожить 100 их городов» – «А они?» – «Они уничтожат Нью-Йорк. У них на Байконуре стоит ракета, нацеленная на этот город». Тогда Кеннеди сказал: «Я не могу рисковать даже одним городом Соединённых Штатов». И согласился на переговоры.
А я в это время сидел там, на старте, и наблюдал, как наши великие конструкторы играют в преферанс. Келдыш, блестящий математик, его обожал. Но всегда проигрывал. Всю спецсвязь тогда обрубили, но академик Черток по обычному телефону смог дозвониться до Королёва, Королёв дозвонился до Хрущёва и спросил: ракету на Марс будем пускать? Тот мало понимал, о чём его спрашивают, но ответил: конечно, пускайте! Так и осталась марсианская ракета, а мировой катастрофы не произошло.
 
Про писающего Ельцина
– Вы ещё в советские времена встречались с президентами западных стран. А с кем?
– Я тут подсчитал: пять раз выпивал с президентами США – с Джонсоном, с Фордом – дважды, с Картером и Рейганом. А также с президентом Бразилии, с Индирой Ганди и японским премьером – при том что 25 лет я был в Японии персоной нон грата.
– А с Путиным выпивали?
– Выпивал. Но, по-моему, его окружение очень обиделось на меня однажды.
– Говорят, вы вручили президенту США подарок за 49 долларов. Вы всегда такой прижимистый?
– Да что вы?! Просто я часто бывал в Америке и знал: любой подарок дороже 50 долларов президент будет вынужден сдать в фонд, у них такие законы. А то, что дешевле, остаётся у него. Потому купил ему вазу – маленькую, скромную. И обыграл это при вручении.
– А он вам что подарил?
– Письмо потом прислал: что я замечательный и что моя ваза стоит у них в доме. 
– А это правда, что вас хотели заслать разведчиком на Запад?
– Было ещё в 1960-е. До сих пор удивляюсь, как это мне не свернули шею. Я – молодой перспективный журналист, член КПСС. Вызывают в ЦК. В кабинете – сотрудники отдела пропаганды ЦК и КГБ. Тогда же не спрашивали, хочешь ты или нет, а прямо говорили: пойдёшь в спецшколу, потом поедешь за границу. И я понял, что влип.
– Почему же «влип»? За границу предложили поехать!
– У меня всегда были другие интересы. И я вежливо объяснил: понимаете, у меня техническое образование, а я сейчас занимаюсь на двухгодичных курсах журналистов (я пару раз на них действительно сходил в Дом журналиста). Так что я хотел бы сперва освоить профессию, и вот тогда мы к вашему предложению вернёмся. Они посмотрели на меня с уважением: да-да, понимаем! И отпустили.
Но это было ещё до полёта Гагарина, до моих статей и знакомства с ним. А после Гагарина, извините, меня уже никто не мог взять. Потому что таких, как я, были единицы – которые могли по-настоящему, без дураков, писать о космосе и к которым относились с уважением не только читатели, но и конструкторы, и учёные.
– А как вы подписали в печать материал «Правды» про то, как Ельцин в США на глазах у встречавших, спустившись с трапа, помочился на колесо самолёта? «Правду» тогда обвинили во лжи и работе по заказу КГБ, а под окнами редакции бушевали митинги в защиту Ельцина. Лишь через 30 лет тогдашний пресс-секретарь президента РФ Павел Вощанов признал в своей книге, что это была правда.
– Я тогда был ведущим редактором. Сижу в кабинете и вижу: номер получается скучный. И вдруг в ленте ТАСС мне попадаются на глаза фрагменты статьи из итальянской газеты «Репубблика» о визите Ельцина в США. А там, я знал, членов наших делегаций прокатывают по одним и тем же адресам, вплоть до магазина с видеокассетами. Во всех этих местах я был сам. Да и о способностях Ельцина знал. Предложил главному редактору Афанасьеву оживить номер. Он согласился. Правда, без особого энтузиазма.
– Но до сих пор трудно себе представить, как такое возможно.
