№8. Полвека на орбите

КЛУБНАЯ ГАЗЕТА ЖУРНАЛИСТОВ ВСЕХ ПОКОЛЕНИЙ 

 

 
№8. 12 апреля 2911 года
Полвека на орбите
«Комсомольская правда» не только писала о космосе и космонавтике; она сама участвовала и участвует до сих пор в практическом освоении вселенной: популяризацией, экспериментами, невероятными гипотезами, открытиями.
Вскоре после полета первого человека за пределы Земли  вышла книга Юрия Гагарина «Дорога в космос». Один из экземпляров был подарен «Комсомольской правде», в которую космонавт любил заходить, со многими журналистами которой дружил.  
На титульном листе этого экземпляра Гагарин написал: «Всякий труд, большой или маленький, если он совершается на благо человечества, благороден. Я счастлив, что в этом труде есть и моя доля».
Слова совсем неслучайные: в те времена труд был понятием знаковым, по отношению к нему определялась ценность человека, его духовная зрелость, верность идеалам. Гагарин был искренен, когда гордился своим участием в общем труде по освоению космического пространства. Как были искренне горды и мы – газетчики, рассказывающие о космосе и его покорителях своим читателям.
Владимир Губарев, начинающий тогда свой путь в научной журналистике, стал собирать в этой книге автографы и высказывания тех, кто имел отношение к полету Гагарина. И постепенно страницы заполнялись этими надписями, превращая экземпляр в уникальный исторический документ. 
Владимир Губарев

