Поздравляем Ольгу Кучкину с 80-летием

9 апреля 2016 года исполнилось 80 лет большому поэту, драматургу, писателю, журналисту, полувековому обозревателю «Комсомольской правды» Ольге Кучкиной
ПРИКОВАННАЯ К ПЕРУ
Ольга Кучкина – это даже не бренд, хотя и это тоже. Ольга Кучкина – это ИМЯ. В истории журналистики. В истории литературы. В истории нашего сообщества и товарищества. Мы от всей души поздравляем свою коллегу и друга! Олечка, многих новых побед тебе, великая труженица, воистину прикованная к перу! И, конечно, здоровья!
Семья (с нашей помощью тоже) выпустила для юбилярши 1 экземпляр замечательной книги о своей родоначальнице. Приводим здесь  тексты, написанные Ольге членами Клуба, это отдельный раздел книги, озаглавленный "Комсомольская правда". А еще там есть - пишет Ольга в сопроводительной записке - "замечательные люди - Марк Розовский, Люся Петрушевская, Леонид Зорин, Михаил Федотов, Артемий Троицкий, Александр Ширвиндт, Вадим Абдрашитов, Юнна Мориц и др. Включая особенно трогательных дашиных подружек. А завершает все Валерий утренним хайку:
Жизнь наполнилась Смыслом.
День налился Заботой.
Пробудилась любимая Куча".

Кто не знает: Даща  - дочь, Валерий Николаев - муж.
Фото, которое сама Ольга считает лучшим портретом последнего времени, сделала наша Маргарита Кечкина, в которой неожиданно и скоропалительно проснулся и созрел дар фотоживописца.

Борис Панкин
ПИГАЛИЦА И КОРИФЕИ
Маститый уже в ту пору Лев Славин, наблюдая как разворачивается на Халхин-Голе только что прибывший туда молодой военкор Константин Симонов, восклицает в своих воспоминаниях:
- Симонов, это был какой-то комбайн…
Вот таким комбайном мне представляется уже много-много лет Ольга Кучкина. Комбайном к тому же еще в сцепке с трактором. Косит, молотит,  сушит, сортирует, ссыпает, боронит и много всего другого. Зайдите только в Википедию. Один лишь перечень названий, далеко не полный, думаю, составляет целую электронную страницу. Статьи, интервью, эссе, рецензии, рассказы, пьесы, романы, биографические и автобиографические новеллы… Упакованная после перво-публикаций в книги ее продукция составляет тома и тома….
И трудно самого себя уверить, что все это принадлежит перу, а позднее и клавишам компьютера той красивой девицы, почти девочки, которая, открыв своим появлением парад красавиц на Шестом этаже, замирала от страха, когда «по ее материалу» ее вызывали в секретариат Маргарита( Рита) Кирклиссова или Соня (Золотая ручка) Фингер. Так ответственно она относилась к полученным заданиям и так трепетно – к замечаниям старших по перу и по должности. У большинства из нас это проходит с опытом, возрастом, у Ольги, по-моему, сохранилось до сегодняшнего дня.
В сравнительно недавнем автобиографическом повествовании «Косой дождь»  Оля рассказывает, как летом 1957 года вместе с группой «первых перьев» Комсомолки, к числу которых великодушно отнесла и автора этих строк, она добиралась в Лужники, на торжественное открытие Московского всемирного молодежного фестиваля. С трудом поспевая за размашистым мужским шагом старших коллег, она озабоченно делилась с ними своими соображениями на предмет того, что сейчас самое важное  -  взять как можно больше интервью у иностранных гостей.
- Нет, -  возразили ей ее подзабронзовевшие уже спутники.  - Сейчас самое главное – пробиться в только что открывшийся  на территории Лужников по случаю Фестиваля  чешский ресторан Пильзень , попить там настоящего чешского пива и поесть шпикачек.
Как ни странно, признается далее Ольга, эти неторопливые ее партнеры опередили ее со своими отчетами. И когда она принесла  из машбюро свой кусок старшому в этой команде Валерке Осипову, моему, кстати, и Ольги однокашнику по журфаку МГУ, позднее автору «Неотправленного письма» и мужу Татьяны Самойловой,  он, не читая,  бросил странички  в корзину:
- Все уже написано и в наборе.
Я не все успел прочитать, что Ольга написала, и не все из прочитанного приводит меня в восторг, но эти незамысловатые строки, как говорят, пали на сердце. О столь многом, и трогательном, и смешном в обычаях и атмосфере Шестого этажа, где мы все вместе произрастали, пусть и с разницей в годах, напомнил пересказанный  по памяти эпизод.
У Ольги широкий круг читателей-обожателей и еще более широкий – просто читателей-любителей литературы, кино, театра, живописи…  Я не случайно выделяю именно этот срез ее читательского сообщества, потому что выполненные в самых разных формах и манерах, но сохраняющие  единую интонацию  интервью с деятелями искусства и культуры представляются мне наиболее интересной и оригинальной составной многостороннего творчества моей коллеги по Комсомолке.
Я люблю рассказывать, что лучший комплимент моей литературно-критической деятельности сделал десятилетия уже назад тогдашний зав. сектором отдела пропаганды аж ЦК КПСС , ветеран Великой Отечественной Иван Филиппович Сеничкин, любимец Александра Николаевича Яковлева, тоже бывшего фронтовика. С не гармонирующей с его официальным  положением  и возрастом  непосредственностью Сеничкин воскликнул однажды, прочитав какую-то мою рецензию:
- Что ты обо всех их пишешь? Ты же сам лучше их всех пишешь….
Я бы тоже мог Ольге такую реплику бросить, только не с укоризненной, а поощряющей интонацией. До поры до времени собеседниками ее в процессе интервью становились по естественным причинам те деятели нашей культуры, что и  постарше, и профессиональней, и признанней, чем она. Но соблюдая дистанцию уважения к реноме собеседника, она, назвавшая себя пигалицей, с самых первых встреч беседовала на равных и с начинающими, и с корифеями, к примеру с Алексеем Арбузовым, Олегом Чухонцевым, Беллой Ахмадулиной, Фазилем  Искандером, Евгением  Светлановым, Отаром  Иоселиани, Валентином Распутиным… Умела каждого  разговорить, высечь  своими вопросами, как огнивом, ударяя кремнем по кресалу, искры мудрости, остроумия, глубокомыслия, метафоричности…
И порою развернутые вопросы ее были интереснее ответов. Интервью необратимо превращалось в диалог.
Диалог о жизни и любви, без которой она, по собственному ее признанию. Не может жить!
Продолжай в том же духе, Оля!

