Александр Орлов. "Комсомолка" на переломе (1989-93)

Эпиграф
Открыл очередное послание из необъятного мешка писем, прочёл. Сознание раскололось в мелкие дребезги.
Краткое содержание: «Отправил на адрес редакции бандероль. Вложение: деревянная шариковая ручка в форме полового члена (изготовлена с любовью, своими руками). Цель: литературное изнасилование «Комсомольской правды». А вы что подумали?».
Бандероль в глаза не видел, невиданную ручку тоже. Но сколько же у любви ослепительных граней, а?! В том числе и у любви к газете. И не только у журналистов…

Ну-с, а теперь глава вторая: "Комсомолка".
Самая масштабная.
Тут необходимы определённые реверансы и книксены перед людьми, которых я масштабно, по-галактически люблю, уважаю и ценю. Посему:
- обиды игнорируются.     - возмущённые кидания в автора банановыми и мандариновыми шкурками - приветствуются. Равно как и дополнения нюансов, неизвестных или подзабытых автором.     - личное презрение, растоптание его в пыль... м-м-м... допускается.
В некоторых особо пикантных эпизодах личности будут указываться инициалами. Хотя, это секрет полироля...
Предисловие затянулось, но последний - важный! - нюанс: воспоминания о "Комсомолке", как о любимой женщине, не могут и не будут строго выверены по временной шкале. Тёплые фонтаны воспоминаний из непроглядных пропастей души, как правило, выбиваются совершенно спонтанно. Благо им!
Бывает ведь обстоятельства давят немилосердно, хмарь в душе, глаза бы на этот мир не смотрели. Но нередко в этой объёмной черноте, пусть и не фонтаном, всплывёт светлая пуговка воспоминания: улыбнёшься себе под нос, когда никто не видит. И покажется, что не всё потеряно, не всё закончилось - не всё зря, не в пустоту. Просто не было и не будет уже никогда такой редакции, таких людей рядом, такого драйва и радости жизни, как в "Комсомолке".
Простите за пафос.
Я должен был признаться в любви.

Искусство резни по живому
Первую полноценную заметку в КП я накатал весной 89-го. Невероятно наглым объёмом в 350 строк.
Номер вёл Кушнерёв (ну по-другому и быть не могло! Ни на кого другого я напороться просто не мог.) КУ вполглаза пробежал заметку и метнул её на последнюю, восьмую колонку последней – четвёртой полосы. Напоминаю: колонка в КП тогда была размером в 180 строк. Не считая заголовка. То есть, строк 160…
В горячем цеху, в подвале, дым стоял даже не коромыслом, а оглоблей. Выпускающему редактору Марине недосуг было валандаться с наглухо бестолковым нештатником. Запихнула она меня в атомно прокуренную комнату-дежурку с колченогими стульями и облупленными столами, видавшими всевозможные виды. Принесла сыроватую полосу, генеральским голосом приказала: «Режьте! И побыстрее».
«Хвост» был гомерически больше остатков заметки, уместившихся к отведенную колонку. «Режьте?!» - мысленно взревел я. Это же не свинья, да и я не мясник ни на ноготь!
Пятнадцать минут остервенелых попыток хоть что-то сократить вызвали мозговую тошноту едва ли не до обморока. Но выбрасывание любого абзаца, казалось, катастрофически рушило строй и суть текста. Зеленью я тогда был, петрушкой... А то и укропом.
В конце концов, сдавленно попросил Марину снять заметку на фиг из номера. Марина набрала по телефону Кушнерёва и с заметной ехидцей передала мою просьбу. КУ в ответ пробурчал в трубку что-то разъярённо-басовитое, неразборчивое со стороны. Оказалось, во-первых, потребовал гнать меня из дежурки мгновенно самыми погаными вениками и швабрами. А во-вторых, затребовал полосу к себе наверх, на этаж. По колено в стыде и позоре я уплёлся прочь…
Прочитав наутро собственную заметку, признаюсь, восхитился. Тем чугунным фактом, что вышел в свет литой, ладный текст без единой «жиринки» и сусальных второстепенностей. Приобретший от мастерских урезаний стройность и правильную направленность. Взыграла гордость за то, что под этой колонкой стоит моя подпись… КУ и заголовок снайперски точный придумал: «И в тесноте, и в обиде».
Речь в тексте шла о бесприютной студии молодых глухонемых актёров, которых выкинула пожилая во всех смыслах труппа Театра мимики и жеста. Единственного на весь Союз театра глухонемых.
…Но погодите! Это всего только прелюдия к искусству резни по живому тексту. Я вам сейчас такое расскажу – держитесь за подлокотники!..

Но вообще-то первая заметка за подписью "А.Орлов" вышла в КП в июне 82-го.  Этому предшествовали комические события...
Зайдём издалека, коротко.
      В третьем классе я накатал первый литературный блин - сказку по мотивам восточных. Мама принесла классной руководительнице Лидии Петровне Шаиной (надо же, помню!). Лидия Петровна на уроке зачитала мой опус, объявив, что автор - я... Одноклассники смотрели на меня глазами размером с корабельные иллюминаторы.
В пятнадцать лет, после кривых опытов с фантастикой, убился совсем в другую сторону: принялся ваять роман о временах Генриха IV Наваррского. В стиле Дюма, само собой.
Но вскоре передо мной, двоечником и хулиганом встал, как айсберг, вопрос, о который сокрушишься или увильнёшь: универ или армия. В отчаянной попытке накатал письмо в КП. Смысл: братцы, не дайте погибнуть талантливому писателю! У меня тут... целый роман... и вообще столько гениальных задумок... (дальше шли всхлипы).
Офигительно то, что мне ответили! Но гораздо офигительнее был текст ответа на официальном бланке КП. Я его помню дословно. Зацените: "Александр! Не знаем, чем конкретно можем помочь, но в редакцию всё же заходите, прихватив всё написанное. С уважением Марущак".
А когда я припёрся, мне не глядя сунули фотку симпатичной выпускницы и сказали, что через полчаса ждут заметку про выпускной вечер, который состоится завтра во всех школах страны.
Слово "ужас" - самое несущественное из того, что я испытал тогда. Хотя в целом заметку я вымучил, но докрутили её Света Орлюк и Валера Хилтунен.
Такая вот история с первой публикацией в КП.
Заостряю внимание: шёл 1982 год...

В дальнейшем будут ещё не раз проскакивать пунктирные воспоминания. Крохи, намертво схваченные памятью... Как там у мастеров объектива это звучит? Фотонегатив? Ну а у меня пусть - текстопозитив.
...Первое фотографическое изображение "Комсомолки": июнь 82-го, комната "Алого паруса". Три стола, заваленные письмами. Боря Минаев и Валентин Юмашев. Посмотрели на меня красными то ли с похмелья (вряд ли), то ли от бессонницы глазами. Мутные были взгляды, дело к вечеру...
На столе у Бори увидел одну из пухлых папок с крупной надписью чёрным фломастером: "ЗАВАЛЫ". С того дня всё мало-мальски ценное, что надлежит прочитать и над чем поработать, у меня так же называлось и называется: сначала в виде такой же картонной папки, теперь – в ноутбуке.
"Завалы"... Звучит! Хочешь не хочешь - надо разгребать...

Свинцовый анекдот
Самым что ни на есть беспредельным дежурным по отделу - ей-ей, не совру! - был Дима Бабич, сотрудник отдела информации. Заметки отдела, само собой, усыпали полосы каждого номера роем мелких хвостатые комет. «Хвосты» Дима рубил хладнокровно и гениально. Он, как правило, не утруждался вдумчивым прочтение собственно текста, чтобы вымарать абзац-другой, сохранив основной посыл и остатки фактуры. Нет! Дима просто отрубал торчащий «хвост» - всего делов! Удивительно, но заметки со столь бесчеловечными усекновениями ничуть не теряли своих достоинств и общего смысла. Верстальщики любили работать с Димой Бабичем…
Совсем иное, ядовитое отношение было к «Парусу». Особенно, если он шёл цельной полосой, а не отдельным материалом (такое случалось чаще). Бесконечные перевёрстки, замены заголовков, вылезания пресловутых «хвостов» на уже, казалось бы, прочно свёрстанной полосе. Цеховой выпускающий Саша Сарычев при одном только виде меня, заступающего на дежурство в подвале горячего набора и вёрстки, наливался желчью по уши… Он был славный мужик. Но с оригинальным чувством юмора, разжевать и проглотить куски которого было не каждому журналисту по зубам. Верстальщики же при словах «Алый парус» инстинктивно пытались спрятаться под стол… Или сразу же, авансом дать дежурному по отделу по ушам.
Единственный, кто стоически сносил пытку вёрстки АП, был Коля Агафонов. Не знаю, как для него, а для меня дежурство с ним – это всегда был праздник и нервическая оттяжка. Вот, помню…
Образовалась на полосе микроскопическая дырка в одиннадцать строк. Одиннадцать, Карл! Причём, дырка, по нереальной причуде заложенных в вёрстку параметров, располагалась в плашке «Алого паруса». То есть, её никоим способом невозможно было «втянуть», «переместить» и т.д. Никакую заметку не поставишь: что ж это за заметка в жалкие такие строки, скажите на милость?! Мы с Колей какое-то время ошалело смотрели друг другу в глаза, криво улыбаясь и лихорадочно шаря в извилинах, в тщетных попытках найти выход. Наконец Коля поднял руки вверх жестом «сдаюсь!» и я помчался на этаж, в «Парус».
Катастрофа, ору, люди: у нас артиллерийская дыра в одиннадцать строк диаметром! Ржачка пошла, не хуже, чем на конезаводе в период весеннего гона. Успокоились, но решение всё не приходило. Пока Таня Колобова не сообразила - светлая наша головушка! – да надо туда анекдот воткнуть!.. Стали кидать разные версии анекдотов, но все – то неприличные, то политически неблагонадёжные. Наконец, Танюша взяла меня за руку, сказала: «Ну их, обалдуев…», и потащила меня в подвал. Там Саша Сарычев, исходя добродушным ядом и криво ухмыляясь, набрал анекдот, который продиктовала Таня.
«Полярная ночь. Льдина. На ней – отдыхающая белая медведица с медвежонком. Медвежонок, заложив лапы за спину, задумчиво бродит туда-сюда по льдине. Наконец останавливается и спрашивает: «Мам, а мы часом не русские медведи?». «Нет, сынок». «И не гризли?». «Нет, мы белые медведи…». Медвежонок: «Вот чёрт… А почему я тогда так мёрзну?!»
…Немного нежности и лирики. Хотел вроде бы обойти по максимуму эту тему, но не получается. Да и зачем обходить, если подумать здраво?