– Помочился – это деталь! Там главное – бесконечные пьянки. Я уже тогда говорил, что Ельцин – алкоголик. Но и представить не мог, что реакция на ту перепечатку будет такой бурной. Вокруг меня тогда образовался вакуум, месяц никто не заходил, не звонил. И за это время я написал книжку «Президент России, или Уотергейт по-русски». Печатать её не решался ни один толстый журнал. Позвонил Горбачёв и попросил дать ему почитать. Через три дня звонит: печатать ни в коем случае нельзя. Тогда я нашёл деньги и отпечатал 2 тыс. экземпляров. 1 тыс. отвёз участникам партийной конференции, которая проходила в то время, 500 отдал в Академию наук, часть – в Союз писателей и себе оставил несколько штук. Тираж, который послал на партконференцию, был уничтожен по распоряжению Горбачёва. Потом права на публикацию книги купил известный английский издатель Роберт Максвелл – за 10 тыс. фунтов стерлингов. Пригласил меня с женой в Лондон, вертолёт за нами в аэропорт прислал, дома стол роскошный накрыл. Ну, думаю, хоть за границей большим тиражом моя книга выйдет. Но месяц за месяцем проходит, а книги всё нет. При встрече спрашиваю Максвелла: почему? А он отвечает: «А я и не хотел её издавать. Зато, когда Ельцин придёт к власти, какие у меня отношения с ним будут!» В общем, сделал меня, как мальчишку.

Как «Саркофаг» по миру пошёл
– Однако самые яркие эмоции я пережил не на Байконуре и не в политике, а в театре.
– Как зритель или как автор?
– Когда случился Чернобыль, я вдруг понял: в литературе, в журналистике существует пропасть между мной и читателями. Они могут не поверить тому, о чём я рассказываю. А в театре ты через актёров разговариваешь напрямую со зрителем. И не можешь соврать, потому что там ложь видна сразу.
Членом Союза писателей, кстати, я стал довольно рано, меня рекомендовалКонстантин Михайлович Симонов. И к тому времени спектакль по моей пьесе «Особый полёт» уже шёл в Москве в Театре Гоголя. Отстоял пьесу академик Гурий Марчук, похваливший её на заседании Совета министров. А во МХАТе, который тогда возглавлял Олег Ефремов, репетировали мою пьесу об учёных. И тут случается Чернобыль. Вернувшись оттуда, за 6 дней я написал пьесу, которую с тех пор не перечитывал. «Саркофаг». Пришёл к Ефремову: «Олег, давай выкинем ту пьесу, поставим эту». Он прочитал, согласился. 
Но летом 1986 г. начался распад МХАТа на ефремовский и доронинский. В результате первым поставил «Саркофаг» театр в Тамбове. И тут приезжает в Россию Шекспировский театр из Лондона. Говорят: хотим поставить вашу пьесу и чтобы делал это обязательно русский режиссёр. Звоню Ефремову. Тот: не верю, быть такого не может, и вообще я сейчас в Болгарию лечу «Чайку» ставить. Тогда англичане едут в Тамбов, смотрят там мою пьесу и приглашают тамбовский театр в Лондон! Представляете?! А дальше начинается фантастика: тесть Лайзы Миннелли покупает спектакль, везёт его в Нью-Йорк и ставит там. Я лечу туда, живу в доме у Лайзы Миннелли. Жуткая жизнь! (Смеётся.)
Пьеса обошла весь мир. Но несколько спектаклей никогда не забуду. Театр в Хиросиме, финал, меня выталкивают на сцену, и я вижу, как в первых двух рядах плачут люди. Оборачиваюсь – стоящие на сцене актёры плачут. Я ничего не понимаю. И вдруг – овации. Оказалось, во время бомбардировки Хиросимы половина актёров этого театра погибла. И они восприняли пьесу как память о тех людях.
Второе – Рим, древний амфитеатр, в котором под музыку Мусоргского идёт мой «Саркофаг». А в зале сидит Папа Римский. И третий – Принстон, университетская элита. Режиссёр – американский, художник-постановщик – Эдик Кочергин из Питера. И мы этих гавриков, элиту, берём. И они молча стоят. А потом, на приёме, скидываются, чтобы поставить этот спектакль на Бродвее.
Но в какой-то момент я осознал, что театр – это очень опасная вещь. Если у пьесы успех, то это успех режиссёра. А если провал – а я с тем и с другим сталкивался, – это автор виноват. И подумал: а мне это нужно? (Смеётся.)
