К 10-летию МКС. Анатолий Строев, президент Международного клуба собкоров "Комсомольской правды". Фуражка его Величества Собкора "Комсомолки".

… Дело было в Павлодаре, на международном  медиа-форуме с участием российских и казахстанских журналистов. В мой гостиничный номер влетел, даже лучше сказать, ворвался  вихрем  мой старый знакомый Владимир Рыжков. Наверно, так встречаются только самые близкие люди: крепкие объятия, слова «Как я рад тебя видеть!» - и  вопросы, вопросы. Давным-давно, когда в обиход ещё не вошло странное слово «перестройка», мы с ним работали в «Комсомольской правде» – я на Дальнем Востоке, он – в Казахстане, в Караганде. А потом пути-дороги наши разошлись, как это часто бывает. Теперь и вовсе живём в двух совершенно разных государствах. Но все равно радости не было предела. И расспросам: а где тот, а где этот?

Народ вокруг нас улыбался, слушая наши бесконечные байки и воспоминания о славных днях, проведённых в «Комсомольской правде». Ну, и как тут было не вспомнить об английской фуражке, так удачно «приобретённой»  нашим общим другом Виктором Горловым, тоже в ту пору собственным корреспондентом «Комсомолки» - сначала на Алтае, а потом в Казахстане?

Эта кепка таинственным образом появилась у меня в кабинете местной корсети после собкоровского совещания. По всей видимости, её кто-то забыл. Но кто? На улице зима, никто в таких легкомысленных головных уборах не ходит. Обзвонил, кого мог из наших собкоров-южан. Нет, никто не признавался. А кепка по тем дефицитным временам была не просто хороша – аристократична!  Из добротного материала, с небольшим козырьком и главное - с лейблом «Made in England» внутри.

Так и лежала она пару месяцев, почти до лета, у меня на полке, постепенно покрываясь пылью. Пока по каким-то надобностям в Москву ни приехал вместе с женой наш собкор с Алтая Витя Горлов. Ухарь-парень, чем-то напоминающий мне то ли самого Василия Макаровича Шукшина, то ли его лихих киногероев. Тут меня чёрт и дернул: «А ну-ка, примерь фурагу!» Надел – как словно всю жизнь она была на его голове. «Забирай, – сказал я ему. – Дарю: твоя!» Да, и в самом деле: чего ей было пылиться, коль хозяин за пару месяцев так и не объявился?

А назавтра у меня в кабинете появился несколько смурной  собкор из Караганды Володя Рыжков. Ныне-то он солидный человек - главный редактор областной газеты «Индустриальная Караганда». Володя  жил в одной гостинице «Юность» с Горловым. И поведал мне, что они с Витей очень даже хорошо вчера вечерком посидели в пивбаре возле «Лужников». Но помнится мне, что тот жаловался на некую стеснённость в средствах. И именно вчера. «А деньги-то откуда?» – осторожно поинтересовался я. «Так Горлов вчера английскую фурагу купил, – не моргнув глазом, искренне так стал рассказывать Рыжков. – За двадцать пять рублей. Пришлось его жене раскошелиться».

Я хохотал от души: за мой подарок находчивый собкор слупил с собственной жены четвертную, на которую они с другом-собкором прекрасно погудели в хорошем - по тогдашним временам - пивбаре. Ну, молодцы ребята!

И все бы ничего, если б ещё через несколько дней на шестом этаже издательского комплекса по улице «Правда», 24, где располагалась «Комсомолка», не объявился наш собкор из Казани Римзиль Валеев. И тут выяснилось: фуражка-то его! Точнее, не его, а нашего собкора в Австралии Николая Боднарука. Во время собкоровского застолья зимой Римзиль презентовал ему свою шикарную лисью шапку, а тот взамен – заморскую фурагу, в которой особо по Москве зимой не походишь. Римзиль про кепку забыл, пока жена, спустя пару месяцев, не поинтересовалась с подозрением: а куда это делась его шикарная меховая шапка? Он ей рассказал про английскую кепку. Но ведь и кепки не было дома тоже. Вот тогда он и вспомнил, где её оставил. Но кепка уже красовалась на голове другого собкора…

Это надо было видеть, как они торговались – словно приезжие на самаркандском базаре. Римзиль хотел выкупить свою фурагу, назначал цену, задирая ее все выше, но Горлов не уступал даже за большую сумму: что же он жене скажет? Вчера купил, а завтра продал? Ну, уж нет! Так и улетел он восвояси в новёхоньком кепаре из Англии, оставив своего коллегу-собкора в горьких раздумьях о сложностях жизни.