Про Юленьку
Торчал я поздним майским вечером в "Парусе", 1990 год. Один - все нормальные сотрудники отчалили до дому, до семей и т.д.
Она вошла в эту комнату и... если бы не сидел - реально рухнул бы, собирая счастливые слёзы-сопли от жёсткого соприкосновения с затоптанным линоулемом. Не вру!
Юлька была космически, вселенски красива.
Точёная фигурка, лицо, достойное кисти лучших итальянских мастеров, милая улыбка мадонны с их же полотен.
Как она проникла на этаж после закрытия бюро пропусков? Ответила невпопад: "Так это и есть "Алый парус"?! Хм... Я по-другому себе представляла".
Я полюбил её мгновенно.
...Юлька в этой широкой главе будет встречаться читателю часто. Просто я пояснил, что в данном случае - к чему.
...Это были лучшие годы в жизни. Становление и укрепление в профессии, а главное - любовь. Это всё, что нам нужно...

Начало формы
Пунктир: выкаблучивания с удостоверением
После полугода существования в редакции на положении беспорточного троюродного родственника, с невероятным удостоверением «нештатного корреспондента» (было у меня и такое!) в июне 1989-го был принят в штат КП.
На тишайшую должность стажёра. С ещё более тихим окладом рублей в шестьдесят. Получил заветное – другое! - удостоверение. В нём так и значилось: «Стажёр». Мать иху… Хорошо, хоть не «корреспондент на гонораре», уважили.
А ведь уже договорился, что через пару дней возьму интервью у министра геодезии и картографии СССР. По широкому, как карта страны, кругу вопросов. И идти к столь могучему чину со столь ничтожным удостоверением?! Что за дурная принципиальность, неужто это смертельное преступление против гранитных бюрократических параграфов – изобразить вместо «стажёра» скромное наименование «корреспондент»?..
Ни слова не говоря, ибо, кроме матерных, иных не осталось, показал удостоверение Боре Минаеву. Завотделом образования Боря крякнул, остервенело цыкнул зубом, забрал ксиву и отправился к Петру Положевцу, редактору нашего отдела. После недолгого толковища Положевец вывалился из своего кабинета и без своеобычной хитрющей улыбки, насупленный и решительный, направился в кабинет к легендарной завкадрами Ирине Ивановне. Только океаническое обаяние Петра смогло пробить мраморную глыбу упорства завкадрами…
На следующий день из рук редакционного художника Волика я получил аусвайс с вожделённой, каллиграфически совершенной записью: «Корреспондент».
«Ну, теперь я вам покажу!!!» - ликующе крикнул кто-то сочным баритоном в моей голове. На мысленно заданный уточняющий вопрос, кому и что именно этот горлопан покажет – ответа не последовало. Моё второе, худосочное, но нахальное «я», скромно ретировалось в глубины подсознания. Впрочем, как оказалось, ненадолго.

Такса за удостоверение
Рыжую таксу мы с Юлькой купили весной. Кличка по паспорту у неё была, что надо – Чокнутая Ванесса (Vanessa Mad). К сентябрю это жизнерадостное существо перегрызло в доме всю приличную обувь, мягкую и деревянную мебель, электропроводку.
Памятным октябрьским вечером 93-го собачонка осталась дома одна. А мы с Юлькой, напрочь забыв о комендантском часе (ужасы тех дней), непозволительно задержались в гостях. Мост через МКАД, в родную квартиру, куда лежал наш путь, был перекрыт группой широкомасштабных мужчин в бронежилетах, с «калашниковыми» наперевес. Это давно уже – будничная картина. Но тогда вид вооружённого автоматом стража порядка вызывал непроизвольную судорогу в районе позвоночника и ниже. В общем, на последний автобус мы не успели и шлёпали до дома пешочком.
- Стой! Кто идёт? – грозно крикнул старшой, вглядываясь сквозь туман в наши размытые фигуры.
- Корреспонденты… - слабо пискнула Юлька.
Милиционеры опешили. Я лихорадочно пошарил по карманам и похолодел. Удостоверения не было. С отчётливой ясностью вспомнил, что осталась моя «корка» в джинсах, а в гости я зачем-то попёрся в брюках. В воспалённом сознании замелькали выразительные картины: арест, кутузка, скорый суд, расстрел через повешение… Однако Юлькино удостоверение «Комсомолки» спасло. Меня душевно пожурили, посоветовали ходить с документами. И даже поделились сигаретой.
А дома… Дома была катастрофа. Осатаневшая в одиночестве такса стащила со спинки стула мои джинсы, выцарапала из кармана «комсомолкину» ксиву и разодрала её в лапшу.
…На планерках, разумеется, сначала обсуждался вышедший номер КП. Затем – номер текущий. А в конце главный редактор Владислав Фронин зачитывал из специальной папки с золотым тиснением «На подпись главному редактору» всякие заявления, предложения и челобитные, подаваемые сотрудниками на его имя. Для проформы осведомлялся у редколлегии: «Ну, что, согласимся?» - и как правило подписывал.
Утром следующего дня главный дошёл до моего заявления. Прочёл его про себя, изумлённо задрал брови… Сконфуженно хихикнул и срывающимся голосом зачитал вслух:

«Главному редактору «Комсомольской правды» Фронину В.А
от корреспондента Орлова А.Ф.
ЗАЯВЛЕНИЕ
С прискорбием довожу до Вашего сведения, что лишился удостоверения сотрудника «КП». Пользуясь отсутствием хозяина, моя собака по кличке Ася (длинношерстная такса, возраст – шесть месяцев), нагло спёрла удостоверение из кармана штанов и зверски его разодрала.
Не снимая с себя ответственности за моральный облик своего щенка, прошу всё же выдать мне новый документ (испорченное удостоверение - прилагается). С таксой проведена разъяснительная беседа с целью недопущения впредь с её стороны подобных хулиганских выходок. Такса торжественно пообещала больше так не делать.
Число. Подпись».
Редколлегия легла на столы, икая и чихая от хохота. Порча или утрата удостоверения вообще-то в «Комсомолке» считалось серьёзным проступком. Но мне это сошло с рук.

Вот курьёзный момент

Пошли мы с Борей Минаевым, моим завотделом, получать денежку. В подвал. Там тогда помещались окна кассиров. То есть, я вообще не знал, где чего, Боря был проводником.
Надо сказать, за гонорарно-отчётный период у меня вышел первый в КП "подвал" на почётной второй полосе, что-то там про подростков под заголовком "Союз непричёсанных". И ещё какие-то заметки в АП...
Боре выдали аванс истинно советских размеров - 30 рэ. Мне - 70 с копейками гонораров. Боря офигел. Я - тоже...
И сказал мне Боря, печально вздохнув: "Печататься надо активнее".
Ну, я эту фразу взял себе неофициальным девизом. Правда, воплощать её в жизнь оказалось непросто. Хотя, хучь бейте меня, хучь режьте: всё, что я наваял в КП за восемь лет - вышло, вплоть до малоосмысленных заметок.

Про Борю
Он всегда был загружен в себя, и выдёргивание наружу воспринимал болезненно. Но "довлеет дневи злоба его" - приходилось редактировать тупые заметки сотрудников отдела. Кстати, все тексты он так и называл - "заметки", независимо от жанра и объёма. Боря был идеальным редактором, он практически ничего не правил. По крайней мере, моё. Считал, что даже ублюдочному кораблю - свой какой-никакой заплыв. Гениально и суперправильно! Я вот потом до многих начальников пытался донести эту простецкую идею. Не получалось чаще всего. А зря...
Боря уже тогда, к началу 90-х, полагаю, умом и подсознанием сидел в "Батисте" или, на худой конец, в "Сукне". А задницей, пардон, на стуле зав отделом, "Алого паруса". Дай Бог тебе, дорогой, сделать ещё "Муар" и "Бархат". И иные мягкие ткани.