Инна Руденко
ФЕНОМЕН
У юбиляра Ольги Андреевны Кучкиной в нашей семье есть подпольное имя. Родилось оно от удивленного восхищения и, признаюсь, с некоторым оттенком зависти, белой, разумеется.
Мой возраст (а, попросту говоря, - моя старость) уже давно не дает мне вести привычный трудовой образ жизни, что в свою очередь ведет к раздраженному недовольству собой, самоупрекам в потере достойных нормального человека ума, воли, прилежания. Исповедуемый принцип - пример выше правила – заставлял меня постоянно повторять в назидание всем: «А вот Оля…», «Как писала Кучкина…», «А Оля…». Но ведь и в самом деле, вдумайтесь: к какому порту, причалу приписать нашего юбиляра? Она кто?
Известный журналист? Чья известность росла по возрастающей, причину чего как-то публично определил отец всех журналистов Ясен Засурский, рассказав, что запомнил Ольгу еще тоненькой красивой девочкой-младшекурсницей. Заявившей на очередном сборище в Коммунистической аудитории: «Жить надо не про лжи».  
Или она писатель? Автор десятков книг прозы. Поэт? Представивший несколько сборников замечательных стихов. Драматург, чьи пьесы идут по стране и не только? Телеведущая?  Ее программа называлась «Время Ч» и вывела под юпитеры полстолицы людей, с которыми она на ты. Или профессор одного из американских университетов, где Ольга прочла курс лекций студентам (разумеется, по-английски)?
И все это, оставаясь тоненькой красивой девушкой. (Которая не вчера стала бабушкой).
Ни одной из женских бед не миновала ее судьба. Недавно узнаю: заболела. (Прямая спинка подвела). Болезнь была долгой, потом я получила ее результат – книгу «Подсолнух» (маленький роман и повесть). На небесно-синем фоне обложки – желто-золотой плод-цветок. Вот тут-то моя младшая сестра, рассматривая книгу, и сказала: «Оля -  феномен». Так при каждом упоминании имени, а часто и вместо имени, звучит это слово «Феномен», рождая чувство восхищения, столь благодатного для старых и малых. И снимая всякую тень зависти, даже и белой. Как же равняться на феномен?
Восхищаюсь. Поздравляю. Благодарю. И жду продолжения.