Журналист, писатель, драматург. Руководил отделами науки в газетах «Комсомольская правда» (1959-75) и «Правда» (1975-91). В КП прошел путь от литсотрудника до заместителя главного редактора.
Руководил первой группой журналистов, которая работала на Чернобыльской АЭС сразу после аварии (1986). Написанная по следам пьеса «Саркофаг» обошла многие театры мира.
Автор многих статей, очерков, книг, посвященных развитию науки, ее истории и современной проблематике. Последние 15 лет ежегодно выпускает по тому из энциклопедического цикла «Судьба науки и ученых России».
Только что вышли новые книги «Страсти по Чернобылю» и «Тайны Гагарина», телевизионный фильм «Монологи о Чернобыле».
Лауреат Государственной премии СССР (1979), премии Ленинского комсомола (1971), дважды премии Союза журналистов СССР (1970 и 1986), британской театральной премии имени Лоуренса Оливье (1988) и ряда других международных премий, Почетного знака Союза журналистов РФ «Честь. Достоинство. Профессионализм» (2008).
 Человек полетит завтра
«Ты поэтам оставь хоть что-нибудь!
Сколько лет мы по звездам лазали
И отважно летали по небу
На смешных кораблях фантазии.
Голос твой над Европой и Азией,
Над земным потрясенным шаром.
Всех поэтов земных фантазий
Обогнал ты, майор Гагарин!»
Эти стихи поэт Игорь Ринк написал через полчаса после приземления Юрия Гагарина. Он вместе с нами сидел на диванчике в отделе науки «Комсомолки» и ждал сообщения о завершении полета. А приехал он в редакцию за два часа до старта, чтобы уехать уже после выхода первого «гагаринского номера» газеты в шесть утра следующего дня. А мы, сотрудники отдела, Михаил Хвастунов, Ярослав Голованов, Дмитрий Биленкин и я решили остаться, поспасть пару часиков, а потом начать готовить новый номер. 
Мы оставались в редакции пять суток, отлучаясь лишь на час-другой, а все остальное время было отдано ему, Юрию Гагарину. Спустя несколько дней он приехал к нам в редакцию. Подняли по чарке, и  Юрий сказал тост, ставшей для каждого из нас высшей, пожалуй, наградой: «Спасибо, ребята. Ваша газета была лучшей и до полета, а теперь для меня она всегда будет такой!»
Мы подарили ему пять номеров. Те самые пять номеров, которые войдут в историю как «гагаринские», и в которых все было посвящено ему – первому человеку, вырвавшемуся за пределы Земли. Они стали еще особенными и потому, что нам удавалось чуть лучше и гораздо интересней рассказывать о полете Юрия Гагарина, чем другим нашим коллегам.
И тому было несколько причин.
Наука царствовала в то время. Мальчишки мечтали стать физиками и атомщиками, конкурс в технические вузы был намного больше, чем в гуманитарные вузы, профессии финансистов и юристов считались настолько непрестижными, что только самые нерадивые выпускники шли поступать на эти специальности, –  в общем, все было совсем иначе, чем сейчас. Слова «банкир» и «менеджер» не употреблялись, потому что считались ругательными – мы ведь не на «Западе» жили, а у себя в стране. Да и заняты были очень: ядерное оружие создавали, строили атомные станции и ледоколы, начали запускать спутники в космос, что сразу же сделало дворняжку Лайку, а потом и ее космических коллег Белку и Стрелку намного популярней, чем самых известных звезд Голливуда. Лучшим подарком любому президенту, в том числе и США, стали щенки от Белки, а не какие-то там супермодные авто. Безусловно, время было интересное, насыщенное будущим, и совсем «не гламурным», то есть нормальным.
Общество интересовалось наукой и техническим прогрессом, а потому в центральные газеты пришли инженеры – нужны были популяризаторы, и эта доля выпала нам. «Школа Хвастунова» в журналистике сравнима со «школами Королева и Янгеля» в ракетостроении, и нам выпало счастье быть в ней! Считалось, что отдел науки в «Комсомольской правде» – сильнейший в печати, ему уступали и «Правда» и «Известия». С этим спорить не буду, так как события апреля 1961 года этот тезис подтвердили еще раз.
Мы пришли в  газету из исследовательских институтов и КБ и с собой, кроме увлечения новой творческой работой, принесли «допуск к секретным работам». И это было очень важно, потому что «обычные» журналисты им не обладали. «Допуск» открывал нам двери закрытых институтов, где нас считали «своими». Естественно, мы знали о происходящем в космической и атомной областях гораздо больше, чем коллеги из других изданий. Ну, а личные контакты помогали получать достоверную информацию. Так и случилось с подготовкой к первому полету человека в космос.
Уже в конце марта нам стало известно, что старт состоится до 20 апреля. На 21-е был назначен «прыжок через океан» Алана Шепарда. Ясно, что мы сделаем все возможное (и даже невозможное!), чтобы опередить американца. Хотя астронавт всего 15 минут будет в космосе, он в случае успеха, безусловно, станет первым человек, прорвавшимся сквозь земное тяготение. Наши аргументы о том, что только полный виток вокруг Земли должен считаться космическим полетом, не будет принят американцами во внимание: именно Шепард считается астронавтом № 1 в США, несмотря на то, что совершил только «прыжок». Но он совершил его вторым, потому что первым стал все-таки Гагарин. Наш космонавт не только сумел прорваться в космос, но и полностью облетел земной шар. Причем, на 9 дней раньше американца. Объективности ради, надо всех поставить по своим местам – Юрий Гагарин, Алан Шепард, Герман Титов, а потом и Джон Гленн… Так будет по справедливости…
Накануне полета Тамара Кутузова, наш агент из отряда космонавтов,  сообщила, что первым будет либо Гагарин, либо Титов. Тут же в редакции создали две бригады, которым была поставлена задача любой ценой добыть фотоархивы в семьях обоих кандидатов, дежурить возле их квартир и при сообщении сразу же пробиться к женам и детям.
Первая бригада – Гагарина: Павел Барашев и Василий Песков.
Вторая – Титова: – Ярослав Голованов и Илья Гричер.
Мне было поручено пробиться туда, где первые космонавты готовились к своему старту.
Песков сделал уникальные кадры, как Валентина Гагарина ждет в Звездном городке своего мужа из космоса. Потом они с Барашевым, единственные из всей прессы, сумели попасть к Юрию Гагарину, отдыхавшему после приземления под Куйбышевом. Именно их фото были затем опубликованы в газетах всего мира.
Правдами и неправдами и я все-таки пробился в «институт Волынкина» – туда, где готовилась легендарная «шестерка». К счастью, еще не существовало «космической цензуры», а потому я довольно легко получил все необходимые материалы, благо, «добро» дал сам генерал Волынкин.
Ночью я написал большой репортаж (на целую полосу!) под заголовком «Завтра полетит человек». В нем я постарался рассказать все, что узнал о подготовке к полету первого человека в космос. Материал удалось завизировать в «Астросовете» Академии наук СССР. И хотя он никакого отношения не имел к подготовке космонавтов, его визы было вполне достаточно для публикации – уполномоченные Главлита не знали еще, чье разрешение на публикацию требуется…
Поздно вечером 11 апреля собрались в кабинете главного редактора «Комсомолки» Юрия Воронова. Он был прекрасным человеком и хорошим поэтом. Позже он станет одним из близких друзей Юрия Гагарина. Решали: задерживать газету и ставить мой репортаж или подождать?
Информации с космодрома не было. Мы не знали, что любая связь с Байконуром, кроме «правительственной», уже запрещена. Оттого и «молчание»…
Воронов начал рассуждать логически: «Очевидно, завтра уже ничего не будет. 13-го Королев пускать не станет. Конечно, он не суеверный, но все-таки старт отложит… Значит, событие произойдет 14-го…»
Мы согласились с главным – доводы его были убедительными.
Участники той «посиделки» часто потом вспоминали этот вечер. Сожалели, что  не задержали выпуск номера и не опубликовали мой репортаж. Так мы упустили еще одну сенсацию… Впрочем, и других вполне хватило – пять номеров «Комсомолки» и сегодня читаются взахлеб. А репортаж «Завтра полетит человек» лег в основу моей первой книжечки «Дорогами Вселенной», которая вышла после полета Юрия Гагарина.
Спустя пару лет судьба меня вновь занесла в «институт Волынкина». Я воспользовался оказией и попросил участников встречи написать несколько слов в гагаринскую книгу «Дорога в космос», которая к тому времени уже увидела свет. Там уже был автограф самого Юрия (см. фото на стр. 1), теперь к его словам добавились новые: «Дорога в космос для нас, медицинских работников, представляет исключительный интерес. Мы очень рады сотрудничеству инженеров, техников, летчиков в этом славном пути». Доктор наук Н. Гуровский добавил от себя: «Уверен, что дорога в космос будет широкой и по ней пройдут многие люди».
Несколько лет я обращался с этой книгой к тем людям, которые имели отношение к старту первого человека в космос. В ней накопились десятки записей – космонавтов, конструкторов, стартовиков, ученых, военных, академиков и рядовых, а также журналистов и поэтов, которые освещали полет Юрия Гагарина.
Вот некоторые записи:
В. Терешкова: «Эта дорога бесконечна и каждый ее этап будет свидетелем прогресса науки и техники, достижения человеческого гения».
В.Глушко: «Надеюсь, что по этой дороге удастся когда-нибудь пройти и мне».
М. Келдыш: «Исследование космоса – это начало большого этапа научно-технического прогресса, который несет большие новые изменения в жизни человечества».
О. Газенко: «Самое удивительное, что это случилось».
Записи, как видим, разные. Но отражают общее чувство – ощущение великой Победы, которую удалось одержать нашему поколению. Следующей после Победы в Великой Отечественной…
А потому я обязательно хочу вспомнить в этот день о моем друге Олеге Ивановском. Он был пограничником, когда началась война. А закончилась она для него на Красной площади, где был Парад Победы. Лихой кавалерист прошел в рядах лучших воинов Отчизны. А потом было КБ С.П. Королева. А там первый спутник, первые полеты к Луне, старт «Востока» и других кораблей, завоевание Венеры и попытки пробиться к Марсу. В общем, все начинания космической эпохи. Уговорил написать книгу. Она вышла в «Молодой гвардии» и называлась «Первые ступени». Олег подробно и образно рассказал о работе космических конструкторов, вспомнил очень много уникальных фактов и людей. И нет ничего «главного» и «второстепенного» – все очень важно и нужно! Но все-таки день 12 апреля 1961 года особенный. И о нем мы говорили с Олегом.
– Ты провожал Гагарина до корабля?
– Нас было четверо. Мы вместе поднялись на лифте. Подошли к люку. Юрий спрашивает у нашего монтажника: «Ну как?» – «Все в порядке, «первый» сорт, как СП скажет», – ответил он. «Раз так – садимся». Потом была объявлена часовая готовность. Надо прощаться с Юрием и закрывать люк. Он смотрит, улыбается, подмигивает. Пожал я ему руку, похлопал по шлему, отошел чуть в сторону. Крышку люка ребята накинули на замки. Все вместе быстро навинчиваем гайки. Все! Вдруг настойчивый сигнал зуммера. Телефон. Голос Королева: «Правильно ли установлена крышка? Нет ли перекосов?» – «Все нормально». – «Вот в том-то и дело, что ненормально! Нет КП-3...» Я похолодел. Значит, нет электрического контакта, сигнализирующего о нормальном закрытии крышки. «Что можете сделать для проверки контакта? – спрашивает Королев. – Успеете снять и снова установить крышку?» – «Успеем, Сергей Павлович». Гайки сняты, открываем крышку. Юрий через зеркальце, пришитое к рукаву скафандра, следит за нами. Чуть-чуть перемещаем кронштейн с контактом и вновь закрываем крышку... Наконец долгожданное: «КП-3 в порядке! Приступайте к проверке герметичности». Тридцатиминутная готовность. Мы покидаем площадку. Все, теперь мы только зрители.
– Я понимаю, что этот великий день незабываем до мельчайших подробностей. Его нельзя определить одним словом.
– Можно. Это сделал Гагарин... Всего одно слово – озорное и бессмертное, гагаринское: «Поехали!»

Первый космонавт Земли - марш Победителя.

 

 

 

 

 

"Комсомолка" сдружила - Борис Панкин (слева) и Юрий Гагарин. 

 

 

Полотер-Тамара? Миф…

Кутузова – КОРОЛЕВА сенсации

«По нынешним временам ее акция была поистине сенсационной. В «КП» ее назвали «операция полотер». Молодую журналистку устроили буквально уборщицей в общежитие первого отряда космонавтов еще на стадии подготовки. Напечатанный дневник был, конечно, обкромсан цензурой» - так, увы! - рождаются мифы, вроде процитированного. Похоже на правду, а на самом деле - смещение смысла. К сожалению, не в лучшую сторону. Между тем, Тамара Кутузова - автор первых книг о Гагарине и молодом Королеве, первых репортажей «со стартовой площадки» в «Комсомольской правде» и так и не изданных пока полностью дневников из засекреченного Звездного.

