Эвелина Азаева: “Комсомолку” я стала издавать, потому что люблю эту газету и считаю ее лучшей

На днях (октябрь 2015 года) у нашей соратницы по собкоровскому братству Эвелины Азаевой был юбилей – пусть не круглый, но все же… Поздравил ее от имени нашего Клуба. И хочу поделиться интервью Эвелины, которое она дала местной газете в Торонто, где сейчас живет. Будет время и желание - прочитайте. Приятно, когда собкор «КП» называет и собкорство, и саму «Комсомолку» школой, которая помогает ей сейчас в работе и бизнесе далеко от России. Пожелаем ей успеха!
Анатолий Строев

Газете исполнилось пять лет. Сначала она выходила под названием “Русский Репортер”, затем “Репортер-Комсомольская правда в Канаде”. Наше сегодняшнее интервью – с издателем и редактором Эвелиной АЗАЕВОЙ.
- Эвелина, за пять лет ваша газета превратилась в популярнейшее издание, которое действительно разбирают из магазинов в первую очередь. Трудно было?

- Очень. Особенно первые три года. Я работала по 15-16 часов в сутки. Днем весь день на машине – ездила по рекламодателям, собирала, обсуждала рекламу, писала рекламные статьи, а вечером и ночью за компьютером. Три года я ходила с красными от недосыпания глазами. Мой сын, которому сейчас 15 лет, говорит: “Мне тебя так жалко было, я сплю, открою глаза, а у тебя в кабинете все еще горит свет”. - И все-таки удалось... - Трудоспособность, помноженная на страстное желание и большой опыт в журналистике, не могли не принести результата. Я не открывала газету с бухты-барахты, не была далеким от газетного дела человеком, не собиралась сидеть сиднем, надувать щеки и только деньги стричь... Я знала, что будет происходить. Неожиданностей не было. Вообще-то это не первая цель, которой я в жизни добилась. Были более сложные. Как, например, стать собкором лучшей в России газеты – “Комсомольской правды”. - Как это произошло? - Я работала тогда в новосибирской молодежной газете, очень популярной. В какой-то момент поняла, что мне там уже тесно, и, сидя в столовой издательства со своей коллегой, стала размышлять: “Вот думаю, куда мне пойти работать – в “Комсомолку” или в “Труд”?» У нее ложка застыла в руках. Она спросила: “Азаева, ты совсем одурела?” Причем, мы очень друг друга уважали как журналисты. Мы обе знали, что у нас есть некие довольно-таки оцененные коллегами и читателями способности. И при всем при этом, заметьте, насколько люди не верят в себя и в ближнего своего. Я спросила ее: “Наташа, ты меня уважаешь как журналиста?” – “Еще как!” – “Так почему я не могу работать в лучшей газете страны?” Я стала писать заметки и посылать их в Москву. Буквально через два месяца мне позвонили из “Комсомольской правды” и сказали, что хотят, чтобы я была их собственным корреспондентом. А позже номинировали на звание лучшего собкора и наградили премией “Лучший дебют”. Так что не удивительно, что у меня все срослось и в иммиграции. Мы же не меняемся в своих основных качествах.

- Но, Эвелина, далеко не всех, кто пишет заметки, приглашают работать в лучшие газеты, и не все, кто открывает издания, имеют успех...

- Да, тут как Суворов сказал: “Везение везением, но надобно и умение”. Вера в себя должна базироваться на профессионализме. Если говорить о журналисте, то он должен не только уметь красиво излагать мысли, но и иметь эти самые красивые мысли, а также иметь нюх на нужную газете тему, направление, нужно быть мобильным, срываться с места и бежать быстрее всех чтобы первому взять эту тему. И нужно быть честолюбивым – это двигатель. И жертвовать чем-то тоже надо. К сожалению, здесь, в Торонто, просто невозможно нанять журналиста на работу: никто не хочет бегать и писать репортажи, искать героев, брать интервью. Уже даже даешь им темы – претендентам на работу – все рассказываешь, как сделать, кому позвонить и... пшик. Как я заметила, представляющиеся журналистами люди большей частью хотят сидеть дома перед телевизором, смотреть его, а потом писать в газету свое мнение о событиях в новостях. Один с ужасом слушал, когда я рассказывала ему на какие канадские темы надо написать, а потом с возмущением сказал: “Так вы мне работу репортера предлагаете? А я люблю писать философские статьи”. Что касается успеха в издательском деле, то и здесь нужны особые качества. Одно из них – неукротимая энергия. Заметьте, наши старые издатели, которые уже лет 15 в бизнесе, сами продолжают собирать рекламу, ходить на мероприятия в качестве журналистов – то есть это не тот бизнес, который раскрутил - и сиди стриги денежку. И я к этому готова – к тому, что каждый рекламный доллар придется отрабатывать до самой смерти.