Горшечный друг
Павел Корчагин для меня - это не мифический персонаж из революционного Островского. Для меня Пашка - близкий друг. Не детства и отрочества, а скорее даже ещё и младенчества. Сидели на соседних горшках, как щас помню, в детском саду заштатного посёлка во Владимирской области.
Но уже позже, во взрослом послеармейском виде, пригласил его в КП. Посмотреть внутри, как живёт редакция.
Сидели опять же поздно, потягивали знатный коньячок, тишина в редакции и в душе... Но тут редакционный бог наслал своего ангела (или демона?).
Кушнерёв обходил редакцию ночным дозором. Как всегда втихаря.  Спрятать бутылку не успели. Но он махнул широкой ладонью, мол, не парьтесь. И от стопочки отказался. Спросил у меня: а это что за тип? Ну а что я мог сказать в ответ? Павел Корчагин!
О! - оживился КУ. - И с кем теперь борется Павел Корчагин? Кроме напрочь отсутствующей гидры контрреволюции.
Мы стушевались. Но потом подумали: а правда - с чем ты, Пашка Корчагин, готов биться сегодня?
Интервью с тёзкой упёртого революционера вышло в "Алом парусе" через несколько дней. Под тем же незамысловатым заголовком "С кем сегодня борется Павел Корчагин".
А чуть позже я привёл Пашу в отдел к компьютерщиками - Шишке и рыжему Андрею. Они его, версталу Воениздата, взяли на ура.
И Паша до сих пор в КП. Суперпрофи и начальник в отделе вёрстки.
Но, помнится, так и не проставился за удачное трудоустройство... Балда.

В ноябре 91-го умерла моя мама

Сорок пять лет, сердечный приступ. Мы с Юлькой тогда жили вместе и отдельно "от моих", на "Пражской". А в тот вечер остался у нас ночевать Толик.
Утром 13-го, когда по телефону я услышал...
Он привёл меня в чувство, наверное, по щекам дал. Загрузил в такси, повёз в редакцию. Там, на входе, в подъезде "Комсомолки", кто помнит, диван стоял кожаный, справа... Усадил, сказал: десять минут!
Вернулся через десять минут, встряхнул: "Поехали, держись! Всё сделаем".. Он устроил ВСЁ.
Снимок сознания: гроб несли мои мужики с 6-го этажа. Кира скользил на гололёде...
После этого забрали-отвезли к Юльке Будинас, от поминок с малознакомыми людьми. Бедолага Толик переживший двое суток без сна, разрыдался. У меня на это уже не было сил и слёз. Слава Богу, Юлька была рядом.
...Как потом выяснилось, Толик пришёл к Суне и сказал: "У Сашки Орлова умерла мать". Суня, не глядя, вынул из сейфа пачку денег...
Я всегда буду это помнить.

У меня вообще-то немало песен...
Но только три из них - любимым девушкам. Тем, кому я отдал душу, и они ответили тем же...
Эта - Юльке:

Ты слишком острый букет из шипов и колючек, Ты на замке, в твоей руке – единственный ключик. Есть письмена на песке: «Я плюс ты – это случай…» Нам никогда уже не плыть по реке, под скрипы уключин.

Ты оставляешь горсть холодной золы В этом доме. Твои колючки больно ранят, малыш Помни.

Ты мне оставишь мозаику воспоминаний, Урок ума, экзамен чувств – несданный экзамен… Меня не согреет волос твоих тёмное пламя, Нам никогда уже не сесть у огня на тёплые камни.

Ты оставляешь горсть холодной золы В этом доме. Твои колючки больно ранят, малыш Помни.

Приходя, не грусти и прощаясь, не радуйся – всё повторится, Круг того же сюжета: Черновые листы, одинокие лица, В окончании лета…
1993
Правда, Юльке она не понравилась...

Первая загранка - не сырая гранка!
    Декабрь 91-го. Поздно уже это было, номер подписан, Юлька к родне укатила в Астрахань. А я чего-то вышел в коридор... Пёрся, покуривая, по направлению к главной редакции, задумавшись о своём, совершенно расслабленный. Навстречу в пустынном коридоре энергично передвигался навстречу Сунгоркин (он же Суня). "Добрый вечер", "Привет..." Разминулись на несколько шагов, и тут Суня чуть ли не крикнул: "Стой, Орлов! А ты у нас в этом году был заграницей? Все вроде бы у меня по списку побывали, а тебя не вижу..."
Нет, говорю, не бывал, не летал, не ездил, да и как? У меня и загранпаспорта нет...
Сунгоркин подошёл, смерил меня взглядом с подошв до маковки и выдал такое: "Завтра к десяти утра принесёшь все документы Люсе Кузьмич. Она оформит тебе загранпаспорт через МИД. Послезавтра летишь в Западный Берлин".
В ответ на мои беззвучные разевания рта веско пояснил: "Паспорт тебе привезут в Шереметьево".
Так и случилось! За десять минут до окончания загрузки в самолёт.
Ой, а что там, в Западном Берлине, случилось - отдельная тема...
    
Пунктир: сказочная Алиса
Летом 92-го Юлькина мама с отчимом упылили на родину отчима, в Батуми. Нам стряхнули мелких Юлькиных сестрёнок – четырёхлетнюю Алису и на год младшую Раису. За неимением других нянек приходилось мелюзгу прихватывать с собой в редакцию. Кто-то в ФБ выкладывал фотку с этими симпатичными созданиями в интерьере «Паруса», в довесок с жизнерадостными сотрудниками и нештатниками. Ну, а по вечерам…
Уложивши светловолосых клопов на отдельный диван, под мятным светом ночника сдуру в первый же вечер взялся рассказывать сказку на ночь. Чтобы мягче и поскорее заснули. После чего под угрозой мощного нытья был вынужден декламировать сказки каждый раз перед засыпом. Хилый запас их исчерпался уже на третий-четвёртый вечер, так что приходилось гнать откровенную метель, выдумывая истории на ходу.
Давно уже Рая счастливо сопела в подушку, Юлька тоже дрыхла, только бурболки отскакивали, – но Алиса!.. Смотрела заворожёнными глазами, жадно выслушивая мои сказочные бредни. Заметив, что малышка уже тоже отключилась, я замолкал и норовил бесшумно юркнуть Юльке под тёплый бок. Алиса же от наступившей тишины мгновенно просыпалась и громким шёпотом, упорно требовала продолжения. Надо добавить важный нюанс: эта крохотуля в свои четыре годика умела ловко выводить буквы, складывая их в осмысленные предложения.
Однажды утром она с деловым видом потребовала бумагу и фломастер. Вскарабкалась на стул, разгладила на столе клетчатый тетрадный листок, с минуту задумчиво понаблюдала коловращение жизни за окном…
И написала (дословно): «Сказка. Жили-были две девочки-сестрички. Одна хорошо училась, хорошо кушала и слушалась маму. А другая плохо училась, не ела кашу и не слушалась маму. Пошли они в лес и там их съел волк. Конец сказки».
До сих пор я в немом восхищении от первой пробы пера удивительной Алисы… А вы?

А ты и не чешешься?!
Кто-то из мастодонтов 6-го этажа (Лёня Репин? Быстров? Женя Успенский? А может быть Волик?), дружески потрепав меня по плечу, сказал значительно: "Чесотка - болезнь репортёра. Не ты первый..." И добавил интимно, на ухо: "Это, считай, профессиональный триппер. Только наружный..."
А было так.
Полетел я в командировку в Новосибирскую область, город Болотное. Оттуда паренёк шестнадцати лет прислал сценарий Терминатора-3 (к тому времени вышло только два фильма с Железным Арни). Душевный получился репортаж про автора, девятиклассника Юру, и широкий - на полполосы той самой, старой "Комсомолки" формата А2.
Витя Расторгуев, зам ответсека в ту пору, с руками выдрал текст и, наскоро прочитав, тут же воткнул в "запасной" номер. Так и вышел репортаж - полполосы в последнем номере горячего набора. Сразу после его выхода КП перешла на компьютерную печать. В этом совпадении что-то есть. Но до сих пор не могу понять, что именно...
Лихо я закрутил финал. Дословно, адресуясь к сибирячку Юре: "Помнится, несколько лет назад знавал я похожего парня. Правда, за отсутствием зрелищной кинофантастики, бредил он Конан Дойлем и Дюма, писал какую-то "прозу" в подражание, а не сценарии "Терминатора". А потом пришёл в "Комсомолку" - и остался тут работать. Как ни странно, когда-то этим парнем был я сам".
Суровый Кушнерёв в приливе редакторских и человеческих чувств обнимал меня два раза в жизни. В первый раз - за этот репортаж.
Причём тут чесотка? - спросите вы. Привёз из Болотного эту напасть.