26 сентября 1960 года
Денек сегодня очень хорош: солнце светит вовсю. Хотя утром, когда я вышла из дома, в воздухе пахло морозом и шпалы были белыми от инея, точно клавиши. А сейчас все оттаяло. Я устроилась на старом разваленном пне, от которого полетели гнилушки, и стала ждать, когда, наконец, Некрасов переделает все свои дела. Мне казалось, что никогда…
Солнце грело мне лицо, руки, а спина замерзла, как на самом лютом морозе. Я перебралась ближе к дому и встретила Юру.
- Не думал я, что к нам попадут журналисты, не думал, - сказал он.
Большей похвалы мне и не надо!
26 сентября 1960 года
Юра показал мне жену одного из Них, которая шла по тропинке. Я уже обратила на нее внимание раньше. Тогда я просто подумала: «Интересная женщина», а теперь смотрела на нее как на жену Его, может быть. Я попробовала себя представить женой человека, который завтра полетит. Нет, не пущу! Я бы не смогла пустить своего в Космос. Во всяком случае – первым. А сама? Сама я еще буду проситься. И зачем тогда вся эта волынка, если я не буду тем журналистом, который первым поднимется в Космос!
27 сентября 1960 года
Сегодня день Мира, и еще сегодня нашей дочке полтора года. И еще сегодня я могла бы дать в газету самое сенсационное интервью или репортаж о первой встрече с космонавтами. Да, сегодня я встретилась с двумя из них. Каким-то невероятным чутьем я предположила Его в парне, идущем по тропинке. Вот он вернулся. Идет, опустив глаза.  Увидел вывороченную старую арматуру и стал ее разглядывать. Проволока была скручена клеткой, в которой кое-где оставались куски цемента, какие-то обломки. Может, они ему напоминали…
Очень откровенно сказал о них сегодня Андрей Тимофеевич Власюк:
- Каждому и хочется, конечно, и, что греха таить, каждый боится, конечно.
Это очень верно. В абсолютно бесстрашных людей я вообще не верю. Есть люди – владеют своим страхом, а есть – не могут владеть. Если бы меня посылали, я бы тоже боялась – ведь все-таки доля риска есть, но я все же поборола бы свой страх и никому не выдала его.
27 сентября 1960 года
Я узнала сегодня столько, сколько не узнала за все четыре месяца моего хождения. Оказывается, когда шел отбор, американская печать сообщила о четырех слушателях, которые сейчас занимаются (интересно, о ком?). О них тогда и в институте не знали, еще только были отобраны, отобраны где-то на Севере, а американцы уже рассказывали о них и только сетовали, что фотографии не удалось сделать. Вот работают!
27 сентября 1960 года
Дежурный – усатый майор заговорил со мной: «Ну, куда бы мне Вас посадить? Идемте в класс.»
Класс оказался не пустой: у окна сидел над тетрадью молодой парень в летной форме и усиленно что-то зубрил. Это были, видимо, записанные им самим лекции, с чертежами, рисунками. Вскоре он захлопнул тетрадь и, оставив ее на столе, вышел. Я взглянула на тетрадь и увидела надпись: «Рабочая тетрадь Титова». Потом я встретила его фамилию в списке у психиатра. Вот он первый космонавт, про которого я наверняка знаю, что он один из них.
27 сентября 1960 года
Выяснила с кадровиками свое положение в организации. На запуск лаборанты попадают, но там бывают свои «рогатки». Надо обязательно выяснить, что это за «рогатки» и заблаговременно все сделать.
Чуть не забыла, Власюк мне объяснил сегодня, как называются и для чего нужны те «карусели», которые я видела в лесу. Я сразу же забыла их название, но помню, что на сетке, которую он сравнил с цирковой, слушатели тренируются в ориентировке, а на колесе вращают сами себя, так как надо привыкать – ракета ведь тоже будет вращаться.
Завтра иду на центрифугу, которая давно устарела. И вообще, оборудование, которое мне покажут, не блещет.
28 сентября
Первый день я иду на настоящую работу. И уже опаздываю. Автобус ходит очень редко, и, к счастью, у мня находится попутчица – девушка, которая там работает. Мы шли по старому знакомому парку, ворошили ногами груды кленовых листьев, и я узнавал одну аллею за другой. Я здесь каталась на лыжах, у меня осталось столько хороших воспоминаний. Но что может сравниться с сегодняшним историческим днем? Я буду вспоминать его всегда вот таким – золотисто-зеленым.
28 сентября 1960
Ровно год назад ЦК и Совмин поручили Министерству обороны «отобрать» кандидатов.  Отобрали и привезли сюда человек шестьсот. Испытывали одну сотню за другой на центрифуге, на вибростенде, и только в термокамере испытаний не было, почему – не знаю. Отобрали двадцать или семнадцать. Стали их тренировать. И в процессе тренировок отобрали «шестерку». Что это за люди? Мне предстоит с ними познакомиться, с каждым. И писать я буду о них всех и, конечно, о людях, готовящих их, а не об одном избранном «герое», который полетит первым – о нем я еще успею написать, когда он вернется из полета. Точнее, к тому времени у меня должно быть написано обо всех шести и об их учителях. (А я ведь тоже буду к тому времени в числе готовящих их к полету).
Это очень верно, что на старт выйдет шестеро. Мировая ситуация: до самого старта ни они сами, ни читатели, ни автор не знают – кто?
28 сентября 1960 года
Были всякие приключения здесь, на центрифуге. Один раз раскрутили кого-то и вдруг «бах» - как артиллерийский выстрел. Быстро – стоп! И что же? Упал груз с параллельного кресла - мешок с песком – и пробил насквозь толстую стену. Во как! Перегрузка была 10, то есть десятикратная; даже, если этот мешок весил 5 килограммов, то при перегрузке – 50.  Да еще ускорение, с каким он влепил в стену.
29 сентября 1960 года
Сегодня узнала двоих из шестерки. Борис Волынов и Юрий Гагарин. Каждый уже может быть Он. Что за люди? Они, наверное, догадываются, что на них остановился выбор и чуть-чуть зазнаются.
Борис самый широкий и мощный в плечах, а ростом такой, что, когда лег в кресло, пришлось вынимать резиновую подушку из-под ног. Вале и Верочке Борис, видно, нравится – приятно смотреть на такого парня! У него черные, чуть вьющиеся волосы, большие карие глаза, точеный прямой нос и яркие, по-девичьи пухлые губы. Валя, наклеив ему электроды на голову,  шутливо сгрибчила его пышную шевелюру:
- Эх, Боря, тебе в такой косой только девочек рожать…
Я помогала готовить Бориса к вращению. Когда до вращения оставалось много времени, Григорий Федулович все прогонял его обедать. Борис отказывался, говоря, что не хочет. Кормят их здесь бесплатно. Но все отказываются, видимо потому, что плохо кормят из общего котла. Надо попросить какой-нибудь талон и сходить попробовать их обед.
29 сентября 1960 года
Второй парень, Юра, не произвел на меня впечатления. Разве только тем, что очень толстое лицо, да и сам упитан неплохо. Но приборы его работают идеально. Только и слышишь во время записи:»Какое давление! Идеально!»
Я заглядывала на бумажную дорожку и видела, как самописец делает длинные поперечные линии.
Кончив испытания, он подошел к рулонам, где была записана работа сердца, головного мозга, артериальное давление, дыхание (между прочим, Юра дышать умеет очень хорошо), и стал разглядывать их.  Кто-то сказал ему: «Ну, что смотришь, все равно ничего не поймешь».  – «Это я-то не пойму? Да я любую кардиограмму прочитаю, все знаю, эти… зубец «ку», зубец»… - и он назвал отдельные детали записи.  Видно, правда знает!
Андрей Тарасов
Дневники ждут своего часа
 Я познакомился с Тамарой, когда она работала уже в музее Королева на ВДНХ. 