Таких историй в нашей жизни наберётся воз и маленькая тележка. Каждый из собкоров может вспомнить нечто подобное. А в нашем Клубе собственных корреспондентов «КП», абсолютно неформальном объединении, более 150 собкоров всех поколений, начиная с послевоенных лет и заканчивая новым, уже постсоветским временем. Но главное не в этом. Каждый собкор в свое время реально представлял газету, а значит, и Москву, союзную власть, в своем регионе или республике. Аргумент в переполненном аэропорту (на вокзале, в морском порту), когда были все другие аргументы исчерпаны: «Вы что, хотите, чтобы завтра «Комсомолка» вышла тиражом в 20 миллионов без моего репортажа?» – действовал почти безотказно, и место в самолёте (в поезде, на пароходе) нашему корреспонденту всегда находилось.

Сколько было собкоров в «Комсомолке» - столько и разных судеб. Они приезжали в Москву из разных мест и столиц, все такие разные (кто подтянутый и бойкий, словно солдат перед наступлением, кто вальяжный, аристократичный, больше похожий на лорда с берегов Темзы), но, в то же время,  в чём-то похожие. В чём? Да в том, что каждый из них был Его Величество Собкор! Неспроста в «Комсомолке» ходила «железная» фраза: собкор – это не профессия, а состояние души. Так вот, душами мы все, собкоры лучшей газеты большой страны, и роднились. И это родство до сих пор сохраняется во всех нас, хотя давно уже ликвидирован институт собкорства - и не только в «Комсомолке». И родство это подкреплялось еще тем, что мы запросто ездили друг к другу в гости, вместе отмечали праздники и путешествовали, дружили семьями, помогали, если возникала необходимость… Была даже такая идея, возникшая у нашего собкора в Вильнюсе Гедиминаса Кончюса – обмениваться на время, на полгода-год, регионами, а значит и квартирами… Так сказать, для разнообразия и новизны впечатлений.

Надо ли говорить, что это родство сохранило в своих душах большинство вчерашних собкоров «Комсомолки» - и мы продолжаем встречаться, ездить друг к другу в гости, обмениваться новостями. Как словно мы учились в одной школе и в одном классе. Так ведь Школа была – и с большой буквы, и имя ей - «Комсомольская правда»! Я не знаю такого своего коллеги, кто бы без трепета впервые ступал на Шестой этаж (именно на шестом этаже и находилась наша газета). Еще вчера ты читал с восторгом и завистью очерки Инны Руденко, Геннадия Бочарова, Ярослава Голованова, Валерия Аграновского или Василия Пескова, а сегодня ты с ними в одной газете! Эта честь сразу поднимала планку твоего профессионального статуса в регионе или республике. И пусть мы были странными людьми, по выражению нашего острослова Акрама Муртазаева, потому что мы даже жили не в квартирах, как все нормальные люди, а в корпунктах, но мы были значимы и честолюбивы, мечтая достичь высот в своей профессии. И ведь многие достигли!

Мы стали совсем другими, живём в разных государствах, служим в разных «конторах», входим в разные партии и объединения и даже молимся разным богам. Юра Киринициянов в Алма-Ате  издает свою собственную газету с говорящим названием «Весь мир», Карен Маркарян стал детским писателем в Латвии, Арам Саркисян возглавляет одну из политических партий в Армении, Камиль Баялинов - важный государственный чиновник, одно время даже представлял Кыргызстан в ООН. Игорь Тетерин в Эстонии и сам теперь издаёт «Комсомолку» – в Северной Европе. Ника Квижинадзе из Тбилиси снимает кино, а Ядвига Юферова, наш белорусский собкор, ныне замглавного в «Российской газете», Александр Куприянов – главный редактор «Вечерней Москвы», не говоря уже про нашего бамовского «бродягу», прошедшего будущую магистраль от первого колышка до последнего, – ныне главного редактора «Комсомолки» Владимира Сунгоркина.   

Сегодня модно сравнивать – тогда и сейчас. Не стоит, думаю, этого делать: мы живём в другой системе координат. В иной социально-экономической обстановке, когда главными в жизни стали деньги. Частная собственность на средства производства сделала почти всех нас наёмными работниками. И сколько бы мы ни надували щёки от собственной значимости, но решающим условием стал капитал. От него зависит успешность и многотиражность (или наоборот – неуспешность и малотиражность) издания. Благополучие (или отсутствие такового) конкретного журналиста.