Светенка
В отделе, в "Парусе" были двое - у кого глаза смотрели внутрь. Внешнее для них было если и не раздражающим, то уж точно неуместным и неаппетитным гарниром. Каковой тоже приходилось поедать - куда ж деваться!
Боря Минаев и Света Орлюк.
Про Борю ещё не раз вспомню. Сейчас - про Светку, Светенку нашу... В ней был невосполнимый словами магнетизм.
Как-то ей сунули мой текст, дескать, дай лично по мозгам этому неумехе-стажёру. Мы присели за столом, и Света чеканно, по предложениям, раздраконила моё "творение": жёстко, обидно и - по сути. Но сказала: "Давай попробуем вместе из этого сделать достойную статью". Часа два правки, переписывания - незаменимых и незабываемых! - и текст вышел в КП.
Светка, чистый и добрый человечек, погибла совершенно не вовремя, совершенно дико... С того дня, когда узнал об этом, и сейчас я не могу себе простить, что не смог помочь. Хотя пытался.
У нас общая болезнь. Но я вот пока ещё жив, столько лет! А Света...
Она была сногсшибательно красива. И глаза внутрь - украшали её ярче самых крупных бриллиантов, когда она, ненадолго словно очнувшись, смотрела на тебя. На меня. 
Я до сих пор люблю её. И это уже навсегда.

Микропунктир
Кабинет "Алого паруса". Походя, заглянул Кушнерёв. Укоризна - восемнадцатилетней нештатнице Юльке, негодование на малую журналистскую выработку (ухитряясь, как только он один умел, одновременно хмуриться, изображать изумление и обаятельно улыбаться): "Юлия, скоро старость. И ни одной строчки в "Комсомольской правде!"
Юлька что-то лепечет в смущении, я исподтишка показываю Кушенёру кулак... Вообще, обидно. У Юленьки было гораздо больше отмеченных редколлегией текстов, нежели у меня. И соответственно, премий от редакции. Впрочем, премии мы "прожигали" вместе. Спасибо судьбе и на том...

Микропунктир
Но если вернуться немного назад, в август 91-го. Когда эти унылые дядьки, очевидные импотенты вдоль и поперёк, попытались поставить в известную позу страну... И в силу упомянутой импотенции не преуспели даже в том, чтобы нащупать треморными руками собственные ширинки...
Выход всех газет, кроме "Правды" и "Совраски", был приостановлен.  Мгновенно была создана единая для всех "запрещённых" редакция "Общей газеты". И уже 20-го августа (всего через сутки!) вышел первый номер.
В ожидании штурма ельцинского Белого дома, захвата непокорных редакций главред Владислав Фронин в ультимативном порядке удалил с этажа всех дам без исключения.
Сидели мы в отделе науки, у Володи Умнова. Надо было дать проломный заголовок на первую полосу "Общей". Насмотревшись накануне нескольких серий-ужастиков про Фредди Крюгера, я горестно высказался: "Кошмар на улице Вязов..." Олежка Волков подпрыгнул как кузнечик - метра на полтора над стулом и с неандертальским воплем помчался в кабинет ответсека.
На следующий день "Общая" вышла с главным, гвоздевым заголовком: "Кошмар, на улице Язов!".

Затылок президента
В самом начале октября 93-го стояли мы с Юлькой на Пушкинской в ожидании маршрутки до улицы Правды. Напротив «Известий». Внезапно рядышком остановился скромный кортеж – бронированный членовоз «ЗИЛ» и пара чёрных «Волг» с охраной. Двери машин открылись, народ ломанулся к ним с прытью стада кенгуру… Бросив на бегу Юленьке, чтобы стояла на месте (а то сомнут ещё хрупкую мою), в несколько широченных прыжков оказался в эпицентре события. Борис Ельцин вышел пообщаться с народом. В окружении более, чем хлипкой цепочки телохранителей. Рядом с ним маячил Павел Грачёв, министр обороны.
Напиравшая сзади людская масса придвинула меня вплотную к президенту. На расстояние вытянутой руки. Но вытянуть её и похлопать дружески Ельцина по плечу мешал немигающий истукан-охранник с лицом профессионального киллера. С хрустальной ясностью понял, что стоит только сделать попытку протянуть руку (а так и подмывало это сделать!) – попрощаюсь с рукой. И, скорее, всего, протяну ноги. Ситуация в Москве, кто помнит, была наэлектризована до предельных значений, а уж тут, на Пушке – до убийственных.
Народ обрушил на президента цунами вопросов, Ельцин неторопливо, рубя воздух мощной дланью, отвечал… Я смотрел в его мужицкий затылок и лихорадочно соображал – какой же вопрос задать мне?! Буквально через несколько минут спонтанного общения с народом президент засобирался. Я, набрав воздуху, гаркнул, стараясь перекричать толпу: «Борис Николаевич, с кем армия?». Ельцин не расслышал, но услышал Грачёв. Посмотрел на меня своеобычно полуприкрытыми полусонными глазами и ответил: «Армия будет выполнять приказы президента, верховного главнокомандующего!».
В редакции тут же зашёл к Юдвиге Юферовой. Доложил, мол, тут Ельцин на Пушкинской с народом пообщался. Ядвига ответила в том смысле, что кто-то там из отдела информации уже выехал на место. Ага, говорю, разве что слухи собирать… «Ой, Саша, а вы там были?!». «И даже вопрос задал. И даже – ответ получил… От Грачёва». «Немедленно заметку в номер, на первую полосу!».
Борис Ельцин – один из немногих людей на свете, кому я, доведись, с искренней симпатией пожал бы ладонь. К сожалению, этому уже не бывать. Прошу: давайте обойдёмся без околополитических пикировок. У каждого свои приязни.

Битва экстрасенса
О Володе Умнове.Сюжет первый.

Как бы тут половчее начать…
Володя был завотделом науки КП. Солидная респектабельная должность. Никаких там тем про астрологов, магов, колдунов и тэдэ и тэпэ. Но вот как нас с ним занесло на интервью с Владимиром Сафоновым, мощнейшим экстрасенсом Союза – убейте, не вспомню. В общем, прибыли к нему на квартиру.
Сафонов оказался зрелым пенсионером, чрезвычайно подвижным, с необыкновенно пронзительным взглядом. Пока мы с Володей располагались за столом, приготавливая записные книжки и кургузый диктофон, экстрасенс неожиданно заявил, с любопытством меня разглядывая: «Удивительно, как это вы выжили… Очень жёсткие роды, совершенно непрофессиональный акушер, щипцы повредили младенцу череп…» Меня как будто бетонной плитой накрыло: откуда знает?! «Вы дважды чудом избежали смерти несколько лет назад, - продолжил Сафонов, - оба раза – на волосок от разрушения головы». Йо! И это верно...
На доармейской практике на заводе «Рубин» неожиданно и беспричинно двинулся конвейер и мою несчастную башку стало затягивать… в общем, трудно объяснить подробно – туда, где от неё остался бы кровавый оладушек. Спас сосед по конвейеру, с громоподобным матом мощным пинком сбросивший с конвейера телевизор «Рубин», тянувший меня в небытие…
Позже, в армии, с высоты второго этажа грохнулся, едва не оцарапав мне нос, тяжеленный чугунный крюк. Ещё полшага вперёд и от моей головушки даже блина бы не осталось.
Однако Сафонов приободрил меня сообщением о том, что башка моя прошла все назначенные испытания, так что буду я жить долго, но вряд ли сильно счастливо. В последнем он угадал (хотя на судьбу не жалуюсь). Но вот с окончанием испытаний для головы-головешки он, пожалуй, погорячился. Башка моя подверглась и подвергается по сей момент космическим перегрузкам. Справедливости ради отмечу – не физическим, а всего только мыслительным.
По окончании интервью, провожая до двери, экстрасенс хмурился, жевал губами. Силился самому себе ответить на некий внутренний вопрос. В конце концов, сказал мне задумчиво: «Есть какая-то неуловимая нитка, которая вас связывает со мной. Никак не могу ухватить…». Зная, что к чему, я попросил его передать привет внучке Яне. Сафонов расцвёл: «Да-да, обязательно! Вы с ней знакомы и у неё к вам, я ощущаю, было чувство…»
Реверс, взгляд в прошлое:

Яна была корреспондентом МК, в том же отделе, что и я. Славная девушка, нежная симпатяга! Чувства были. Жаль, не сложилось…
Но каков дед Сафонов!

Про Володю Умнова. Сюжет второй
    Однажды случилось практически невозможное: Витя Шуткевич сделал интервью с любимцем всех на земном шаре, кому досталось хоть несколько извилин - со Станиславом Лемом. Прямо у него в доме, в заштатном местечке с характерным наименованием - Закопане. Где-то в польской глуши.
Интервью выдалось крупное по объёму и, разумеется, по смыслу. Но - больше полосы А2. Надо сокращать. А кто ж возьмёт на себя такую дерзость?! "Главная редакция" (главред и замы открестились как черти от ладана, простите уж за слово "черти"). И спихнули этот ужас на Умнова. Зав отделом науки? Значит, по твоей компетенции!
Интеллигентнейший и немногословный Володя зашёл с полосой в отдел, пулемётно изрыгая дикую матерщину. Сокращать Лема?! Да они аху... охренели!
Все немедленно и в ужасе покинули комнату отдела науки. Ох, и намучился он с этим текстом... Фантастика почище Лема: интервью было сокращено до нужного объёма и вышло. И какое интервью!..
Позже не раз вспоминал Володины муки. На его месте я бы безоговорочно отказался резать Лема. Даже под угрозой увольнения. А хоть бы и расстрела. Но не таковы были закалённые редакторы и зав отделами КП, чтобы пасовать перед глыбами! Подозреваю, дай им задание сократить даже Льва Николаича или Антона Палыча (и иных) - не спасовали бы. Творческий океан гениев всегда можно загнать в скромный бассейн полосы КП...