1982 год. Звездный городок. Тренировка космических экипажей. Работают Валентин Лебедев, Анатолий Березовой, Владимир Джанибеков, Александр Иванченков. Подглядывает и записывает спецкор «Комсомольской правды» Андрей Тарасов.

ОБ АВТОРЕ: Андрей Тарасов. В КП – собкор по Туркмении и Дальнему Востоку (1970-78), заведующий отделом военно-патриотического воспитания, спецкор по космосу (1978-85). Позже работал в газете «Правда» и «Литературная газета». Член Союза писателей Москвы, лауреат литературной премии «Венец», Национальной выставки «Книги России-2010».

Довелось прочитать рукописные все еще страницы, до сих пор не дошедшие до издания. Это удивительное свидетельство подлинного физического и психологического напряжения, с которым готовилось невиданное в истории дело. Вот несколько абзацев из уникального отчета. 

 «Сегодня узнала двоих из «шестерки». Борис В-нов и Юрий Га-н. Каждый из них уже может быть Он. Что это за люди?.. Если бы отбор шел по внешности, то безусловно победил бы Борис. Красивый парень… Второй парень, Юра, не произвел на меня впечатления. Но приборы его работали идеально. Только и слышала во время записи: «Какое давление! Идеально!»…

…Б.А. ввел меня в курс дела: ведь все переигралось, и «шестерка» совсем в ином составе, чем раньше. Борис и Жорка вообще не вошли в нее. Про Жорку говорят, что он не прошел по росту – якобы габариты кабины на первый раз ограничены и для роста, и для веса… А вот с Борисом просто жестоко поступили. И все этот генерал со своими заскоками. Надо, говорит, чтобы первый был обязательно из рабочей семьи. А Борис, видите ли, интеллигент, да еще мама у него еврейка… Маразм самый настоящий, непрошибаемый маразм. Сорок три года Советской власти, уже второе поколение у нас своей интеллигенции, а он ищет парня из рабочей семьи… Я обязательно напишу об этом, чего бы мне ни стоило!

Вот подобрались комиссары – что в институте, что в Центре. Здесь тоже, наверное, революцию надо делать…»

Несложно теперь догадаться, что речь идет о Гагарине, Шонине (Жорка) и Волынове (Борис). Но дело в другом. Попробовал бы кто посягнуть напечатать такие тонкости в советско-партийной печати. Мигом все сверху донизу оказались бы без работы. Или такое, совсем безобидное:

«На собрании, как и везде, наверное, долго никто не хотел выступать. Выручил всех Павел Иванович. Он долго и нравоучительно говорил насчет бдительности в пьяном виде… Насмешил всех К-ев, когда начал вдруг говорить: «Пришла зима, и многие уже встали на лыжи и коньки…» Я не сразу поняла, к чему это он, а Валерка пояснил: «Кто о чем, а костолом о переломах»… И вдруг слышу: «В праздник все, конечно, выпьете. Я очень прошу вас: не вставайте в пьяном виде на лыжи и коньки»… Мне хотелось хохотать во все горло. Собрание прошло, в общем, весело».

Таких живых, но «запретных» в советской печати моментов у Тамары Кутузовой  было достаточно. Ну и, конечно, главный фон – тонкости и драмы медицинского обследования, т

ренировочные перегрузки, фигуры Королева и Каманина, межведомственное «перетягивание каната» между ракетно-космической фирмой, ВВС и партийным олимпом… Со страниц дневника выходит к читателю и сам автор – человек, страстно увлеченный своей миссией, живой, азартный, импульсивный, порой субъективный (на то и дневник)… Репортер до мозга костей. Журналист, мечтающий о сенсации и профессионально ее создающий. Она накапливает впечатления, факты, детали, документы, мнения и комментарии. На мой взгляд, делает это с блеском. По-хорошему, «Комсомолка» должна бы гордиться таким своим сотрудником.
Тамары уже нет в живых, нет и многих ее героев, остальные поседели и состарились в своих полетах. Но думаю, всем было бы интересно еще раз окунуться уже в подлинную атмосферу тех удивительных дней, если дневники дождутся издания в полном виде.
А «Операции «Полотер» не могло быть хотя бы потому, что в редакции никто до последнего не знал о ее работе в Звездном. Она сама вышла на связь уже накануне полета Гагарина, переживая, что родная «Комсомолка» не сможет обойти другие газеты…
Юрий Апенченко
Допущена лаборантом