 

♣    Светлана Апполонова, оозреватель еженедельника «Новый вторник»
И ЭТО ВСЁ О НЁМ
Сегодня ушел из жизни Владимир Степанович Губарев, ставший за короткое время  для меня не просто Учителем, но прежде всего Другом. Он любил жить, мечтать и расширять для нас границы Вселенной. Человек с отличным чувством юмора, очень просто относившийся к своим регалиям и званиям. "Легенда со справкой", так шутя, он мне в свое время представился. Учил меня мыслить самостоятельно и не просто информировать людей о чем-то, а иметь свою точку зрения, свое отношение к событию. «Если тебе дали разлинованную бумагу – пиши поперёк» - таким был его Жизненный принцип и совершенно естественным образом он совпал и с моими представлениями. Сама я училась у него отношению к делу, умению не унывать и не опускать руки даже в самых сложных ситуациях, любить человека и верить в него. Последний раз, я сделала запись с ним, в апреле 2021 года в музее космонавтики, где он на встрече со студентами, рассказывал вновь о Гагарине, Королеве и в миллионный раз будоражил молодые умы, пробуждая в них интерес к звездам, к неизвестным мирам и их познанию во всем их величии и многообразии, Губарев хотел верить и верил в молодежь, несмотря ни на что и всегда был готов помогать им, направлять, поддерживать. Благодарна судьбе за встречу с этим уникальным Человеком. Владимир Степанович, Вы навсегда в моем сердце.

ЛЕТОПИСЕЦ АТОМНОГО ПРОЕКТА – ВЛАДИМИР ГУБАРЕВ
 (декабрь 2019)
«Если тебе дали разлинованную бумагу – пиши поперёк»
(Жизненный принцип Владимира Губарева)
В ноябре 2019 года вышла уникальная книга «Атомная бомба. От Сталина до Путина». Ее автор – легендарный писатель и научный журналист Владимир Губарев, свидетель и участник событий, связанных с созданием атомного, а затем и космического проектов. Новая книга – это иллюстрированная хроника тайной войны, шедеврально выложенная мозаика воспоминаний создателей советского ядерного щита страны, со многими из них Владимира Степановича связывала многолетняя дружба. Выход в свет этой книги (для Губарева это не проект) стал для меня отличным поводом встретиться с патриархом научной журналистики в нашей стране, очевидцем самых ярких научных открытий или прорывов Советского Союза.

Под грифом «Совершенно секретно»
- Долгие годы я мечтал, что когда-нибудь выйдет эта книжка и мне удастся рассказать о том, о чем люди не знают или знают мало и что мне безумно дорого, - рассказывает в интервью Владимир Степанович. - Эта книга итог 60 лет жизни, даже больше, впервые я столкнулся с атомным проектом в 1955 году, когда, будучи студентом, работавшим на целине, однажды ночью я вдруг увидел полярное сияние, небо все взметнулось в каких-то сполохах, это было ужасно красиво. Я еще удивился южные широты, Алтайский край, откуда здесь полярное сияние? А небо полыхало. Но спустя 50 лет, я узнал, что я видел взрыв термоядерной бомбы на Семипалатинском полигоне. Вот оттуда это все началось и закончилось буквально сегодня, потому что сегодня я получил сигнальный экземпляр этой книги. 
Будучи редактором отделов по науке сначала в «Комсомольской правде», а затем и в «Правде», двух главных газетах Советского Союза, Губарев имел первую форму доступа к совершенно секретным работам по созданию атомного, а затем и космического проектов. Он был на испытаниях ядерного оружия, на мирных ядерных взрывах, был во всех ядерных центрах, встречался с теми людьми, которые создавали это оружие и наконец, в его распоряжении оказались уникальные документы. 
По сути, Владимир Губарев родоначальник научной журналистики в нашей стране. Это его глазами советские люди, да и весь мир смотрели на достижения советской науки в ядерной физике. Это он осторожно и профессионально приоткрывал завесу тайны самого охраняемого в стране секрета и ему удавалось сделать это виртуозно, не выдавая главного. Именно ему доверяли свои наблюдения и впечатления такие великие умы 20 века, как Харитон, Зельдович, Капица, Сахаров, Королев и многие другие ученые. Стены рабочего кабинета увешаны их портретами с личными автографами и добрыми пожеланиями другу Владимиру Губареву. Когда начинаешь расспрашивать Владимира Степановича о нем самом, он скромно отмахивается: «да что моя жизнь – она прежде всего зеркальное отражение жизни огромного количества людей, начиная от Курчатова, Сталина, Берии и всех остальных до сегодняшних, к счастью еще живых наших современников, которые создавали ядерное оружие. Я купался в этих судьбах, в этих характерах, - восхищенно рассказывает журналист, - потому что одно дело иметь дело с рядовыми людьми как мы и другое - иметь дело с нестандартными, гениальными людьми и мне повезло, потому что это были десятки гениальных людей, которые создавали атомный проект, от инженеров до великих ученых.» 