Если раньше, чтобы помочь нашему больному коллеге, достаточно было сделать звонок в соответствующую инстанцию, то теперь мы скидываемся, кто сколько может. Платим за его лечение. Разве с этим не приходится считаться?

Для того мы и решили объединиться в Международный клуб собкоров «Комсомольской правды» десять лет назад, чтобы, как поется в песне, «не пропасть по одиночке». Идею эту высказал Саша Куприянов после своей поездки в США, где клубы «бывших» - главных  ли редакторов или репортеров газет, позволяют им собираться вместе, не теряя друг друга и не испытывая одиночества. Идея всем понравилась, и «могучая кучка» учредителей, как называю ее я, решила такой клуб создать. Создавали дружно, все на том же Шестом этаже, в знаменитом Голубом зале «Комсомолки», где 29 октября 2003 года собралось более ста человек, в основном вчерашних собкоров из разных городов и ныне суверенных республик бывшего Союза ССР.

 Владимир Сунгоркин, главный редактор «КП», с некоторым испугом взирал на эту массу народа, явившегося из разных городов и стран, чтобы заявить о своём единстве – и между собой, и с газетой тоже. Потом в «КП», в рубрике «Люди, которые нас удивили», о нашем сборе было не без удивления  сказано: «Было человек сто, а в какой-то момент показалось – пятьсот». Это круто: один собственный корреспондент газеты равняется пяти московским журналистам! Или как мы говорили – людям «с этажа».

Меня иногда спрашивают: на какие «шиши» вы существуете? На добровольные взносы и те гонорары, которые мы умудряемся зарабатывать на своих выездных мастер-классах. Не более того. Но больше и чаще организуем складчину, когда надо кому-то помочь с лекарствами (а они ныне все дорогостоящие) или деньгами  в трудную минуту. Бывает, что собираем и вещи с продуктами, чтобы отправить куда-то, в новгородскую, к примеру, глубинку, нашему другу-собкору, оставшемуся в одиночестве. Хорошо, что ныне есть интернет, и мы легко связываемся между собой – будь то Канада, США или Дальний Восток.

Но не все меряется только деньгами. Вот уже десять лет подряд – два  раза в год – на  День знаний, 1 сентября, и в День Победы, 9 мая, мы едем в подмосковный город Электроугли, в Катину школу, как мы ее называем между собой, на встречу с учениками.  Потому что до самой смерти уроки знаний и мужества вела здесь наша заведующая стенографическим бюро Екатерина Константиновна Благодарёва – наша  общая любимица Катя. Великий человек! Это ее стараниями и энергией был поставлен в ее родном селе Исаково, ныне пригороде Электроуглей, обелиск ее землякам, погибшим в годы Великой Отечественной войны. В это скорбном списке есть и ее близкие.

Что уж говорить про подмосковных школьников, если я и сам на этих встречах с удовольствием слушаю рассказы вчерашних (не пишу бывших, ибо бывших собкоров, как и чрезвычайных и полномочных послов, не бывает!) собкоров «Комсомолки» о тех жизненных коллизиях, в которых они оказывались за время своей работы в разных точках мира: Юра Строев – на Кубе и в Никарагуа, Кирилл Привалов – во Франции и Италии, Евгений Умеренков – в Латинской Америке, а Александр Каверзнев – в Венгрии…

…Но вот происходит такая встреча через годы, как эта, в Павлодаре. И разрушаются все временные и другие барьеры, разлетаясь в пух и прах. И мы снова как бы те же самые: молодые, бойкие, изобретательные, даже слегка отвязные. Того и гляди, устроим какой-нибудь прикол в духе старой «Комсомолки». Нахлобучим чью-нибудь английскую кепку на чужую голову – и поминай, как звали. И все двадцать, тридцать, сорок прошедших лет – побоку.

Но слава богу, что это просто кепка, не более, а не генеральская папаха или чиновный мундир. Мы все-таки знали цену подобным вещам.

И ещё. Я тогда подумал об одной закономерности. Да, мы все постарели. Поседели или полысели. Но почти все  в профессии своей, как ни странно, остались. Остались те, кто мог посмеяться над самим собой, кто знал цену  и журналисткой «пахоте», и доброй шутке с розыгрышем.