- Мрачно как...

- Еще бы не мрачно. Вот торговец покупает блузку в России за $5, а в Торонто продает ее в бутике за $50. Да, есть расходы на поездку, на аренду помещения. А у нас, издателей, тоже расходы на печать, развозку, оплату статей и дизайна рекламы, так плюс еще и постоянная работа с каждой рекламой. Листинги у риэлторов меняешь, слоганы придумываешь, рекламные статьи пишешь, редактируешь то, что прислал рекламодатель, а потом еще утверждаешь... То есть, у нас нет прибыли, которая не отработана.

- Ну так займитесь торговлей.

- Одно время, когда все в России в 90-е бросились торговать, я тоже этим занялась. Рядом со своей журналистикой. И поразилась, насколько это прибыльное дело! Но однажды, когда я стояла на барахолке со своим шикарно расходящимся товаром, около меня остановилась пожилая женщина, внимательно посмотрела мне в лицо и сказала: “Господи, уже и такие торгуют”. После этого я молча собрала в сумку товар и ушла домой. И больше не смогла выйти и продавать. Думаю, Бог послал ее и пояснил таким образом, что не мое это дело. Что если тебя родили “жечь глаголом сердца людей”, так и жги. Я верю, что у каждого есть задача, с которой он пришел в мир. И это еще мягко меня предупредили. Вообще, когда человек меняет предначертанное ему, как я заметила, он умирает. Ни в коем случае не значит, что нельзя менять профессию! Нельзя менять только тогда, когда у тебя особый дар в каком-то деле и ты реально влияешь на судьбы. Словом ли, делом ли. В России у меня так и было. Статьи в газетах меняли судьбы. К сожалению, сейчас у меня мало времени писать, не говоря уж кому-то помогать, но я издаю то, с чем я согласна, под чем сама подписалась бы, и думаю, что все-таки свой журналистский долг выполняю.

- Эвелина, а вы, однако, фаталистка...

- Я еще и в Бога верую! И не просто верю, а знаю, что он есть. Как-то протопопа Аввакума спросили: “Ну где твой Бог? Почему его не видно? Покажи его!” - а он ответил: “Ты сначала покажи в себе человека, способного увидеть Бога”. Если наблюдать, анализировать, то помощь Божью или его противодействие, предупреждение, мягкий такой подзатыльник, легко можно увидеть и ощутить. Надо думать о нем, разговаривать с ним, просить совета, и начнут происходить чудеса... - Кстати, о чудесах. Ваша газета вот уже пять лет принципиально не печатает рекламы гадалок. Почему? И как это сказывается на вашем кармане? - А никак не сказывается. Я, например, и банки не граблю, и это тоже не сказывается на моем кармане. Хотя если бы ограбила, денег у меня было бы больше. Рекламу гадалок я не печатаю потому, что в Бога верю. В священных книгах сказано, что чародеи и волшебники будут наказаны, а те, кто к ним людей приводит, – еще более. Это раз. Второе – люди к гадалкам приходят в несчастии. И я слышала много историй, когда их еще больше запугивают, и берут большие деньги. Не хочу участвовать в мракобесии и отбирать у несчастных деньги. - То есть вы не верите в силу заговоров, приворотов? - В том-то и дело, что верю. Особенно после просмотра программ “Битва экстрасенсов”. Хорошо, если гадалка – просто мошенница и она только оберет вас. А если она и впрямь может приворожить  или разрушить бизнес конкурента, или наслать болезнь на соперницу? Тогда ты совершаешь великий грех. Грешит и заказчик колдовства, и издатель, который польстился на деньги, привел человека к колдуну. Понимаете, человек, верящий в Бога, верит и в бесов. Дьявол отрицает себя. А мы знаем, что он есть. И я считаю: если ты в Бога веришь, проси у него, а не прибегай к помощи нечистой силы. Я просила, и мне давалось. И я просто в восторге была, как быстро и сполна. Только я молилась не по-глупому: “Дай мне то-то”, - потому что человек на самом деле не знает что ему нужно. Я просила сделать так, как ОН считает нужным. Ну и я всегда обещала тоже для кого-то что-то хорошее сделать.