Да, заслужить искреннее доверие таких людей далеко не каждому под силу, но Губарев смог и в этом его уникальность (любимое словечко журналиста) и бесспорный талант. Когда в профессиональном и научном сообществе заходит речь о Владимире Степановиче, то со всех сторон с неизменным восхищением, огромным уважением и почитанием звучат эпитеты: «патриарх, икона научной журналистики», «последний из Могикан», «великий человек». Но сам он с юмором относился к подобным эпитетем и шутя называл себя «легендой со справкой». 
Помню, когда впервые шла брать интервью, я долго готовилась, прочла кучу книг, стоя перед дверью квартиры я судорожно перебирала с чего мне начать, у меня дрожали коленки. И вот открылась дверь и передо мной стоит очень доброжелательный, открытый, простой человек – Владимир Степанович Губарев. С первой минуты он стал близким другом и учителем, открывающим молодому коллеге свой фантастически интересный мир. В свои 80 с небольшим, этот редкий человек продолжает оставаться мечтателем и романтиком. Несмотря на тяжелейшие удары судьбы, он любит эту жизнь и продолжает «расширять для нас границы Вселенной».
- Мне было всегда интересно, это увлекательная область, фантастика, окунаешься в мир, который тебе вроде бы недоступен, а в тоже время он открывается перед тобой. Атомный проект СССР – это сюжеты для сотен романов и фильмов, это одна из самых гениальных, потрясающих, красивых, необычных и фантастических страниц нашей истории, истории нашего государства, ничего подобного больше нигде не было в мире вообще, - слушаешь эти восторженные речи и поневоле попадаешь в орбиту влияния и вот уже сама уносишься в бесконечную даль космоса и начинаешь думать о других мирах, о том, насколько человек могущественен и гениален в своем творчестве, а потом ловишь себя на мысли, что речь то идет о самом страшном и беспощадном для планеты ядерном оружии, как же так?
- Атомное оружие это одна грань, - отвечает Владимир Степанович, - дело в том, что мало, кто знает, что в 1945 году, когда еще не было у нас атомной бомбы, Курчатов написал большой документ Сталину о программе развития атомной промышленности и вообще ядерной физики, где подавляющее большинство не касалось бомбы, а касалось мирного использования атомной энергии в разных областях. Это была уникальная программа, уникальный документ. Сталин почитал и написал «Этим всем мы будем заниматься после создания атомной бомбы, если мы ее не создадим, то американцы испытают ее на нас.» И действительно после испытания атомной бомбы в 1951 году началась широкая программа мирного использования ядерной энергии и здесь масштабы огромные. Все, что мы имеем сегодня, начиная от космоса, все связано с атомным проектом, все начиналось оттуда, - вспоминает Губарев, - не будь Курчатова, не будь атомного проекта не было бы «семерки» (ракета Королева Р-7), потому что Королев, Келдыш, Мишин приехали к Курчатову в институт и у них за столом родилась идея создания ракетно-ядерного щита, создания мощной ракеты, на которую можно будет посадить атомную бомбу.  
Призма войны
Да, тогда в середине 20 века, наши ученые спасли мир от ядерной угрозы. Эти люди прошли самую страшную войну и страстно желали мира и процветания планете и людям, её населяющим. Вот и Владимир Степанович всегда смотрит на этот мир через призму войны. Родившись в белорусской деревне, он точно знает, что такое партизанская война и помнит, как сжигались деревни Белоруссии. «Все у меня естественно пропитано кровью, военной кровью, партизанской и лётной, потому что я всю жизнь имел отношение к лётчикам через отца лётчика и к партизанам через деда и мать». 
Губарев всегда верен себе. На протяжении всей жизни, этот человек не только пишет современную историю науки, но еще и прикладывает максимум усилий для сохранения военной истории страны..
И одним из самых значимых своих достижений называет свое участие в организации сбора средств через «Комсомолку» на изготовление и установку памятников: ежи на Ленинградском шоссе в Москве и Хатынь в Белоруссии. Хатынь – страшная страница нашей истории. Именно сюда старается попасть наш герой, когда бывает в Минске. «Иногда, я, думая о будущем, обязательно возвращаюсь в Хатынь, потому что там символично лежат те самые люди, с которыми я был близок, которые породили меня, дали мне мое сознание, мой разум, мое будущее, мое сегодняшнее состояние. А с другой стороны, я понимаю, что должен обеспечивать будущее, чтобы им было хорошо, чтобы они понимали, что не напрасно в меня что-то вкладывали, ощущение преемственности всегда жило во мне. В чем вся соль? Жизнь состоит из прошлого, настоящего и будущего, это триединство должно быть в человеке вместе.»