Нина Аллахвердова
НЮАНСЫ, НЮАНСЫ...
Что могут значить мгновения, о которых я хочу сейчас здесь рассказать, о которых ты сама не ведаешь, не помнишь, да и попросту не знаешь? Да, скорее всего, ты, конечно, о них не помнишь.
Краткие вспышки света в моей памяти.
Я учусь на Высших сценарных курсах в Воротниковском переулке, спешу на занятия, выбегаю из троллейбуса, перебегаю через Садовое кольцо и вижу тебя, выходящей из магазина "Ткани". Это был замечательный магазин, почти на углу Садового и Воротниковского. Холодный день. Часов 11 утра. Мы уже довольно долгое время не виделись. А ты говоришь: "Ухожу в плаванье..."
Ты называешь что-то грандиозное: океанский лайнер, кругосветный маршрут... И вот еще эта ткань, которую ты только что приобрела в магазине, - на длинную юбку.
Длинная юбка! Тогда, в начале 70-х, это было не менее впечатляющим, чем плаванье вокруг Земли.
Другой раз. Такое же внезапное явление. Я спешу по улице Горького, теперь Тверской, под проливным дождем к "Известиям", когда прямо передо мной ты с каким-то молодым человеком под накинутым на головы серым мужским плащом перебежали, смеясь, улицу и последовали мимо меня дальше, возможно, к "Новому миру". Помню, как блеснула будто капля дождя под плащом твоя сережка.
И еще, чьими-то глазами - совсем уж незначительное, как может кто-нибудь подумать, событие: мы говорим с тобой, стоя посередине холла нашего шестого этажа, и ты поправила длинные розовые кружева, выглядывающие из-под рукавов строгого черного пиджака.
Удивительные фрагменты. Они так явственно живут в моей памяти. И я рада тебе об этом рассказать.
Возможно, в них вся твоя жизнь: с поэзией, далекими поездками, перелетами, плаваньями, с красотой твоего облика, с твоим смехом и бегом под дождем. Я решила поздравить тебя, рассказав именно об этом незначительном, потому что это то, что живет в моей душе и о чем тебе неизвестно. Знаю, что многое, самое важное, тебе известно без меня. О том, что действительно важно и значительно, расскажут и многие другие. Но ведь нюансы могут сказать о человеке не меньше, а порой и больше.
Олечка, живи счастливо, быстро, красиво. Ты все это умеешь, как никто.