…Насколько помню, разговоры о космическом полете человека в нашем доме начались в самом конце 50-х годов. Тамара зачастила в разные научные институты, на стенке в комнате появились фотографии Белки, Стрелки, Чернушки и прочих подопытных собачонок. А потом вдруг – бац: «Я ухожу из газеты». И для успокоения: «Временно». Что? Как? Почему? Дело семейное, под большим секретом кратко объяснила: при содействии Е.А.Фурцевой (тогда весьма влиятельной фигуры в сонме вождей) и генерала (потом маршала) Ф.А.Агальцова допущена работать с группой молодых летчиков, которых отбирают для полета на ракете. Кем работать? Не все ли равно? Лаборанткой, уборщицей… Надолго ли? Неизвестно, до полета. Что значит – работать с группой. Неизвестно, время покажет. Что говорят в редакции? А в редакции об этом говорить нельзя…
Так это все началось. Жили мы тогда в коммуналке «Комсомольской правды» (соседи – Илья Шатуновский и Камиль Деветьяров) на развилке Каширки и Варшавки, метро там тогда не было. Тамара ездила сперва куда-то в район Сокола, потом – на место нынешнего Звездного городка и куда нужно – на тренировки. Каждый день возвращалась домой поздно и сразу садилась за дневник – это железно, без пропусков.
Первая запись датирована 19 сентября 1960 года.
«Тринадцатое число стало последнее время для меня вдруг счастливым. Вот уже в который раз мне везет в этот день. Но тринадцатого сентября было необыкновенное везение: мне подписали приказ на книгу! Это был удивительный день. Я опять как всегда прождала долго-долго. И вот появился наконец-то он, Карпов – совсем не старый, как я представляла, полковник, который чувствует, что на него смотрят». (Для несведущих: полковник Е.А.Карпов – первый руководитель подготовки космонавтов, слово «центр» осторожно пропускаю, центра, кажется, формально еще не было. «Приказ на книгу» легализовал любопытство Тамары, давал ей формальное разрешение влезать во все детали бытия отряда, вести дневник).
Печатный корпус дневника – 198 страниц на машинке через один интервал плюс рукописная тетрадь, добавленная позднее. На последней странице запись от 8 марта 1961 года: «А вчера, оказывается, было второе занятие, когда ходили с рацией, наверное, Гера, Валерка, Андрей, Гришка. Ах, как я ругала этого К-ва, из-за дурости которого я должна все восстанавливать и упускать настоящие события – вот вчера, например, я сидела в «шарике», а в это время те люди, которые мне нужны, работали в лесу. Но теперь, кажется, кончилось и я могу каждый день быть там, где хочу, где нужно, с ними. Еще предстоит два самых интересных занятия, вообще в ближайшие дни – в командировку, а там надо садиться писать. Завтра во что бы то ни стало нужно добиться – пусть В.Я. убедится, что надо мне быть Там!.. Вот тогда я дам самый классический репортаж! Да, фитиль был бы многим. Даже Алеше. Но об этом ладно…»
«Быть Там» – с большой буквы! – это, понятно, на космодроме. Она полетела туда первой из журналистов. Репортажи, что и говорить, получились классные. Фитиль всем – «даже Алеше», то есть Алексею Ивановичу Аджубею, тогда главному редактору «Известий». Уж ему-то всюду был ход, но единственной газетой, вышедшей с «Репортажами со стартовой площадки», оказалась «Комсомолка». Тамара писала их, запертая на ключ в кабинете главного редактора, ей даже еду туда доставляли. Цензура пребывала в растерянности и публикации шли одна за другой, пока не приумолкли фанфары и жизнь не вошла в обычную колею. Тогда выяснилось, что «фитиль» понравился не всем. Мой добрый знакомый и коллега (в последующие годы) Н.Н.Денисов, редактор военного отдела «Правды», печатно обозвал репортажи «отрыжкой желтой прессы», погоней за сенсацией. То, что сегодня – комплимент, в те годы было ругательством и, более того, едва ли не признанием профнепригодности.
Горше же всех обидела Тамару родная «Комсомолка»: ей, разумеется, предложили вернуться в редакцию, но не разъездным корреспондентом, как она рассчитывала, а скромным сотрудником отдела писем – отвечать на жалобы. Она страшно обиделась и перешла на работу в ТАСС. Со временем она стала разносторонним журналистом. Оставив смолоду любимое репортерство, много и интересно писала о науке, особенно о медицине, дружила с профессором В.В.Виноградовым и его учениками, с биохимиками. Смело бралась защищать многочисленных «униженных и оскорбленных», у нас то и дело селились ее подопечные – она водила их по судам и в прокуратуру, в приемные важных начальников.
Газета - непрочная материя. Успех Тамары был мало замечен, скупо оценен, а потом и вообще забыт. Но будем справедливы. Первых космических журналистов было немало, со многими я дружил и дружу. Однако первой, кто ценой невероятного упорства пробилась в гагаринский отряд, день за днем отслеживала историческое действо подготовки космического полета, написала о нем предметные репортажи и книжку, - первой была молодая газетчица, корреспондент «Комсомольской правды» Тамара Кутузова, она же Ольга Апенченко, она же Апенченко Тамара Владимировна. Это - факт.
Точно знаю: она навсегда сохранила счастливое чувство сопричастности к великому начинанию, чувство глубоко личное: ведь это она сидела в «шарике» за месяц до того, как его назвали «Востоком», она ходила с Гагариным на тренировки, она слушала, как Титов в сурдобарокамере читает «Евгения Онегина». И это персональное участие в первом акте выхода человека на космическую сцену с годами обрело гораздо большее значение, чем попутные невзгоды: затруднения с публикациями, укоры в необъективном отношении к действующим лицам, отчуждение от текущей журналистики…
В ТАСС она проработала недолго. Однажды на каком-то заседании в Академии наук ее подозвал С.П.Королев (к тому времени она успела подготовить две беседы с ним, безымянным – с Главным конструктором, как тогда было заведено) и спросил: «Как дела, желтая пресса? Вы всерьез собираетесь заняться космонавтикой?» Она ответила, что всерьез. Тогда он позвал ее работать в отдел научно-технической информации, и она тут же согласилась. Признаться, я долго отговаривал ее. Режим закрытого предприятия мало гармонировал с ее вольной журналистской выучкой, да и с характером тоже. Она твердила одно: «Это простейший способ собрать материал для книги о Королеве. Я хочу ее написать». Про юность Сергея Павловича успела издать книгу тоже первой. Несколько лет подряд 12 апреля по радио передавали пьесу, поставленную по этой книге.
Неприятности накликала сама. Летом 1963 года была в отпуске в родном Владимире, поддалась на уговоры старых друзей из областной газеты «Призыв» написать документальную повесть о Валерии Быковском и Валентине Терешковой, которые только что слетали в космос. Успели опубликовать две главы – и грянул оглушительный скандал. По шапке получил и заказчик, и цензура, но более всего пострадала Тамара. В Москве рассыпали набор ее второй книги о Гагарине и запретили публиковать что-либо без специального разрешения. Так и лежат до сих пор в доме ее неопубликованные дневники, рукопись документального очерка о Королеве. Она написала его вскоре после смерти Главного конструктора. Название – «Человек, который вывел людей в космос». Никаких секретов очерк, разумеется, не содержал. Специально созданная комиссия дала разрешение на его публикацию. Оставалось получить еще одну визу – частного, так сказать, характера, тем не менее обязательную. И вот передо мной два идентичных экземпляра рукописи. На одном – резолюция: «Против опубликования рукописи не возражаю». На другом: «Против публикации рукописи в таком виде – возражаю». Подпись под тем и другим заключением одна и та же.
Мне кажется, с годами журналиста в Тамаре победил историк, собиратель. Работая в Мемориальном музее космонавтики, она продолжала пополнять собрание свидетельств непосредственных участников космической эпопеи. С громоздким магнитофоном обошла сотни людей. Открыла в архивах обширный слой неизвестных документов, вошедших с ее легкой руки в широкое обращение.
Каждую весну собирала космонавтов на субботники к «дому Королева» возле ВДНХ. Ездила с ними в пионерлагерь «Орленок», где, говорят, до сих пор ее вспоминают. Однажды Тамара кричит мне от окна: «Смотри, смотри, Виктор поехал!» Какой Виктор, куда? Оказывается, не без ее участия, пустили по окружной дороге именную электричку «Виктор Пацаев».
Готовилась обобщить все накопленное в итоговой книге. Не успела…

Василий Песков

В «Комсомольской правде» с 1960 года по настоящее время, больше полувека. Тридцать с лишним лет ведет на ее страницах рубрику «Окно в природу». За первую свою книгу «Шаги по росе» удостоен Ленинской премии (1964). Позднее стал лауреатом премии имени Пришвина, имени Михаила Кольцова, премии Президента России (1997). Награжден шестью орденами, в том числе - «За заслуги перед Отечеством», знаком СЖ РФ «Золотое перо России». 

В 2011 году ему присвоено звание «Легенда российской журналистики». В ближайшее время состоится презентация Полного собрания сочинений в 12 томах.

Так хорошо улыбнулся  

На подходе к Москве к нашему самолету пристраиваются истребители сопровождения. Они летят рядом, хорошо видны головы пилотов. Потом все самолеты снижаются до предела и летят над кремлем. Московские улицы запружены людьми...

 «Говорит Москва!»