Краткий лирический реверс:
ТАМ...
Вёсла взять, уплыть за горизонт На старой крепкой лодке. Всё забыть, как бестолковый глупый сон На берегу далёком.
Там якорь бросить навеки, Там никуда не спешить,  Для себя всё решить, Там остаться и жить.
Расскажите мне, где эта земля, На том берегу, Я здесь не могу –  Устал от драм. У людей там песни просты, И руки чисты, И люди друг другу Не делают больно Там…
Сяду там я на краю земли, Где воздух свеж и лёгок. Ходят там без пушек корабли У берегов далёких.
Там свежий ветер от моря, Играют дети в песке, Осколки солнца в реке, Нет места этой тоске…
Расскажите мне, где эта земля, На том берегу, Туда убегу Навеки я. Там для всех есть неба глоток, И хлеба кусок: Там люди свободны, Как вольные птицы, Там светлые лица –  Это снится  Мне…
1997
Это не стих, как таковой, а текст давней раздумчивой баллады.  До сих пор не удалось записать её с музыкой. А ведь всё в голове, с первой до последней ноты и такта: многоголосие, оркестровки, гитара...

История бесконечного аврала
Вернёмся к заголовкам в КП: тема неисчерпаемая.
Самым злющим ведущим номера всю дорогу был, само собой разумеется, Кушнерёв. Когда, м.б., вставал не с той руки или тапки надевал не на ту голову поутру... Что, судя по всему, случалось с ним непропорционально часто.
Это был ужас-чума, семь библейских язв и сизифова каторга - утвердить у него заголовок к тексту АП.
Вот помню... скажем так, Юлька сделала пронзительный репортаж из подмосковной школы. Там трагическая история произошла. В школу завезли вагон новых парт. Разгружать это сокровище призвали старшеклассников. От неподъёмной нагрузки прямо при разгрузки умер шестнадцатилетний школьник: остановилось сердце... Номер вёл КУ.
"Парус" в полном составе придумывал заголовки к репортажу, но кровожадный ведущий "рубил" их буквально десятками. Люди, я не вру! После четвёртого десятка мы выдохлись и растеклись мозгами. Попёрли уже совсем завиральные идеи, типа "Мебель-убийца" (Юля Будинас).
Но что-то у изверга шевельнулось внутри в опасной временной близости к подписанию номера (22.30). КУ зашёл в "Парус" и деланно удивился: почему так много народу тут торчит? Есть дежурный по отделу, Орлов. Пусть и отдувается.  Весь отдел дружно захныкал, вперемешку бормоча неразборчивые угрозы по адресу кровопийцы.
КУ скомандовал: все - по домам! Орлов - вниз, вот тебе заголовок, проследи, как встанет на полосу и тоже рви подмётки отсюда.
Заголовок был: "История одного аврала".
А мы-то, бедолаги, часа три изгалялись...
...Но погодите, сейчас совсем иную историю про заголовки дам.

Представьте себе: 6-е ноября 91-го. Канун, так сказать, могучего праздника. Счастливый "Парус" в полном составе уплыл к Юльке Будинас отмечать это дело. (В праздничном меню: плавленные сырки, сиротское количество сосисок и вареных овощей, озерцо водки). Разумеется, в номере - полоса АП. Дежурный по отделу - сами понимаете...
Номер вёл Сунгоркин. Если не вру, на тот момент - редактор отдела рабочей молодёжи.
Диспозиция такая. На полосе - восемь разноформатных текстов, с Сунгоркиным дежурить ещё не приходилось. В ужасе постучал у нему в кабинет, имея в потной ладошке полосу и восемь заголовков.
Сунгоркин мгновенно их просмотрел, подписал и сказал: проследи, чтобы "хвосты" не вылезли. И - чтобы глаза мои тебя сегодня больше не видели. Не, вы такое видали?!
Первый тост, который я поднял в тот вечер, добравшись до квартиры Юльки Будинас - за Суню! И, кажется, даже всхлипнул от счастья.
И ещё.
В предпраздничных номерах КП с гомерическими очепятками иной раз выходили не только заголовки, и но самые кондовые рубрики. На минутку: тиражом в 22 миллиона экземпляров.
Это в сером веществе не укладывалось: разворачиваешь родную газету наутро, на томную с похмелья голову, и видишь дивную рубрику: "НИ И НУ!" Которая изначально вообще-то звучала несколько иначе: "НУ И НУ!"
Вопрос: кто пошалил? Ответ: Кира Белянинов и выпускающий Саша Сарычев, "вышивавшие" "напёрстками" без закуски. Наборщицы, верстальщики и корректура тоже... иной раз теряли резкость восприятия.
Ну кто ещё, скажите мне на ушко, так феерично способен был украсить номер КП?!

Храп из кабинки
Сразу предупреждаю: речь о туалете. Посему всех особо чувствительных читателей, с аристократическим затыканием носов благородными пальчиками, этот пост разрешаю пропустить. Хотя, неаппетитного амбре тут нет. Тут другое... И вполне себе юмористическое.
Вся редакция КП, после официальной части очередного госпраздника или иного торжества, работала "по секциям". Для тех, кто не в курсе: данный творческий эвфемизм подразумевал выпивание по отделам.
Долго это строгое указание не могло продолжаться и не продолжалось - сотрудники разных отделов в бурном "секционном" процессе выпархивали, выходили, выползали в общее пространство 6-го этажа и незатейливо перемешивались сами, перемешивая тем самым и "секции", то есть отделы, кабинеты, подсобные помещения, коридоры... Словом, братания и сестрения (пардон за кособокий термин) на этаже шли на манер горно-снежной лавины. Которая срезает все препятствия на своём щедром пути.
"Парус" в тот вечер почему-то засел в полном составе в кабинете КУ, захламлённом до потолка редакционной макулатурой. Впрочем, не только мы - народу толпилось изрядно.
Пошёл я, пардон, до ветру, в м-туалет у лифта "главной редакции". Выполняя незамысловатое действо, офонарел. Из закрытой изнутри соседней кабинки раздавался богатырский храп. Постукивания разной степени громкости и упорства храп только усилили. Мои басовитые призывы откликнуться произвели тот же эффект.
Молодой был тогда, мышцатый, всего пять лет как из армии... Подтянулся на двери, заглянул. На унитазе сидел понурившись, но вполне себе прилично отдыхал... один из особо уважаемых спецкоров. В полностью и намертво застёгнутых штанах.
Мужикам на уши доложил об инциденте. Нагрянули в туалет уже бригадой. Ни молодецкие крики, ни бой ногами в двери спящего не разбудили. Было решено отправить кого-то на штурм "крепости" изутри, чтобы открыл защёлку. Нетрудно догадаться, кого именно десантировали туда... Вечно я оказываюсь на острие кипучих событий.
Высота перегородок и дверей - не менее двух метров, но распалённые собратья по пишмашинкам закинули меня внутрь играючи. Открыл я защёлку - и ... дорогого и всеми любимого нашего расслабленного коллегу благополучно разбудили общими усилиями и утащили дальше - "работать по секциям".
Офигительнее всего то, что (как оказалось потом при опросе дежурных милиционеров на выходе, на первом этаже), брат наш ушёл из редакции под утро в числе последних. И по сравнению с этими последними твёрдо держался на ногах, немузыкально, но внятно и громоподобно пел.
Вот что значит, средь бала, случайно урвать часок здорового сна!