Геннадий Бочаров
ЧЕСТНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ
В жизни Ольги Кучкиной был период, когда она вела авторский телевизионный цикл, который обозначался одной буквой – «Ч». В ходе передачи, ведущая разворачивала одинокую букву в необъятное понятие человека. Телезритель очень быстро соображал: сможет ли прислушиваться к дискуссии между студийным гостем и хозяйкой студии. Ольга счастливо выбирала людей, не прислушиваться к которым было нельзя. А спустя несколько минут передачи, приходило понимание того, что еще большим грехом было невнимание к тому, что говорила сама ведущая.
Посмотрев несколько таких передач, я записал в своем блокноте: человек должен быть всегда включен в духовную розетку другого человека. Думаю и сегодня, что лучшего способа развивать нашу внутреннюю сущность, никто не придумал. Хотя придумано уже многое. Но даже самый гениальный технологический эквивалент не способен породнить тепло живой руки с теплом нагретого протеза.
Творческая жизнь Оли, как раз и основывалась на интересе к человеку. Очерки, пьесы, стихи, написанные ею, это всё о нас – людях. А небо, цветы, леса, волны океана, полнолуние или солнечные лучи – это фон. Самолеты, компьютеры, швейные машинки или небоскребы – фон тоже. Человек не существует без фона. Понимание этого – дар Оли. Отдавая дань фону – воздавать должное человеку.
Долгое время мы работали вместе. Работали в земных Стожарах – в «Комсомолке». В лучшее её время.
Никто не был похож друг на друга. Не похожими были строки, которые мы писали. Мысли, которыми мы обменивались или утаивали. Однако все, что было когда-то общим, оценивалось позже. А когда «позже» тоже становилось «когда-то», мы оценивали уже себя. И признавали друг друга.
Творчество Ольги Кучкиной – это пример того, как важно оставаться самим собой. В любом жанре, в любой теме, как и в любой жизненной ситуации – как твоего героя, так и твоей личной. Я думаю, что не все мы в то молодое время понимали, что духовная жизнь человека никогда не начинается с первой радости. Её начало – первая утрата. Я был свидетелем не одной утраты Оли. Размышлениями о людях, о мире, о себе в этом мире мы во многом обязаны потерям – большим и малым. И объяснять это жестокостью памяти не справедливо. Жестоки утраты, а не память о них.
Говоря об Ольге Андреевне Кучкиной, следует сказать главное: журналист и писатель Кучкина – это мир театра, искусства, литературы. Это честное исследование творчества великих и только начинающих актеров, режиссеров, поэтов и драматургов. Материалы Кучкиной в «Комсомолке» были и остаются своеобразной энциклопедией культурных событий уже полувекового периода в жизни страны и мира.
…Ученые дали определение всему. Не повезло только человеку. Из тысяч разрозненных определений нет консолидированного. Но за дело взялся семилетний мальчик. На вопрос: «Что такое человек?», он ответил: «Человек – это счастье другого человека».
С подобным ощущением, мне представляется, жила и живет, и трудится Ольга Кучкина. Худшим из нас в «Комсомолке», таким образом, просто крепко повезло.

Лидия Графова
ЗАГАДКА ОЛЬГИ
Она – красивая. В самую красивую девушку «Комсомолки» 60-х годов были, пожалуй, влюблены все мужчины редакции. Кажется, даже главный редактор или, может быть, его первый зам. А она была недотрога. С таинственной улыбкой.
Помню, кто-то из ее однокурсниц по журфаку как бы в осуждение говорил: «Ольга знает, что у нее не очень красивые ноги и потому никогда не побежит вверх по лестнице». Ей, конечно, завидовали.
Но это правда, что Ольга Кучкина всегда была сдержанной и немного закрытой. Не расплескивалась, берегла себя, знала – зачем. Главная ее красота была внутри. Позже это раскрылось в ее многогранном творчестве. Просто поразительно, как много она успела создать. Корреспондент «КП» вдруг стала знаменитым писателем и драматургом. А какие мудрые у нее стихи.
В жизни Ольги был очень сложный период – она заболела, и ставили роковой диагноз. Я приходила тогда к ней в больницу и помню, с каким стоицизмом она держалась. Может быть, именно поэтому превозмогла болезнь, и диагноз не подтвердился.
Берегла себя, чтобы много, еще очень много важного сказать людям. Красивая оказалась и очень талантливой.
Ольга до сих пор остается для меня загадкой. Когда иду из Дома литераторов, и возникает в огнях высотка на Восстания, так похожая на дворец, всегда помню, что это – ее дворец, нашей загадочной принцессы Ольги, которая умеет так красиво и полноценно жить – всем нам наука.

Игорь Коц
КАК Я КУРИРОВАЛ ОК
Тяжкое бремя кураторства ОК – засыл ее заметок на полосы «Комсомолки» - я нес с перерывами пятнадцать лет. Первый раз - в эпоху ельцинской вседозволенности, когда самонадеянно решил, что сокращать Ольгу Кучкину в угоду жесткому макету так же просто, как секвестировать бюджет. Я был глуп и наивен. Хрупкая ОК билась насмерть за каждый дефис. Когда она все-таки сдавала его врагу, то продолжала драться за междометие. За тире. Бросалась в рукопашную за «ньюсик»…
Это неминуемо должно было закончиться кровопролитием, но, к счастью, я ушел в «Советский спорт». В полной уверенности, что мне больше никогда не придется курировать ОК. Но через десять лет я вернулся в «Комсомолку», обогащенный опытом административной работы. И понял, что ОК за это время стремительно продвинулась вперед в тактике и стратегии борьбы с кураторами. Она освоила электронную почту, от которой куратору не смыться даже на Сахалин.