Слушаю Владимира Степановича и думаю, сколько же всего удивительно прекрасного и ужасающе страшного выпало на долю этого человека. Вот вроде только что, он мне рассказывал смешные истории их совместного путешествия по Индии с летчиком-космонавтом Георгием Гречко, или, как знаменитая Лайза Минелли не стала с ним танцевать, предпочтя в кавалеры Юрия Гагарина, чьи фотографии с личным автографом так же красуются на стене кабинета. И вдруг – Чернобыль.

Самая стремительная техногенная катастрофа
«Всего семь секунд прошло от нажатия кнопки аварийной защиты до глобальных разрушений. В истории человеческой цивилизации это была, пожалуй, самая стремительная техногенная катастрофа».
Губарев и здесь не просто в строю, а в числе первых журналистов оказался в эпицентре катастрофы. И опять его глазами мы смотрим на мертвый город Припять, где еще вчера кипела жизнь и смеялись дети. Благодаря Губареву и его коллегам из «Правды» Одинцу Михаилу Семеновичу и фотокорреспонденту Альберту Назаренко мы знаем, как пожарные и операторы, рабочие и солдаты, ученые и офицеры, академики и генералы пытались укротить атомное облако Чернобыля. Это они честно и открыто поведали нам имена героев ликвидаторов аварии, рассказывая о героизме и самоотверженности простых советских людей и показывая трусость и предательство отдельных начальников. Именно Владимиру Губареву доверит и завещает перед добровольным уходом из жизни свои записи академик Легасов и Губарев опубликует их. А потом напишет честную и подробную книгу свидетельств Чернобыльской аварии и пьесу «Саркофаг», которую вот уже на протяжении более чем 30 лет продолжают ставить театры всего мира. Прочтите как-нибудь на досуге эту вещь, я бы назвала ее прививкой от равнодушия и страха.
40 первых дней после взрыва Владимир Степанович находился на месте катастрофы, он не говорит какую дозу облучения он получил, это не важно, важно рассказать, как наши врачи боролись и часто побеждали лучевую болезнь. И так во всем. Солдат журналистики Губарев самоотверженно выполняет свой долг перед родиной, перед ушедшими и будущими поколениями. Кто-то справедливо заметит, какой же он солдат, он маршал! А Губарев лишь тихо улыбнется и спокойно скажет – я рядовой солдат и горжусь этим.
Спасти атомную промышленность от разорения
Миролюбивый, дружелюбный Губарев бросит вызов главнокомандующим Горбачеву и Ельцину, когда те начнут сдавать страну, написав книгу «Президент России или Уотергейт по-русски», которую откажутся издавать все издания страны, а напечатанный за рубежом двухтысячный тираж будет изъят. В борьбе за свои убеждения и принципы останется один, отвергнутый коллективом, но не сломится, не сдастся, а отправится к своим верным друзьям атомщикам – «фантастическим людям, пишущим стихи» и напишет о них большую книгу. «Я имел счастье быть знакомым со всеми великими атомщиками. Когда я попал в «прокаженные» после того как ушел из редакции «Правды», я взял и уехал в два атомных центра, сначала в Арзамас-16, потом в Снежинск на Урал и написал книгу, рассекретив 50 человек, создателей ядерного оружия. Они мне признательны естественно, потому что о них никто никогда не упоминал. Я многое узнал и увидел. Великое мне счастье выпало, что я прикоснулся к атомному проекту, прикоснулся к тем людям, которые создавали ядерное оружие, то самое оружие, которое сегодня обеспечивает существование нашей страны. Не будь ядерного оружия, России уже давно бы не было. Мы должны просто помнить о том, что ядерный проект СССР – это по сути дела создание страны, создание современного общества, без этого ничего бы не было.»
Ничего бы не было… Да, кто знает, что могло бы произойти сегодня с нашей атомной отраслью и где бы она была, если бы не своевременный набат Владимира Губарева в «Парламентской газете». 