Кровная месть
...Олег Пшеничный (публикабельный псевдоним Вилли П.) летом 91-го пошёл на отчаянный эксперимент. Цель: выяснить, возможно ли в принципе избавиться летом от комаров? Закупорив окна, перебив лично всех имеющихся в квартире, попутно заткнув все мыслимые входы-выходы, дыры под плинтусами, отдушины в кухне-ванной-туалете и так далее. (Напомню, что в те сказочные для кровососов времена, в начале 90-х, никаких чудес в виде фумитоксов у нас не существовало, и комары были адским бедствием.)
Выяснилось: полностью избавиться от них невозможно. Материализовывались в жильё непонятно откуда, заразы.
Крупный заголовок репортажа в рубрике "Испытано на себе" был самый что ни есть нутряной вопль безнадёги от провальной борьбы с комаром, как таковым: "Кровожаден и вездесущ!"
Аккуратно вырезав сей заголовок, мы с Юлькой Будинас поздно вечером намертво приклеили его над дверью в кабинет КУ - на верхней фрамуге. Ведь это всё - О НЁМ: кратко, и исчерпывающе честно!!!
Пребывавший поутру в на редкость душном настроении Кушнерёв, узрев безобразие, стал чернее офицерского сапога. Отдирал "наклейку" кто-то из милосердных секретарей монстра: либо Маша, либо Наташа. Приложив титанические усилия...
Но всё-таки до вечера эпохального дня любимый палач АП был по справедливости распят на фрамуге общественного порицания. Ведь лично полюбоваться на этот восклицательный и гениально точный заголовок-приговор Вилли П. специально заходили люди со всего этажа. И даже, кажется, труженики корректуры и буфета.
…За что с пелёнок недолюбливаю лето - за комаров, чтоб им... У меня к ним личные счёты. Сколько же нежных не одиноких ночей было угроблено одним только их мерзким писком и наскоками! Про алчные массированные покусы я уж и не бубню...
Вспоминаю дословно две записки, переданные друг другу тайком от остальных "парусят". Ей: "Смертельно соскучился, приезжай. Но у меня тут - комары!!!" Ответ: "Хочу к комарам!" Ух и война была с кровососущими эскадрилиями!..
Годом позже, после эпохальной эпопеи про кровожадных и вездесущих, в КП вышла заметка на тему: откуда их столько развелось?! Ведь прямо оружие массового поражения! Раньше такого точно не было.
Проведённое расследование показало: вместе с кончиной Союза ССР закончились запасы спецрепеллентов, которыми в городах обрабатывались влажные места, где этот бич народа плодился тучами. И эти ликующие тучи пошли на нас, бедолаг...
Заметка называлась "Нас покусает злой анофелес" (это именно та самая порода комара, которая особенно злобствовала ночами, когда хотелось любить и быть любимыми, но... было не до любви).
Под заметкой стояли две подписи: Вячеслав Недогонов, Елена Недорезова.  Без комментариев.

Микропунктир
Немного лирики. Грамм чистого золота из выработанных, истощённых приисков сердца.
Ведь правду скажу: согласитесь, кто понимает. Пока живёшь в счастливом, ласковом как детский пломбир или "сладкая вата" времени, и никогда больше в этой вселенной неповторимом некопируемом, монолитном в идее, общем в таланте, вдохновении и смыслах коллективе (дикое словечко... даёт себя знать комсомольско-коммунистическая лексика!), сообществе, которое само собой, даже без взгляда, усиленного солидными диоптриями возраста, распадается для тебя на живых - таких разных! - но действительно нужных, важных, часто незаменимых людей.
Вот всего этого времени, будучи внутри него - внутреннего драйва, счастья - не замечаешь. Воспринимаешь просто как воздух, как естественный процесс дыхания (то есть, не воспринимаешь, как нечто жизненно необходимое), а без которого вообще-то - только в последний приют.
Самая отвратительная жестокость жизни в том, что нельзя вернуться в годы, когда был счастлив.
Всё остальное можно пережить.
Что мы с переменным успехом и делаем.

Проклятое колено!
Свободный график работы в КП иногда спасал жизнь. В буквальном смысле.
Эта история декабря 93-го. Разнообразные "пророки", "новые мессии", "святые", "виссарионы" и прочая недотымканная нечисть грузили тогда сознание впечатлительного народа вполне по-взрослому.
Злобствовала тогда и секта "Белое братство" во главе с Марией Дэви Христос и Юоанном Свами (попросту - Мария Цвигун и Юрий Кривоногов).
Сделал я полосу АП в "толстушку" про этих именно дебилов. По граням полосы шёл жирный пунктир с изображением ножничек и краткой просьбой "Вырежи и повесь в своей школе". Володя Мамонтов тогда был шефом пятничного выпуска, мы с ним основательно и глубоко поработали над этой полосой. Круто получилось, даже зрительно. Центральная картинка ч\б: маленькие фигурки в белых балахончиках цепочкой идут на чёрную гору, вершина которой - огромный бес с рогами...
Йо! Вы бы знали, как взвились эти самые "белые братья"!
...На работу я приходил во второй половине дня, как правило. И торчал на этаже до упора. Оказалось, через день после выхода полосы, в редакцию змеино просочилась целая делегация "белых братьев", чтобы врезать мне по сусалам. Однако меня на месте не было... Но они до меня дозвонились.
Вполне респектабельным и незаполошным голосом со мной поговорил некий молодой чел из "братьев". Чугунно-спокойно поздравил с тем, что не застал меня на рабочем месте, ибо "кислоты у нас хватит на всех". В заключение разговора проклял меня до седьмого колена.
У них там намечался конец света через пару дней. Так я ему ответил, что, дескать, заходи в редакцию через ТРИ дня, поговорим.
Конец света, как это ни удивительно, не состоялся.
"Белые братья" больше не звонили.
А что касается седьмого колена...
У меня всего-то две коленки... И обе, тьфу-тьфу-тьфу, пока в рабочем состоянии.

В немецком тылу
Вот всё никак не могу подступиться к этой теме...  Загранка.
Простите, но давайте зайду издалека. Си Си Кетч, девушка-мечта, хрустальный вокал!..
В общем, было это уже в бытность другой редакции. Хотя отмечу особо, что руководящие посты сплошь занимали выходцы из КП.
Март 2001-го. Ганновер, всемирная выставка инноваций CEBIT. После утомительной вакханалии презентаций супер-сверх-высококлассных гаджетов и т.п., сопровождавшая нашу группу журналистов Лариса повезла отужинать в местный уютный ресторанчик. Там интересно сложилось.
Один обширный зал, где праздновалась свадьба, и мы - с боку припекались. Единственная посторонняя скромная компания.
Немецкая свадьба на поверку оказалась скучнейшим мероприятием, доложу вам. Ни тебе истошных криков "Горько!", ни бития бокалов, ни молодецкого мордобоя, ни плясок с женскими взвизгиваниями и мужскими выходами с "коленцами". Тихо выпивали, общались скромно на ушко между собой, танцевали под тихую музыку.
Но я увидел девушку за этим свадебным столом и тут же впал на некоторое время в анабиоз. Это была Си Си Кетч! Популярность которой тогда у нас в стране была запредельной.
Попросил Ларису подойти вместе со мной и перевести на немецкий то, что буду лепетать. Лариса спросила: а кто это? Я посмотрел на неё, как на инопланетянку, чужеродный земной цивилизации элемент.
В общем, подошли. Не в наглую прямо за стол, а в момент, когда кончился очередной танец и очаровательная Каролина (настоящее имя певицы) уже намеревалась усесться, но тут препоной впёрлись мы с Ларисой.
Я признался певице в личной любви и добавил, что под моими словами могли бы подписаться практически все мужчины России. Какая же у неё обаятельная улыбка!..
"Да-да, - ответила Каролина, - я знаю, что меня в России любят. И это очень приятно. Вы русский?"
Конечно!
И попросил позволение пригласить её на следующий танец. Она, естественно, согласилась! Трепетно поцеловал ладошку... И тут же остро ощутил взгляд мужчины, этакого упакованного хлыща, выбритого до сияния, её соседа по праздничному столу. А дальше была уже чистая пантомима.
Заиграла лёгкая медленная музыка, я встрепенулся... Но этот самый хлыщ тут же Каролину пригласил на танец, послав мне, гад такой, презрительную ухмылку.
Когда танец позволил Каролине посмотреть на меня (её кавалер, соответственно располагался спиной), она очень артистично сделала так: грустно улыбнулась, закатила глаза в потолок и тут же перевела взгляд в мои глаза, легонько и безнадёжно вздохнув. Ужин наш закончился, торчать из-за моих амурных вздохов всем остальным было некомильфо, так что... На прощание я сделал Каролине "чмок" губами, получил в ответ воздушный поцелуй.
И сейчас вот, переслушивая любимый чудесный рок и диско хит Си Си Кетч "Heaven And Hell", вспоминаю её - чистый как родник голос, бездонной синевы глаза и этот воздушный поцелуй на прощание.
P.S. Немалому числу людей даётся красивый вокал. Равно как и артистический талант. А вот совместить два таких дара - истинная редкость, штучный бриллиант. Голос поистине уникальный инструмент, и Каролина - не просто певица, механически исполняющая партию. Она артист. Как там у Булгакова в "Театральном романе"? Уберите руки за спину и играйте без них. Так и тут, и даже хлеще: талант только голосом дать зримую сценическую постановку.

Брови Симонова
Ведущие номера всяк по-разному прочитывали представляемые на растерзания тексты. Возьмём, например, Валерия Симонова. Не раз присутствовал и наблюдал со стороны, как он читает. Это нечто!
Какую бы заметку-репортаж-интервью он не изучал, всегда уходил в полную отрешёнку. В процессе всякий раз изумлённо задирал брови. Как будто углублялся не в очередной проходной материал корреспондента КП, а воспринимал некое откровение. Глубиной и масштаба чуть ли не неизвестного до той поры Евангелия.
Эта неожиданная человеческая реакция на текст изумляла и по-человечески умиляла. Осилив за долгие годы редактуры невероятные горные кряжи корреспондентских материалов разной степени таланта и ужаса, Петрович сохранял способность вчитываться. Удивляться, при каких-то ловких словесных оборотах на странице автора - сдержанно улыбаться.
Вообще, Симонова уважали за милосердие. Если и правил что-то - исключительно ювелирно, пунктирно и бережно.
Но вот Дима Муратов...