2.12.2013
Привет, ОК!
Ваша заметка сверстана, выйдет в следующей «толстушке». Ваш ИК
А давайте, я еще корректурой поработаю, на всякий случай. Попросите сразу их не ставить кавычки там, где я не ставила (сознательно!).
Попрошу.
А, может, пришлете взглянуть?

4.12.2013
Там черным набрано (нюсик!): «Известный писатель был частым гостем нашего журналиста». Я прошу это заменить на: «Встречи с известным писателем были нечастыми, но значимыми».
Так будет по правде.
И если можно, пришлите все же поправленный вариант, чтобы я чего-то не пропустила.
Все внес, кроме нюсика. Что это такое, не понял.
Это подпись под фото. Только не нюсик, а ньюсик.

17.12.2013
Прочла. Все хорошо.
1. словцо БОЖЕСТВЕННАЯ в тексте - дать курсивом.
2. НО СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ - убрать и прямо начать с абзаца: В ТЕАТРЕ ФОМЕНКО... (там сразу становится понятно, что это на 75-летии).
3. убрать фразу ЕГО БОЛЬ РАЗГОРАЛАСЬ ВО МНЕ - в этом варианте она лишняя.
Агромадное мерси.
Еще перечту
Угу.
А Вы не хотите дать под Новый год заметку НОВОГОДНЕЕ ЯБЛОКО? Там такое настроение... и как бы любовная история...

24.12.2013
Толстушка выйдет числа 9-го. Текста шлите, будем интриговать. По-моему, Вы не прислали факсимиле автографа Вознесенского?
Посылали-с. Шлем-с еще раз.
Благодарствуем-с
Получили?
А хотите, я пошлю еще полный текст для сайта? Или не надо?

26.12. 2013
На корпоративчике объявили со сцены номинацию Золотой фонд - Кучкина, Руденко, Репин. Овация. Некоторые свистели. Я с молодежным задором кричал Вау. За отсутствием женской половины Золфонда три пластиковых пакета вручили Репину. По моей информации, с конвертиками.
А Вознесенский запланирован в номер на 16-е.

28.12.2013
А Вознесенский запланирован в номер на 16-е...
Жаль. В час по чайной ложке - какой же это сериал...

13.01.2014
Здравствуйте, ИК!
Как Вы провели этой зимой?
Как наш сериал?
Со Старым Новым Годом!
Ваша ОК.
Привет, ОК!
У меня тоже ок. Вознесенский, тьфу-тьфу, выходит на эту среду. На очереди Войнович. С наступающим Старым!
Ваш ИК
Отл.
Не хотите ли прислать верстку посмотреть?
Ловите!
Поймала и прочла. Поставьте, пожалуйста, многоточие в самом последнем поэтическом отрывке.
Поставил.
Там в пояснительных текстах дважды повторяется насчет ВСТРЕЧ С ПОЭТОМ - может, оставить это во вводке, а в отсылке к сайту написать что-то вроде ПОДРОБНОСТИ НА САЙТЕ...
Угу.

16.01.2014
Привет ОК! Заметка про Вознесенского вышла. Хорошо год начинаем.
Спасибо за Вашу радость. У меня такое впечатление, что Вы рады больше меня.
Конечно, больше. Мне же надо делать карьеру ответсекретаря.

24.01. 2014
ОК, ловите Войновича!
ИК, поймала.
И поймала то, что очень хотелось бы оставить. Вот этот фрагментик:
Он вообще явно обладает провидческими способностями. Его футурологический роман «Москва 2042», с умопомрачительно уморительным и отлично узнаваемым отцом Звездонием, как главным героем, уже сегодня читается едва ли не как документальный репортаж.
Может, лучше стишок подсократить?
Подумаю.
Еще забыла: в конце слово «Владимир» потеряло первую «и».
ОК, можно я проявлю самоуправство? Мне жалко все остальное убирать. И концовка хорошо идет встык к письму. На сайт поставим в полном объеме, а?
Не поняла Ваших изысков, но хорошее отношение (в данном случае) дороже.