- Эвелина, возвращаясь к теме пятилетия газеты. У вас была популярная газета “Репортер”. Почему вы захотели издавать “Комсомолку”?

- “Русский Репортер” действительно был успешным проектом. Но издавать такую газету было безумно трудно. Я ведь максималистка и не могла печатать абы что. Журналистов нет, сама всю газету не испишешь, хотя я активно писала. Приходится перепечатывать, но статьи в интернете замусорены, и я сокращала, редактировала, придумывала более яркие заголовки. В итоге 16-24-страничное издание по насыщенности информацией переплюнуло 40-60-страничные. Ко мне читательница в магазине подошла и сказала: “У вас в газете – ну просто ничего лишнего! Ни одного слова, никакой воды!” И я была удивлена, что люди разбираются... Я действительно прошла хорошую школу, была замредактора Сибирского информационного агентства и знала, как писать, чтобы вообще воды не было. Люди оценили и направление газеты – очень редкое в то время, и стиль. Правда, мама, глядя как я сокращаю статьи, придумываю заголовки, просила: “Лина, пожалей себя... Никому это не надо...Ну нельзя же так над собой издеваться”. А оказалось, люди видят, ценят. “Репортер” разбирали из магазинов так же быстро, как сейчас разбирают “Комсомолку”. За два-три дня. И я этим горжусь. А что касается дотошной работы, так я еще в юности брала интервью у старого немца-музыканта, и он сказал то, что запомнилось на всю жизнь. Он сказал: “Надо иметь профессиональную совесть”. “Комсомолку” я стала издавать, потому  что люблю эту газету. И считаю ее лучшей. Она нужна мне, а я ей. Это если коротко.

- А что за направление особое было у газеты “Репортер”?

- Не хаять Родину. В то время газеты только и описывали российские ужасы, предавались воспоминаниям, какой “совок” был плохой. В общем, поливали грязью Россию. Русские люди чувствовали себя очень униженными, оплеванными. “Репортер” стал глотком свежего воздуха. Я опубликовала статью “Тихий юбилей” - к юбилею создания СССР, написала о своей Родине очень тепло. Народ рыдал мне в трубку. Я и сама плакала, когда писала. Понимаете, я люблю Канаду, но это не значит, что все проклято и забыто, и что надо ругать свое прошлое и страну, которая тебя вырастила. Это пошло, это дурной тон и выдает в тебе лакея. Один читатель, когда “Репортер” слился с “КП”, подошел ко мне и попросил: “Пусть тот огонек, что горел в “Репортере”, так и горит, хорошо?” Мне кажется, я сдержала обещание и огонек горит. Кстати, другие издания, видя, что народу обрыдло охаивание, тоже поумерили пыл в “разоблачении” России. - Эвелина, в эмиграции изданием газет занимаются и не журналисты. Как вы к этому относитесь? - Ситуация такова, что журналистов нет, так пусть уж лучше хоть какие-то издания будут. Они все-таки, со всеми своими ошибками, развивают русские бизнесы, оповещают народ, знакомят его с Канадой, друг с другом, с законами... И если издатель, будучи в “первой” жизни далеким от газет человеком, здесь преуспел, так... респект ему, как говорят в интернете. Мог бы ведь человек сесть на велфер, а стал тружеником, создал рабочие места, кормит коллектив.

- Как вы считаете, вашей газете есть еще куда развиваться?

- Естественно. Улучшать газету можно бесконечно, любую. Я очень критично отношусь и к своему, и к чужому труду, и считаю, что нам всем вместе, торонтским издателям, очень даже есть в какую сторону развиваться. Просто непаханая целина пред нами. - Вы недавно родили ребенка. Как справляетесь? - Нормально. Это мой второй ребенок, дочка, я родила ее в 38 лет и всех призываю к 40-летию родить. Столько света в жизни появляется! С дочкой сидит папа – в Канаде в декрет может пойти и мама, и папа. Но скоро папа выйдет на работу и с ребенком будет сидеть моя мама. Однако и я каждую свободную минуту с дочкой, блаженно смотрю, как она хихикает, показывает выросшие нижние два зубика. Ей уже 8 месяцев. Кстати, тут недавно из одного  нового издания  обзванивали рекламодателей и говорили: “А вы знаете что Эвелина родила и теперь не сможет вести газету? Переходите к нам”. Женщина, которой это сказали, ответила очень разумно: “Я не заметила,  чтобы хоть один номер “КП” не вышел или чтобы Эвелинины роды как-то сказались на содержании газеты”. Я, знаете ли, родила в пятницу, а во вторник села работать над следующим номером.