Подпись Муратова
Мыкался я в начале мая 92-го с текстом, который никто не понял и брать в номер не хотел. Как любой неофит, восторженно принял буддизм, вдохновенно сочинил сагу об этом. И пошёл по редакции...
Дима вёл субботний номер, который тогда еще выходил в формате А2 и не являлся собственно "толстушкой".
Буддистская сага размером была в полполосы. Скромно ввалившись в кабинет, я протянул Диме этот свой опус. Кратко предупредив, о чём тут речь.
Он не глядя схватил восемь машинописных листов и прочитал их в две минуты. ДА! Именно так!.. Прочитал скороговоркой - каждую страницу с левого верхнего края до правого нижнего. Сказал: "То, что надо, Саш! Ставим начало в левую "шапку" на первую полосу - остальное - на третью в подвал!" Как я не грохнулся в обморок в ту минуту, сам не понимаю.
Но чудовищнее всего была подпись Муратова, которую он поставил наверху первой странице текста, как ведущий редактор. Даже не знаю, как словами-то объяснить... Это не подпись была, а какой-то графический ключ типа азбуки Морзе. "Шапка" первой полосы, слева от главной плашки, наименования собственно газеты с орденами и так далее - самой почётное место! Там и шёл "запев" текста. Заголовок не помню, помню leаd, он же подзаголовок: "Добрые дела, совершенные сегодня, в день рождения Будды, умножаются в миллион раз!". Представляете такое?!
Главред Фронин в тот день прозаседал где-то в начальственных кабинетах допоздна. Вернувшись в редакцию, затребовал полосы завтрашнего номера, увидел этакое безобразие и... Сам не присутствовал, по жёсткому предложению Димы убрался от греха. Но там была баталия!.. И Муратов здорово огрёб. Но делать было нечего, перевёрствывать номер - поздно...
Вот так оно и вышло.

В немецком тылу – 2
Итак, прилетели мы в Германию под ихнее Рождество 91-го. В количестве пяти сотрудников КП - четыре мужские морды и Лариса. Завмашбюро, шикарная с макушки до носков изящной обувки дама. И красавица. Полуядовитая блондинка, но покрашенная вполне себе не ужасно.
Самолёт сел в Восточном Берлине и дальше мы ехали в микроавтобусе фольксвагеновском, с Майком. Сопровождавшим нас вплоть до обратного отлёта в Москву.
Про Майка давайте я возьму мелкую часть уже когда-то опубликованного текста. Надеюсь, меня за это не засудят...
"Нас, группу московских журналистов, всюду сопровождал молоденький сотрудник пресс-службы принимавшей фирмы: возил по городу на микроавтобусе, кормил-поил, показывал достопримечательности... И без конца сыпал такими редкими русскими пословицами, что мы только рты разевали в восторге: откуда у немца столь глубокие познания нашенского языка?!
Оказалось, Майк учился в университете в Восточном Берлине на факультете «русского направления», с углублённым изучением «великого и могучего». Преподаватель русского, бывший большим знатоком и любителем именно пословиц и поговорок, сумел приохотить студентов к этой языковой мудрости нашего народа… На просьбу обучить нас хотя бы одной местной пословице Майк деликатно уклонялся – дескать, немецкий язык, хотя в поговорках так же точен, как и любой другой, но груб и немузыкален. И всегда, к месту и не к месту, заканчивал разговор любимой русской фразой: «Не всё то золото, что блестит!». Ему она представлялась очень уж музыкальной…"
Привёз он нас поужинать в оч дорогую пиццерию. Народу - лом! Официант-итальянец, прилетевший взять заказ, увидев Ларису, в экстазе выронил блокнот и едва не выронил на пол же вылезшие из орбит глаза. Тугим усилием собрался, собрал блокнот и глаза в кучу, записал вкривь и вкось заказ, и на заплетающихся ногах умчался куда-то в подсобку. Заказанные шесть крупных пицц принесли чуть ли не мгновенно. Но это всё семечки...
Минут через десять зазвучала какая-то бравурная классика (Моцарт? Гайдн? Лист?) и в зал торжественно протиснулся хозяин пиццерии. Именно протиснулся - он был настолько грандиозно и грациозно толст, что сказать "прошёл через дверь", значит, пойти против истины. В руках у него была какая-то фантасмагорическая по размерам пицца, а официант, едва не потерявший глаза, пыхтя, следом нём бочонок кьянти.
Хозяин ресторации, несмотря на свои колоссальные объёмы, неожиданно артистично пританцовывал. У нашего столика совершил удивительно изящные книксены перед Ларисой и что-то этакое проговорил, по-итальянски.
Поставив на стол невероятные пиццу и бочонок вина.Мы слов его не поняли, но поняли остальные посетители, разразившиеся штормом аплодисментов. Не по адресу хозяина - по красоте русской женщины.

Микропунктир
Самое ушибленное сознанием, что произошло тогда в Германии: я услышал живой немецкий язык.
Он потрясающе музыкален.
Да, грубоват... Нет не так: груб - совсем не то определение.
Этот язык жёстче... нет, опять не то... В общем вокальном строю, нежели английский, испанский и, тем более, французский - гранитный что ли. Как будто камешки стукают друг об друга.
НО!
Он мелодичен, особенно, если ты услышал его в непринуждённой обстановке. И вдруг ощутил, что кроме военно-казённых "Хэнде хох!", "Хальт!" и "Абтрейтен!", есть ещё и совсем другие обертоны.
В конце концов, тот многонотный, с богатейшими нюансами язык, который - Гёте, Бах, Кант, Моцарт.
...Особенно поразил язык пресс-секретаря кофейно-шоколадной фирмы "Якобс", по приглашению которой мы и были в Берлине. Я потом спросил у Майка: почему у твоего начальника речь настолько отличается от многих других немцев, с которыми мы общались? Она реально - музыкальна.
Майк ответил (без пиетета), но с уважением: "Он говорит на высоком литературном немецком языке".

Микропунктир
Про туалет. Ещё была там юмористическая история. Ириша Макаричева (это уже позже, в «Антенне») привезла, по обыкновению, пару обаятельных крупногабаритных пряников с родины, из Тулы. Попили чайку с эти ароматным богатством. Заляпал пальцы сладкой начинкой, зашёл в м-туалет руки помыть.
В закрытой кабинке зазвенел мобильный. Спёртый голос ответил на звонок так: "Извини, я сейчас на совещании, позже перезвоню".
Вслед за этим послышался шум сливаемой воды и из кабинки солидно вышел... один из солидных сотрудников КП, немалый чин.
Я ему: "А не проще сотовый выключать, пока занимаешься столь интимным делом?".
Он: "Да что ты, Саш! А если Суня позвонит? А я в отключке... Перед главным - никогда!".
Я: "А Суне ты тоже соврёшь, что на заседании?".
Он: "Да нет... Что-нибудь придумаю".
Я: "И в этот момент в соседней кабинке кто-то спустит воду..."
Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Потом, как по команде, рассмеялись.

Микропунктир
Начало октября 93-го. ДО танковых выстрелов по Белому дому. Ситуация вязкая, страшная. Какие-то вооружённые банды в Москве... Женский состав редакции выгнан с этажа вон - до дому и до особого распоряжения.
Зашёл к Симонову. Говорю: "Валерий Петрович, если кругом полное безумие, может быть, дадим астрологический прогноз, чем всё кончится? Тем более, у нас под рукой сотрудница - астролог..."
Петрович оживился: давай!
В "шапке" на первой полосе слева вышел текст под рубрикой "Астрологический прогноз", с заголовком: "Кто кого "звезданёт".
Всё так и развязалось. Строго по прогнозу.
Автором была Юлька, тогда уже — профессиональный астролог.

Тёлка моя
Эта эпопея тоже потребует разбивки на несколько заходов. Потому как длинная история, за один присест не осилить.
Началось с того, что Юльку Будинас осенило однажды. В отделе - двое Серёжек Соколовых. А по русской традиции, помести между тёзками своё желание, и оно стопудов исполнится.
Так появился виртуальный кооператив АП: "Загадай желание".
Суть: читатели шлют нам свои сокровенные мечты, их собираем и эти письма помещаем между Соколовыми, фотографируем и публикуем в АП - и желания сбываются! Попутно узнаём, чем дышит народ, чего чает. И призываем всех читателей, кто может помочь осуществлению желаний других читателей, помочь по мере сил.
Ну разве не гениально?!
Письма пошли мешками - это нечто...
Было послание от Веры Ивановой, из посёлка Читинской области. Она просила - корову! Написала, что её коровка поскользнулась на льду и ... в общем убилась насмерть. А это была кормилица Вериных трёх детей, и без этой бурёнки совсем там мрак... Письмо мы опубликовали в подборке АП. На него откликнулся из Германии Кронид Любарский. Прислал на редакцию 200 марок, пометив, что не знает, сколько стОит корова, но... в общем лично Вере Ивановой. Полетел я в командировку, в читинский посёлок Баляга́. Покупать корову...