25.01. 2014
ИК, первый раз (с Аксеновым) мы писали Бога с большой буквы («Он писал, как Бог на душу положит»). Думаю, что и на этот раз Бог в названии требует того же.
Корректура утверждает, что надо с маленькой. Устоявшееся выражение.
В прошлый раз было еще более устоявшееся! Мы уже говорили с Полиной на всякий такой счет, она пообещала не зверствовать.
Мне самой ей позвонить или Вы это уладите?

26.01.2014
ИК, если Вы еще не вписали ничего в ньюсик, давайте впишем:
Он писал письма генсеку и нашему обозревателю.
ОК, напомните, что такое ньюсик?

10.02. 2014
ИК, наш проект накрылся медным тазом, как я понимаю? Или я ошибаюсь?
Ваша ОК.
Видимо, да. К глубокому сожалению.
Я догадывалась. На прощанье посылаю Вам просто прочесть Вячеслава КОНДРАТЬЕВА.

2.03.2014
Простите меня.
Сегодня Прощеное воскресенье.
И Вы меня.

А потом я снова, теперь уже навсегда ушел из «Комсомолки». Сбросил проклятое ярмо кураторства. Вздохнул глубоко и свободно. Больше не надо вбивать мягкие строчки ОК в жесткий макет. Мучаться от ее обид. Раздражаться от ее непонимания.
Как же плохо я знал ОК…

4.12.2014
ИК, куда же Вы запропастились? Случаем узнала, что Вы уже не в КП. Это правда?
Где ж Вы?
Отзовитесь.
Ваша ОК.
Привет, ОК! Да, уже месяц я шеф-редактор журнала «Родина». Очень доволен. Невероятно! Чтобы долго не объяснять, чего мы будем делать, бросаю концепцию журнала. Ваш ИК
ИК, прочла Вашу концепцию.
Дай Вам Бог удачи.
А вот мне какая мысль пришла в голову. Может быть, журналу подойдет то, что я писала об отце?

PS
Привет, Ольга Андреевна! Прочитал за праздники «Косой дождь». Очень сильно пробрало все, что связано с детством и родителями. Наверное, потому что сам сейчас живу в этом. Самое сильное - фронтовые записи Вашего отца с Первой мировой.
Жаль, что их так мало, видимо, не сохранились? И Ваши собственные дневники поразили. Потому что напомнили мамины студенческие 1948-52 годов, которые я откопал вместе с ее письмами за 20 лет. В общем, читал книгу на сплошных ассоциациях, а такое бывает только от очень хороших книг.
Стихи прочитал тоже. Ранние нравятся больше, последние иногда сложны для меня по форме. Но общее ощущение от них - абсолютная свобода автора делать то, что считает должным. Не обращая внимания ни на что. В том числе и на то, что не поймут. Завидую. Ваш ИК.
Дорогой ИК!
Как потрясающе точно Вы нашли это обращение к матери (и к отцу). Завораживает вся конструкция книги, прекрасно выстроенная. Как, и это самое главное, завораживает жизнь, прожитая Таней Терешенковой, красивой, доброй, веселой, одаренной женщиной, и жизнь ее прекрасного мужа Сашки.
Читать последние страницы было тяжело, как Вам тяжело перебирать эти последние дни. Я сроднилась с Таней, вся история семьи легла мне на душу, знать, что сейчас все оборвется, по-настоящему больно.
Ну вот.
Вы - большой молодец.
Ваша ОК.
А мои родители умерли с разницей в 18 дней, мама от рака, следом папа от инфаркта, не в силах вынести смерти мамы. Только им было 73 и 84. Я родилась у взрослых родителей, отсюда большая разница в проживании детства, отрочества и т.д.

PSS
Спасибо тебе, суетное кураторство! Если бы не ты, мы никогда не поговорили бы с ОК о главном.
О наших замечательных родителях.
В планах журнала «Родина» на 2016 год публикация воспоминаний Ольги Кучкиной об отце.