Вечером накануне 12 апреля меня позвал в свой кабинет главный редактор «Комсомолки» Юрий Воронов. Там уже была Тамара Кутузова, наш репортер, тайно исчезнувшая с полгода назад из редакции и пробившаяся, как оказалось, на работу в первый отряд космонавтов. Она докладывала Воронову: «Полет будет, скорее всего, завтра...». «Никому ни слова, – предупредил нас главный. – Утром будьте у дома Гагариных, слушайте в машине радио. Если полет состоится, сразу позаботьтесь о снимках и быстрее в редакцию».

Ночью выпал чистый апрельский снежок. Машины бежали с белыми крышами. Мы с поставили редакционную «Волгу» в сторонке и открыли дверцы. По радио «булькала» какая-то музыка. Но вот она смолкла и мы услышали хорошо всем знакомые торжественные слова: «Говорит Москва! Говорит Москва!» Через пять минут мы были у дома, хорошо знакомого Тамаре...

Комнаты были уже наполнены соседями. Все с радостью толпились у телевизора и поздравляли жену Гагарина Валю. Две дочки Гагариных грызли яблоки и не понимали, что происходит. Мать то улыбается, то вытирает ладонью слезы...

На улице все говорили о Гагарине. В этом городке его знали – «Во парень!» Другие только что о Гагарине услышали. Но все считали его героем.

В редакции столпотворение! Все спешат с расспросами. Юрий Петрович всех собрал в Голубом зале. Мы с Тамарой отвечали на много вопросов. С особым интересом разглядывали фотографии. На мне лежала серьезная ответственностью: Валя Гагарина неохотно дала домашний альбомчик – показать в «Комсомолке», боясь, что растащат снимки. Пришлось сказать несколько серьезных слов и просьбу: каждый снимок смотреть по очередности. «Вот он! Простой, явно умный парень... Это мать, это отец – деревенские люди... А это Валя с космонавтом грибы собирают. Гагарин на крыле легкого самолета. Прыжок с парашютом...»

Потом бегу в фотолабораторию – проявить сделанные в то утро снимки.

А в метро и на улицах – главные разговоры о нем, Гагарине...

Где же он сам? В редакцию несколько человек позвонили. «Видели парашютиста на поле, он нас приветствовал. Потом появились военные и куда-то увезли человека. Ясно, это был Гагарин...» Но как его найти?

 «Вас ждет самолет»

В «Комсомолке» работал Павел Барашев. Он был специалистом по делам авиации. «Давай позвоним по «кремлевскому» телефону»... Ответил нам (забыл фамилию) вежливый человек: «Я хорошо понимаю ваши заботы. Слушайте внимательно. Через час с Внуковского аэродрома в нужное место пойдет самолет. Вас возьмут. Но не опаздывайте...» Примчались вовремя. В дверях самолета стоял человек и смотрел на часы. Мы представились. «Куда летим?» – спросил Павел двух проводниц, глядевших в зеркало. «Говорят, в Куйбышев, за Гагариным», – бойко ответила одна. Самолет был пустой, кроме нас четверых и пилотов – никого. Через два часа мы сели в Куйбышеве на заводском аэродроме.

Никто нас не встречал, никому мы были не нужны. Молодой лейтенант спросил: «Вы куда?» Узнав, в чем дело, парень почесал в затылке: «Да что же с вами делать?» Это был читатель нашей газеты, и он считал долгом нам помочь. «Я довезу вас в одно место. А там – по обстоятельствам...»

За городом на берегу Волги увидели мы большой дом. На воротах дежурный: «Вам кого?» Объясняем. Зовет кого-то. И вдруг узнаем генерала Николая Петровича Каманина, давнего друга газеты, еще с челюскинской эпопеи. «А, комсомолия, пронюхали, где что лежит. Проходите. И тихо минут двадцать сидите». (Позже узнали: один из первых Героев Советского Союза приставлен был к первым космонавтам «дядькой»-воспитателем).

Чтобы скоротать время, шары бильярдные катали. Фотокамеру я держал наготове, с беспокойством глядел в окно – апрельское солнышко уходило… Целился в шар, когда по скрипучей деревянной лестнице сверху молодым шагом сбежал невысокого роста майор. Он был один, и в первый момент мы решили, что это посыльный сверху – еще раз сказать, чтобы мы подождали. Но майор протянул руку. «Здравствуйте. Это вы из «Комсомолки»?»

Батюшки, да это же он! Ну конечно, это Гагарин... Худенький невысокий майор вполне понимал ситуацию и так хорошо, так дружески улыбнулся, что мы сказали: «Юра...» Просто иначе и не могли назвать.

Куда улетели из головы старательно заготовленные вопросы? Я мучительно думал: о чем же спросить? О самочувствии, о здоровье? Но подтянутый вид и эта улыбка исключали вопрос. Мы достали из сумки газеты... Это был хороший подарок. Гагарин внимательно, с улыбкой рассматривал снимки жены и старшей из своих дочерей. Просто сказал: «Спасибо».

Мне нужен был снимок! Не портрет. Портрет все уже видели. Надо в каком-нибудь действии. Лихорадочно соображаю: что же может делать космонавт в этом зале?

– Юра, играете в бильярд?..

– Давайте. – И опять улыбка.

Игры-то, понятное дело, не было. Минут десять потолкали шары. Потом, схватив камеру, я снимаю, совсем не уверенный, что снимки получатся (в люстре горели три слабенькие лампочки). Уже имея опыт фотографа, из бильярдного стола  «выжимал» все, что можно. Крупно – шар! Он – как Земля... Мою творческую фантазию прервали два медика: «Ну, наверно, уже довольно? Пойдем, Юра, пойдем»...

И они пошли наверх. На середине лестницы майор оглянулся и подмигнул двум пьяным от радости журналистам: дескать, мы еще встретимся...

 «Ваше величество, я вырос в деревне»

Передав в газету маленький репортаж, мы с Павлом стали искать ночлег. Но уснуть в ту ночь было нельзя. Перебирали подробности дня, разговор то и дело прерывался словами: «Какой парень!»

Утром мы сразу приехали на берег Волги, к уже знакомому дому. С верхнего этажа поступала информация: завтракает... одевается... И вот Гагарин уже на пороге. День солнечный. Полюбовались Волгой. Снимки на память. И вот шеренга машин уже у самолета. Весь завод на десять минут прекратил работу. Гагарин на трапе с поднятыми руками. Минута прощанья. Гул голосов: «Га-га-рин! Га-га-рин!» Юрий снова выходит на трап. «Спасибо! До свидания!» Самолет поднимается и берет курс на Москву.

В самолете, как и вчера, пусто. Прибавляется только один, но важный пассажир. Конечно, молча не сидели. Правда, разговором о полете Гагарина /pне стали беспокоить, боялись – «не расплескать» бы свежие впечатления... По очереди фотографировались. Потом проводницы принесли, что бог послал к обеду.

В самолете мы вспомнили старые и свежие анекдоты. Один рассказал Гагарин. По-советски – на тему труда. «Мастерская художника. Обнаженная модель продрогла. «Оденься, – сказал художник, – и присядь выпить чаю». Сидят, пьют. Вдруг художник вскакивает: «Скорей раздевайся, жена идет...»

Менялся ли Гагарин со временем? Меня часто об этом спрашивали. Я сказал бы так: набирался мудрости. Ум, чувство такта, юмор, доброжелательность в нем были всегда. Я видел Гагарина в кругу друзей, на трибуне, на космодроме, за семейным столом, в дороге, на охоте. Всегда он был «Гагариным».