Тёлка моя – 2
Меня вообще-то там чуть не убили, наверное, в этой командировке.
...Авиабилет взял до Улан-Удэ. Во-первых, сил нет, как хотелось побывать в главном буддистском дацане, в Иволге (30 км от Улан-Удэ). А во-вторых, посёлок Баляга располагался рядышком на границе Бурятии с Читинской областью. Всё складывалось.
В дацане побывал, потом загрузился в единственный поезд, который на минуту останавливался на станции Баляга.
Февраль. В пятом часу утра выгрузился из поезда. Потёмки... Из соседнего вагона сошла женщина. Подождала меня, сердобольная. Спросила: кто такой, откуда, за каким... Немало удивлённый, пояснил. Ответила: идите со мной, там меня автобус ждёт. Она оказалась работницей местного леспромхоза. От станции до посёлка - полтора км. Едем... Вдруг она показывает в окно:
— Видите?
Смотрю. Три мрачные фигуры сидят на пеньках у обочины...
— Вас ждут, - говорит. - Или кого другого с поезда. Ну, убить, может, и не убьют, но разберут на нитки. И не посмотрят, что корреспондент.
Сглотнул всухую...
Водила высадил мою спасительницу и по её просьбе довёз меня до местной поселковой гостиницы-избы. Окна избы были черны...
...Чуть позже возникла завиральная идея отслеживать преступления подростков для АП. Кажется, эта дикая "рубрика" вышла один только раз, после чего по моей просьбе КУ тоже отказался от этой идеи.
НО.
Несколько месяцев из МВД исправно шла еженедельная сводка по преступности в стране.
Оказалось, что в России самой криминальной областью была Читинская. А самым криминальным районом в ней - Петровск-Забайкальский. Куда я и попал...
...В местной газете, уже будучи на месте, на последней полосе прочитал заметку о том, как девчонку-школьницу изнасиловали прямо за заднем сидении рейсового (!) автобуса.
Инферно.

Тёлка моя – 3
Побрёл утром искать Веру. Во!.. практически как религию...
В небольшом посёлке оказалось ДВЕ Веры Ивановы.
Первая, бабуля, кормила кур, когда я робко постучал по забору.
Спрашиваю: "Вы Вера Иванова?" Кивнула с любопытством. Я расплылся в максимально радушной улыбке: "Ну вот я и приехал!". Она: "Ой, ну хорошо, милок! А чего ты приехал?" Объяснил: "Комсомолка", письмо, корова... А-а-а, говорит, так это ты к Верке! Вон туда, на горку иди, там она живёт...
Вы когда-нибудь от быка убегали? Не в липком сне и не в дурных мечтах, а в реале? Вот я вам сейчас расскажу.
Нужная Вера Иванова жила на взгорье и немедленно меня позвала из избы-гостиницы к себе на постой. И я из этой избы побрёл к Вере, захватив командировочные пожитки - КРАСНУЮ сумку. На подмороженном лужке паслись коровки... И узрев мою красную суму, за мной одна из них ломанулась с отчётливым рёвом. Девятым чувством я сообразил: это не мирная коровка, бляха-муха! - это бык!
Конечно, помчался, сколько хватало ног. Спасло только то, что ОН был привязан за могутную шею корабельной толщины канатом - он этого зверюгу и остановил. И весьма пребольно, с такого-то скаку...
"Ни хрена себе, у вас тут настоящие родео!" - смог прошептать я, ввалившись за забор к Вере и её мужу Саше.
Поржали немного. Но быков я с того дня как-то совсем уж не приветствую, признаюсь как на духу.

Телка моя – 4
Юмор не юмор, но на поверку это была, пожалуй, самая тяжкая командировка у меня.
Леспромхоз, вся продукция которого шла в Японию, директор на серебристом "Лэнд Крузере" (даже в Москве тогда - диво) и... Вера Иванова.
Трое детишек, все симпатяги: пацан 13-лет, две младшенькие девочки-погодки, буквально синенькие на личики от недокорма... В магазине - гречка, полузасохшая рыба, соль-спички, небогатый набор конфет. Молоко в разлив. Купил, конечно. Какая же радость была девчонкам! Никто не видел, как я поплакал за углом их частного дома, выйдя покурить...
Корова была для них реально - выживанием.
Утром мы с Верой пошли к директору.
Он всё понял, от денег отказался. Но сказал: "У меня нет ЛИШНЕЙ коровы. Всё молоко расписано - детсад, школа, рабочие на валке леса". Вера заплакала. Я набычился, готов был убить этого директора. Он подвигал желваками, сказал: "Ну, уж если "Комсомолка" просит..." Нажал клавишу селектора, попросил секретаршу: "Завхоза ко мне. Немедленно!"
У завхоза выяснилось: есть тёлки в хозяйстве, штук 20-30 аж.
"Всё, что могу, Вера. Коровы дойной нет, а тёлку - какую выберешь!"
В коридоре я обнял Веру за плечи и бормотал что-то в плане: погоди, ну не плачь, ну ничего, ну тёлка, ну нет пока молока, но твоё же! Вырастет! И молока даст, и телят же!..
На следующее утро поехали мы забирать мычащее сокровище.

Тёлка моя - 5
В этом раскладе было три поразительных момента... Следите.
Словом, поехали за тёлкой.
Телятник располагался почему-то в глухой тайге, километрах в двадцати от посёлка. Тронулись на двух авто: военная "шишига" с открытым кузовом и служебный "газик", где по грунтовке тряслись мы с Верой Ивановой на служебно-твёрдых сидениях.
Телятник оказался капитальным кирпичным строением, тёплым и светлым внутри. Там их действительно было штук 20-30 - тёлок и бычков.
Вере так и сказали работницы этих телячьих "яслей": выбирай, какая по душе!
Внимание: первый поразительный момент - выбирать не пришлось. Потому что не видавшие незнакомцев бурёнкины детишки в панике ломанулись от нас в дальний угол. Осталась одна, крайне любознательная тёлочка. Подошла, принюхиваясь, и доверчиво взяла из ладони Веры специально заготовленную хлебную корочку. Хозяйка и тёлка нашли друг друга - любовь с первого взгляда...
Тёлку с трудом, по покатым доскам, подняли в кузов "шишиги", аккуратно, но прочно закрепили посредине и - отправились мы в обратный путь.
Второй поразительный момент.
Саша, Веры муж, заранее отворил воротца, сгруженную тёлку отпустили и она... рванула не куда глаза глядят, а именно в открытые эти воротца! Вера утирала слёзы, все присутствовавшие (а собрался чуть ли не весь посёлок) дружно охнули: нашла тёлка свой дом!
Мирно мычащее чудушко завели в тёплый сарай, насыпали зерна, налили в лохань хрустальной водицы. До темна детишки Веры бегали туда, справлялись, как там тёлка...
А мы, взрослые, втроем обмывали чудесное приобретение отменным самогончиком и ломали головы на предмет клички.
Кличку внезапно, в душевном порыве, придумала Вера: "Нежданка!"  В точку, в "яблочко", в "десятку"! Не ждала, не чаяла семья Ивановых, что такой подарок даст судьба. Проводниками которой стали "Комсомолка" и Кронид Любарский.
Третий поразительный момент.
Пошёл я до ветру, заглянул в сарай. В потёмках Нежданка, до сих пор не знавшая одиночества, внезапно притиснулась ко мне. В поисках ласки вдавила в стену так, что только рёбра хрустнули... Ну, думаю!.. Пообнимались с ней, ласкухой. Отпустила и меня отпустило - от передряг прошедшего дня...
P.S. Наутро отправил в КП телеграмму: "Вот это, ребята, корова! Усата, плечиста, здорова!"

Тёлка моя – 6
А вот как я до дома добирался из глубины читинских груд - тоже история... Ивановы показали-объяснили другую тропинку к станции, на которой местные лихие людишки не шалили. Саша бы, положим, и сам меня проводил, но - правая нога переломана в хлам, с тяжеленным аппаратом Илизарова. Так что... Попёрся один. В ночи. К единственному поезду.
В потёмках на рельсах загремел под фанфары и литавры, расшиб колено до инстинктивных слёз. Проводил красные огоньки уходящего поезда. Доковылял до станционной пристройки, где горели мягким светом окошки.
Две добрые женщины пустили, накормили чудесной жареной картошечкой с луком. Запросили по своей железнодорожной связи, кто там сейчас едет в Петровск-Забайкальский. И даже, сердешные, подсадили в тепловоз... Поклон вам, женщины! Деньги-то я все Вере оставил, а инфляция, если кто подзабыл, в начале 92-го напоминала вполне себе бешеного быка. У меня на обратный авиабилет до Москвы не хватало. Спасибо искреннее Володе Медведеву, тогдашнему собкору в Чите: встретил, напоил-накормил, отправил.
P.S. Муж Веры, Саша, не нашёл ничего лучше в знак благодарности, как подарить мне нож собственной работы. Отказаться было никак нельзя. Но и в самолёт с таким бы точно не пустили. Пришлось прислонить ножичек к урне. Жаль... Красивый был.

Тёлка моя – 7
Через пару лет была пролётом в Москве женщина из Баляги. Позвонила в редакцию, встретились.
Рассказала, что Нежданка даёт молоко, как ударница. И уже принесла бычка, конечно же.
Передала скромный гостинец - холщовый мешочек кедровых орешков. Ой и вкусны были!..