Людмила Семина
СОШЕСТВИЕ С ПЬЕДЕСТАЛА,
Или рассказ о розовой бейке
Когда летом 69-го я попала на Шестой этаж, Ольга Кучкина была уже там легендой. Первое, что говорилось: "Красавица", второе: "Дочь академика", третье: "Обозреватель по культуре". Короче, небожитель, триумфатор от природы, родословной и профессии. Это вошло в сознание как факт. А мое дело было - править в рабочем отделе собкоровские опусы. И ждать пять лет, когда истечет срок лимитовской квоты и нас с мужем пропишут в Москве. Разные судьбы, что тут поделаешь... Жили параллельно.
Иногда соприкасались. Вот вижу как-то летом в нашем длиннющем коридоре точеную фигурку в стильном мелкоцветочном ситцевом платье "карандашиком" с окантовкой розовой бейкой и думаю:"Интересно, что за леди к нам, из-за какого такого зарубежья?" Тогда ведь приличного наряда днем с огнем не найти, я как раз в это время публиковала т.н. "акцию" (ныне называется - журналистское расследование) "Где купить брючный костюм?", так даже восходящий тогда Вячеслав Зайцев не мог дать ответа. Подошла красавица ближе - Ольга. И до сих пор помню потрясение, когда девчонки сказали, что это она сама себе сшила. И вяжет сама. И стрижет. Потрясение от того, что ангел во плоти сам эту розовую бейку пришивал. Я бы не справилась под страхом расстрела. И вообще: разве могут у обозревателя по культуре быть швейные дела, там ведь театр, кино, поэзия? Прошу не смеяться, так именно я и думала в 25. И, возможно, не я одна. Пьедесталы у "Комсомолки" были высоченные, на них трудно было запрыгнуть, но если уж там, - то навсегда на высоте.
Пропускаю больше тридцати лет. И вот мы уже пожилые дамы. Как Ольга - красивые и успешные. И не очень. У кого как сложилось. Объединились в Клуб журналистов всех поколений родной газеты. Стали встречаться. И Оля с нами. Как все. Хлебает дешевый супчик на благотворительном обеде в Домжуре. Читает свои стихи на авторском вечере двум десяткам бывших коллег. Участвует (см.снимок) в конкурсе на лучшее весеннее четверостишье на восьмимартовском вечере (и побеждает, кстати). Проводит автограф-сессию на клубном стенде во время Книжного салона. Поднимает рюмашку в ЦДЛ за книжную премьеру другого коллеги. Рассылает новогодние открыточки всем по мэйлу.
Не то, что ей нечем заняться. Во-первых, она по-прежнему обозреватель КП (практически 50 лет!), во-вторых ведет спецкурс в Институте журналистики и литературного мастерства, избрана действительным членом Российской академии прессы, в-третьих, издает книгу за книгой, одна лучше другой (и "Этаж", почти про нас, и про Айседору Дункан, и автобиографический "Косой дождь", и сборник избранных стихов "Численник", и др.). Пишет, между прочим, виртуозно, не только мастерски, но и очень стильно по языку.
Когда-то, в начале карьеры, гласит легенда, у нее не получались журналистские заметки. У меня, кстати, тоже. Потому что голова, чуткая к сову, как у нее и, надеюсь, у меня, не усваивала дежурную газетную поденщину. Но зато дрессировка головы этой рутиной и газетной дисциплиной позволяет выработать стиль очень точный, скупой, фактологический. Плюс блестящий лексический запас книгочея, каковой Ольга несомненно является, судя даже по ее собственным книгам.
Так вот, когда эта легенда с пьедестала вошла в наше содружество, как его плоть от плоти, явив себя обычным земным человеком, подругой, коллегой, она стала открываться мне и своей личностной сутью, далекой от невозмутимости статуи. Не буду долго разглогольствовать, скажу только, что Ольга оказалась классной девчонкой. Как раз такой, которой розовую бейку пришить самое то.
Между прочим, она первой из профессионалов не затруднилась сразу, определенно, искренне и с радостью поздравить меня с тем, что во мне проснулся поэт. Шагнув для этого с пьедестала легко и беззаботно, охотно подсадила на него другого человека. Такое не всем дано. Даже небожителям.