Журналист из «Правды» рассказывал, как Гагарин в гостях у английской королевы за столом обратился к хозяйке с просьбой: «Ваше Величество, я вырос в деревне. Столько ножей и вилок не видел. Что брать вначале?» Хозяйка засмеялась и обняла Гагарина: «Милый, берите то, что ближе лежит. Я живу в этом доме, но тоже не знаю, зачем подают так много железок...» Никто его не учил дипломатии или этикету, в нем была природная естественность. Но он умел ее обыграть.

Наконец, аэродром. Самолет останавливается перед трибуной. Мы обнимаем Гагарина. Дверь открывается, и космонавт четким шагом идет по красной дорожке навстречу всем желающим обнять его.

Юрий Марков

Инженер-испытатель ракетно-космической техники, начальник стартовой команды подводной лодки, участник первых в мире пусков крылатых ракет из-под воды, запускал с Байконура космические аппараты научного назначения. Технический руководитель заводских испытаний луноходов и машин, доставлявших лунный грунт. Выполнил первый расчет надежности КА («Венера-67») и основал отдел надежности фирмы. 

Автор более 400 научных, научно-популярных и публицистических публикаций по проблемам освоения космоса, научно-художественных очерков о руководителях космических проектов, книг «Корабли уходят к планетам» и «Курс на Марс», сценарист пяти научно-популярных фильмов; соавтор учебника для втузов «Технология сборки и испытаний космических аппаратов». Внештатный автор «Комсомольской правды». Член Союза журналистов РФ.

Кто запустит первый спутник  

На десятом клубном книжном салоне, который прошел в середине марта в рамках 14-й национальной выставки-ярмарки «книги России», настоящим бестселлером и дипломантом стала вот эта новая документальная книга инженера-испытателя космической техники и одновременно многолетнего автора «Комсомольской правды»  Юрия Зарецкого (Маркова). Возможно потому, что 2011 год объявлен годом космическим, но, скорей всего, по причине интересного содержания и оптимизма, с которым автор на протяжении полувека ведет свою хронику отрасли.

 Как родилась книга

 От автора: однажды в канун нового 1984 года ко мне обратились друзья-журналисты из «Комсомольской правды». Они собирались открыть в газете новую рубрику выходного дня и рассказывать в ней о забавных случаях, происходивших в жизни. Предложили подготовить «космические» истории для этой рубрики. Я «потормошил» свою память, побеседовал с коллегами, открыл свои записи с Циолковских, Королевских, Гагаринских чтений…  «Космонавтика – дело серьезное. Это знает каждый. И работают в ней люди серьезные. Это  понимает каждый… Мне хочется рассказать о разных забавных и курьезных случаях из жизни людей, связавших свою жизнь с космосом. Может, они станут вам чуточку ближе», – вот с таким кратким предисловием увидели свет на страницах «Комсомолки» несколько небольших рассказов. Я продолжал их собирать и писать, число их множилось и, наконец, они составили целую книжку. В ней байки, афоризмы, анекдоты, подлинные истории, новеллы о друзьях. Одни из них широко известны, другие – в силу секретности профессии – известны узкому кругу коллег. Меду тем, многие уже при жизни стали фигурами историческими. Об одном из таких своих товарищей впервые рассказано в книге.

Борис Семенович Чекунов, техник-лейтенант, 4 октября 1957 года в 22 часа 28 минут по московскому времени нажал «последнюю» кнопку «Пуск», а перед этим повернул «Ключ на старт», оказавшийся ключом от космоса! (На снимке - ключ от космоса).

Мы познакомились в мае 1965 года, когда группой специалистов из НПО имени Лавочкина прибыли на Байконур принимать дела по лунным и межпланетным аппаратам у королевцев, и с тех пор поддерживали теплые дружеские отношения. Борис был очень скуп на слова, но однажды, когда я гостил у него в байконурской квартире, кое-что мне рассказал.

…Осенью 1955 года с женой Ларисой они сошли с поезда на пустынном разъезде. Багаж – один чемодан на двоих, в котором лежали ее несколько платьев и его диплом об окончании военного училища. Вокруг лежала продуваемая насквозь холодными ветрами необозримая казахская степь. Попутка привезла их к поселку, состоявшему из нескольких деревянных бараков. Начальник сердито вертел документы лейтенанта: «Здесь мужикам жить негде, а ты придумал – с женой!». Но потом смягчился, выделил купе в одном из стоявших неподалеку вагонов.

– Скажи, Боря, когда ты увидел спутник, была ли мысль, что этот «шарик» откроет новую эру в истории человечества – космическую?

– Нет. Мы таких слов и не произносили. Когда нажимал кнопку, просто выполнял задание. Но вот спутник уже на орбите, и я, как миллионы других, услышал: «Бип-бип!». Хоть и готовился к этому, а удивление меня взяло: «Летает! Летает, черт возьми! И не падает на Землю!». И понял я, что Р-7 приковала меня к Байконуру на долгие-долгие годы…

Мы ещё к спутникам не успели привыкнуть, ещё и четырех лет не прошло после первого, а тут – человек. Гагаринскую ракету испытывали в два раза больше, работали, как черти. Казалось бы, не до эмоций, а сердце ёкало! Ещё как ёкало! Шли уже последние минуты, Гагарин давно в корабле, а ощущение фантастичности происходящего не покидало.

Но вот прозвучала команда: «Ключ на старт!». Поворачиваю ключ. Усилием воли сосредотачиваюсь на операторской работе. Последняя команда: «Зажигание!». Внутри все задрожало, а рука…нет, не дрогнула. Жму самую-самую последнюю кнопку. Пауза. Тишина. И взревели двигатели! Вот тогда мы услышали не предусмотренное инструкциями гагаринское: «Поехали!». Я вспоминаю тот солнечный теплый апрельский день и помню, что все мы тогда были счастливы. А после запуска Титова на кнопки уже не нажимал – на повышение пошел…

Без отрыва от службы Чекунов окончил военно-техническую академию, в звании полковника долго служил начальником отдела комплексных испытаний и пуска носителей «Союз» 1-го научно-испытательного управления (затем 1-й центр) НИИП-5 МО – таким было закрытое название космодрома Байконур.

Выйдя на пенсию, коренной москвич, он жил на Юго-Западе столицы, у Воронцовского парка с прудами, или, как он сам говорил: «Всю жизнь работал на аппаратуре Пилюгина – теперь живу на улице Пилюгина».

Но прожил он там недолго. Тяжелая болезнь скосила его в одночасье…

Последний раз мы виделись 7 апреля 1995 года в Центральном доме журналистов на вечере, посвященном Дню космонавтики. Там шла презентация книги Ярослава Голованова «Королев». Как ведущий вечера я представил залу Чекунова и немного рассказал о нем, затем попросил его показать, как он нажимал «последнюю кнопку».

Борис встал и продемонстрировал, как он большим пальцем правой руки нажал кнопку «Пуск».

Голованов, повернувшись к нему, сказал (эти слова есть в его книге):

– Когда Боря умрет, надо его «исторический палец» отрезать, заспиртовать и хранить в Институте мозга.

Переполненный зал отреагировал на реплику неоднозначно: одни засмеялись и зааплодировали, приняв её за остроумную шутку; другие неодобрительно загудели, сочтя её бестактной.