- Нравится ли вам в Канаде?

- Да, и чем дальше, тем больше. Главное – можно безбоязненно вести бизнес, не ожидая  пули, рэкета. Это я ценю больше всего. Нравится, что дают кредиты на покупку дома. Приятно, что кругом чисто, красиво, комфортно. Вот ребенка родила и не нарадуюсь всем устройствам для облегчения быта родителей: прыгунки, ходунки, манежи, мобили, еда в баночках, кашки быстрого приготовления... А сына в России я растила по-другому: лифт не работает, с коляской с шестого этажа на первый каждый день, и назад... Мужу зарплату платят с перебоями, да еще он время от времени принимает участие в военных действиях в горячих точках, и я совсем одна остаюсь. А пособие мне по материнству – смех, потому нет денег ни на приспособы для ребенка, ни даже на пеленки-распашонки. Я их сама шила, обливаясь слезами над своей печальной участью. Потом, когда стала работать в “КП”, денег стало намного больше, но все они ушли на покупку квартиры, так что быт так и оставался бедненьким. Это разбивает семьи в России... Потом я за бесценок продала эту квартиру, чтобы показать канадскому правительству, что у меня есть деньги на переезд. Мои коллеги по “КП” удивились, когда я сказала, что уеду в Канаду, я написала письмо одному собкору, где объяснила коротко: “У меня есть вечернее платье, которое я никогда не надевала и не вижу даже перспективы его надеть. Просто некуда. А я женщина, годы идут, бабий век короток...” И привела строчки Наума Коржавина о русской женщине: “Ей жить бы хотелось иначе, носить драгоценный наряд, но кони все скачут и скачут, а избы горят и горят”. Он тогда ответил мне, что его очень пробрало это женское короткое объяснение и разослал мое письмо другим собкорам. - Сейчас есть куда надеть вечернее платье? - Есть, но уже неохота (смеется). Сейчас получаю удовольствие от того, что в Канаде женщине не надо все время быть во всеоружии – накрашенной, нарядной. Езжу в магазин в трико и майке и кайфую от этого.

- Иммиграция далась трудно?

- Да. Как и большинству. Я приехала одинокой мамой, с ребенком на руках. Книгу можно писать – “Как закалялась сталь”. Я ведь еще была совершенно российским человеком и меня шокировали эти диккенсовские отношения внутри общины, это скрытое рабство, бесправие новеньких и бесстатусных, вседозволенность хозяев бизнеса. Мне прямо было сказано: “Это там ты была “Комсомолка”, а здесь ты никто”. Моим трудом пользовались за $1.20 в час. Я не имею в виду “Нашу Газету”, в которую я позже перешла работать и где у меня все было в порядке и с оплатой, и в отношениях.

- Эвелина, как вы проводите свободное время?

- У меня сейчас нет свободного времени. Совсем. Как только заканчивается газета, так начинается уход за ребенком. Но давайте скажем, как я провела бы его, если бы оно было. Я люблю читать русскую классику. Я испытываю физическое удовольствие, читая Достоевского, Бунина, Шишкова и Писемского. Я из тех, кто и за едой, и в туалете читает. Когда мне было 16 лет и я поступала на журфак, на экзамене по русскому языку профессор спросил меня, кто мой любимый писатель. Тогда это был Лев Толстой, и я так и сказала. Он усмехнулся, не поверил, что у этой пигалицы такой вкус. “И что вам особенно нравится?” – спросил. “Война и мир”. Ему не понравилось такое нахальство. “И какое место в этом произведении на вас произвело особенное впечатление?” – процедил. И я наизусть прочитала ему большой отрывок о смерти князя Болконского. Там была такая строчка: “А она (Наташа) все смотрела и смотрела туда, где он был”. Вот так, одной строчкой, Толстой передал всю непостижимость смерти. Причем, я не учила этот отрывок, просто я читала это место столько раз, что оно врезалось в натренированную книгами память. “Эта девушка должна у нас учиться”, - сказал профессор своему коллеге. До сих пор думаю: какое счастье, что я правильно выбрала профессию. В этом году будет 20 лет как я в журналистике. Моя работа за всю жизнь меня ни разу не разочаровала, а только поддерживала и радовала. В отличие от мужчин и друзей. Даже когда устаю, оглядываясь назад на сделанное, могу сказать, что мне было интересно этим заниматься. В общем, у меня с журналистикой постоянная первая брачная ночь.