- В начале 90-х, - вспоминает Губарев, - все ринулись приватизировать ядерный комплекс, те самые предприятия, которые приносят наибольший доход.  А наибольший доход в СССР приносили, как ни странно, предприятия Минсредмаша, атомное министерство. Энергетика и ядерное оружие - это основа развития вообще всей промышленности. Это были лучшие, самые современные предприятия Советского Союза, при этом производящие не только оружие. Это химические, технологические и любые другие предприятия, именно на них и ринулись будущие олигархи. Самый «знаменитый» среди них, это Каха Бендукидзе, который уже приватизировал «Уралмаш» и тут же обанкротил гигантский завод. И вот он рванулся в атомную отрасль приватизировать «Гидропресс», это одно из уникальнейших предприятий атомной отрасли, ключевое. Там разрабатывали автоматику для всех атомных станций. Во главе предприятия стоял Драгунов Юрий Григорьевич, прекрасный ученый, замечательный инженер. И однажды он мне говорит: «Слушай, на меня идет полная атака со всех сторон, Бендукидзе хочет приватизировать нас, а нас приватизировать, это значит приватизировать атомную отрасль.»  Ко мне с большим уважением относились в «Парламентской газете» и я написал большую статью о том, что нельзя приватизировать «Гидропресс», потому что если он перейдет в частные руки, то мы лишимся всей атомной энергетики России. Драгунов это отлично помнит, каждый раз он вспоминает тот случай. «Гидропресс» был спасен. Он не был приватизирован, остался госпредприятием, что важно. Это уникальное предприятие родилось еще в самом начале атомного проекта, они разрабатывали феноменальные реакторы и главное, что там была высочайшая квалификация кадров, таких нигде больше в мире нет. До сегодняшнего дня они сотрудничают и с китайцами, и со всеми европейскими странами и если что-то происходит по автоматике, то обращаются в «Гидропресс». Представляете если бы он ушел к Бендукидзе? Есть вещи, которые никто не имеет права передавать в частные руки и это ядерная энергетика.»
Много можно писать об этом удивительном, уникальном человеке, его истории бесконечны, как Вселенная, их хватит на несколько томов. Мы заканчиваем нашу очередную беседу, а со стен на меня смотрят лица знаменитых людей. Вот несравненная балерина Галина Уланова, когда-то давно она вместе с Катей Максимовой готовила бизе для Владимира, а вот чемпион мира по шахматам – друг Анатолий Карпов. Жмет крепко руку Владимиру Степановичу президент США Д.Форд, римский папа Иоанн Павел 2 принимает в дар книгу Губарева, улыбаются космонавты первого отряда. И самая любимая фотография хозяина – Владимир Губарев с уловом на Байкале. Любит наш герой половить рыбку.

♣    Леонид Арих
ПОПРОЩАЛИСЬ С ГУБАРЕВЫМ
Церемония прошла в ритуальном зале Академии наук, что не только глубоко символично, но и логично. Ведь он был, безусловно, академиком науки, ее популяризатором, в том числе - на страницах нашей газеты. А ещё - академиком журналистики. И при этом оставался заботливым мужем, любящим отцом и дедушкой. 
Выступая на церемонии, я сказал, что, будь моя воля, присвоил бы Губареву (посмертно) звание Почетного академика РАН. Кто-то из коллег предложил учредить премию имени Губарева и награждать ею журналистов, особо отличившихся в научной теме. Тепло сказали о патриархе научной журналистики президент РАН А. М. Сергеев, председатель Союза журналистов России В. Г. Соловьёв, замглавреда "Комсомолки" Евгений Сазонов, журналисты Кирилл Привалов (он вёл церемонию) Сергей Лесков (оба - выходцы из "КП"), журналист и историк космонавтики Татьяна Драгныш,  глава Союза журналистов Подмосковья Наталья Чернышова и другие коллеги. 
Я рассказал, что собирался вручить Губареву благодарность от СЖР и лично от главы Союза Владимира Соловьёва по случаю годовщины нашего «Нового вторника». "Но дозвониться так и не смог. В эти дни, как оказалось, Владимир Степанович пребывал в совершенно не привычном для него состоянии - между жизнью и смертью, о чем я узнаю спустя несколько дней. По этой причине я передал эту, скорее всего, последнюю пожизненную награду Владимира Степановича родным Губарева - дочери Маше и внучке Насте, в которых он души не чаял. Самые главные в этой награде слова, пожалуй, «за верность журналистике». Он эту верность доказывал каждый день, каждый час, каждый миг своей легендарной жизни. Пусть эта последняя награда займёт место среди десятков других. И пусть семья решит, находиться ли ей дома или в музее РАН, а может быть, в музее космонавтики. 
Прощайте, дорогой наш Владимир Степанович! Простите тех, кто по каким-то причинам не смог проводить Вас в последний путь. Они очень просили поклониться Вам от своего имени, что я и сделал. Хотя до сих пор не верю, что Вы покинули нас навсегда.