Виктория Сагалова
«Ты даже не представляешь, какая она…»
Олю я знаю уже больше полувека. В августе 1965 года я впервые пришла в редакцию «Комсомолки» со своими не слишком вразумительными заметками, навеянными студенческой практикой на строительстве Братского ЛПК. Я перешла тогда на четвертый курс факультета журналистики. Уже не раз я пересказывала этот эпизод, а теперь вот пытаюсь коротко описать его. На шестом этаже в то лето шел ремонт, в коридоре стояли стремянки, перевернутые стулья и столы, какие-то кадки, рулоны. Пахло известкой. Табличек на дверях не было. Я наугад толкнула одну из дверей и невольно сделала шаг назад. Среди ремонтного беспорядка, у окна без шторы, сидела за столом, склонившись над листом бумаги, девушка, чем-то мгновенно поразившая меня: очень красивая, очень серьезная и какая-то нездешняя. Она повернулась в мою сторону и спросила, кого я ищу. Голос ее тоже показался мне особым. Она говорила со мной коротко, по-деловому, при этом открыто и просто. Именно Оля подготовила к печати тот первый мой опус.
Через некоторое время я стала стажером, а потом и литсотрудником отдела комсомольской жизни. Года полтора мы с Олей сидели в одной комнате – пока она не перешла в отдел искусства. В нашу комнату, как магнитом, притягивало тогда самых блистательных редакционных кавалеров. Они склонялись к Олиному столу и что-то негромко рассказывали, явно стараясь развлечь ее и заинтересовать. Наградой им был ее смех и полный внимания дружеский взгляд. Сама она, насколько помню, не любила болтать, была немногословной, больше слушала, чем говорила. Она дорожила своим временем, была очень организованной и собранной.  Постоянно что-то писала, исправляла, ездила в командировки, перечитывала и переписывала. И вместе с тем всегда была готова отозваться на чью-то просьбу, прийти на помощь, посоветовать.
1968-й год я встречала в Олиной куртке. Аспирант-физик, с которым у меня намечался роман, предложил провести новогоднюю ночь на академической даче в какой-то незнакомой взрослой компании. Приглашение было заманчивым, но в полный рост вставал вопрос: что надеть? Легче было отказаться, чем отправиться на такое ответственное свидание в старом зимнем пальто. Тут-то Оля и пришла на выручку, дав напрокат свою шикарную по тем временам куртку – из искусственной замши, с капюшоном и белой меховой подстежкой. Ох, как мне это помогло!
Оля, повторяю, дорожила своим временем. Но хорошо помню, как она почти неделю занималась устройством одной девушки, у которой возникли какие-то проблемы на работе. Фамилия девушки была Севидова, смотрела она колючим взглядом, словно готовясь обороняться.  Она добралась в Москву из Усть-Илимска без денег, чуть ли не в одной спецовке. Пришла в редакцию и каким-то образом попала к Кучкиной. Может быть, это произошло случайно. Они проговорили несколько часов подряд. После этого Севидова приходила в «Комсомолку» каждое утро и уже не отходила от Оли. Что-то в ее судьбе тогда переменилось в лучшую сторону. Важно еще отметить, что Оля не собиралась на этот раз ничего писать. Не было никакой тут газетной, так сказать, корысти.
Как-то раз Оля, которая занималась тогда в Арбузовской студии, посоветовала мне пойти на одноактный спектакль по пьесе начинающего драматурга. «Ты даже не представляешь, - сказала она восхищенно, - какая она талантливая, Люся Петрушевская!». Имя это было мало кому известно. Пьеса называлась «Любовь». Я была заворожена. Удивительно, как  из будничных, стертых, приземленных реплик рождалось нечто захватывающее – мы ощущали острейшие душевные переживания героев в самый важный, пограничный момент их жизни…
Читая книги Петрушевской, я всякий раз словно слышу восхищенное Олино: «Ты даже не представляешь, какая она талантливая!..»

Юрий Рост

ФОТОПРИВЕТ