…Свой «исторический палец» Борис Семенович Чекунов унес с собой. Осталась только у кого-то видеозапись памятного вечера и тот эпизод, где он повторил поворот ключа в космические ворота.

Юрий Бережной

Выпускник МВТУ им.Баумана, публиковался в центральной печати с 1954 года. В «Комсомольскую правду» переведен А.И. Аджубеем из стажеров «Правды», куда попал по решению  ЦК КПСС о привлечении в промышленные отделы газет инженеров. Работал в отделе информации. Неоднократно назывался среди лучших репортеров Москвы.  Один из премированных репортажей (1961) до сих пор не повторен: журналист, пройдя парашютную подготовку, получил уникальный допуск от Главкома ВВС и выполнил  самостоятельный полет на самолете - спарке МИГ-23 ПФ максимальный разгон - вдвое быстрее звука - на максимальной высоте (20 км). Много лет работал на Кубе зав. отделением ТАСС.

Автор более 600 материалов в центральных газетах и журналах, десяти книг и брошюр.

Награжден Почетной грамотой СЖ СССР и Знаком СЖ РФ «За заслуги перед профессиональным сообществом».

В настоящее время - президент группы российско-бельгийско-южно-корейских компаний «Фармстрой-Юнионстрой», занимающихся строительством фармацевтических предприятий.

Блокнот на двоих

Позволю себе привести начальные абзацы из нашего с Толей Иващенко очерка «изба, букварь, березы, а потом...», опубликованного в «комсомолке» в день, когда Москва встречала Юрия Гагарина.

 «Ждали, ждали, ждали! 

Ждали с того самого дня, когда кромешную темень космоса прочертила меленькая искорка первого спутника. Из того, как бойко прокричал он миру свое «Бип-бип… Биб-бип-бип…», все поняли: скоро! Скоро кто-то наденет высотный скафандр и… кто это будет?

С тех пор уже не раз в газетных редакциях многих стран телетайпы били тревогу: «Русские!.. Как сообщили из информированных кругов, они запускают человека в ближайшие дни».

После 108-ми исторических минут первого полета человека в космосе вопроса – кто это будет? – больше не существовало. Имя Гагарина повторял весь мир, он стал сыном всей Земли и нашей особой, на века первородной советской гордостью.

С грифом «секретно»

Накануне дня, ставшего навсегда в календаре красным, произошли события, о которых был осведомлен весьма узкий круг лиц и очень небольшая группа журналистов. Но и из них не все знали, что было подготовлено  три варианта сообщения ТАСС. Условно, первое – если  запуск завершится успешно, второй  - обращение к другим государствам за помощью в поиске космонавта, в случае его приземления в мировом океане. И третий – трагический, – если бы космонавт не вернулся живым.

О том, как строжайше соблюдалась секретность, говорит, к примеру то, что, когда Гагарин уже ожидал в «Востоке»  взлета, еще не был снят запрет лицам с фото-, кинокамерами и биноклями приближаться ближе, чем на 6 километров к стартовому комплексу. Совершенно засекреченной была информация о полете в начале 1961 года четвертого корабля-спутника с манекеном человека и, само собой, пятого (25 марта), чистового испытательного полета -  точной копии «Востока» с манекеном. Только после этого было принято решение о запуске космонавта.

Несколько журналистов «Комсомольской правды» знали обо всех этих предполетных этапах. Пусть не в деталях, но знали. Еще 5-го апреля, когда на Байконур вылетели шесть космонавтов во главе с их командиром Н.П. Каманиным, стало ясно, что с 10 по-12 апреля человек будет запущен. Сам  Юрий Гагарин, как рассказывал замечательный журналист и писатель Слава Голованов  (мы вместе учились в «Бауманке»), не был уверен, что именно ему доверят этот полет, хотя и догадывался «по пристальному вниманию к себе, по придирчивости наставников на экзаменах…  10 апреля Гагарин узнал о решении Госкомиссии. Он – первый!

В этот день ракету вывезли из монтажно-испытательного корпуса. Для всех команд объявили готовность «24 часа». С.П. Королев с ближайшим окружением – Б.В. Раушенбахом, Л.А. Воскресенским, К.П. Феоктистовым, Н.П. Каманиным, Е.А. Карповым (старший среди медиков), А.С. Кирилловым (именно он нажал кнопку «пуск!»), непосредственно отвечавшими за полет, были максимально сконцентрированы и собраны. Все понимали, что грядет грандиозное событие. И хотя все было проинспектировано не один раз и риск, практически, отсутствовал, интересно свидетельство телеметриста, непосредственно отслеживавшего пульс Гагарина. С обычных 75 ударов в минуту он во время старта подскочил до 120, но уже через 80 секунд пришел в норму. Сказались тренировки и огромное самообладание. Но люди есть люди, и предстартового волнения не мог избежать никто, даже мужественный Гагарин.

«Комсомолка» тогда на Байконуре аккредитации еще не имела, хотя и Голованов, который перед приходом в редакцию работал в НИИ Теоретика космонавтики М.В. Келдыша, и я, еще в МВТУ им. Баумана располагали самой  высокой формой допуска к секретности. Она была оформлена также Пескову и Барашеву. Но, ограничения Главлита и Военной цензуры были чрезвычайными. Операторов кинохроники так и не допустили к кораблю. Поэтому съемку, известную всему миру, провели позднее. И ее  можно считать кинохроникой, так как Юрий Гагарин скрупулезно повторил все (включая знаменитое «Поехали!..»), что делал при реальном запуске.

Мы, журналисты «Комсомолки» за годы перед полетом, наладили свои надежные источники информации. С гордостью могу сказать, что в течение  нескольких лет поддерживал постоянные контакты с генералом Н.П. Каманиным - одним из первых пяти Героев Советского Союза. Легендарный полярный летчик, командир первого отряда космонавтов, говорил, что считает «Комсомолку» своей еще со времен эпопеи спасения экипажа парохода «Челюскин». Тесные деловые связи были и с О.Г. Газенко, тогда майором – впоследствии генералом, Героем Соцтруда, членом Президиума АН СССР, с его коллегой В.Г. Воловичем  (он провел первый послеполетный медосмотр Гагарина)  и со многими другими ведущими специалистами космической подготовки. Все они пришли из ВВС и авиационной медицины. Статус самой массовой и популярной газеты в стране позволил установить неформальные отношения с  выдающимся летчиком-испытателем М.Л. Галлаем, Героем Советского Союза, доктором технических наук, летным наставником большинства космонавтов из первой их десятки.

Звонок, похожий на розыгрыш

Рано утром 12 апреля Вася Песков отправился в Чкаловское (ныне «Звездный»), на квартиру Гагариных, где и сделал знаменитый снимок жены Валентины с  дочками у телевизора. Оттуда  вместе с Павлом Барашевым они вылетели в район приземления, получили первое интервью Гагарина и фото с надписью «Редакции любимой «Комсомольской правды» 13. 1V.  61. Ю.Гагарин». Его опубликовали 14 апреля на первой полосе. Юра Зерчанинов срочно выехал к родителям первого космонавта Алексею Ивановичу и Анне Тимофеевне в Гжатск. Под псевдонимом в газете начали печатать очерки Тамары Кутузовой (Апенченко), которая на год ушла из редакции  в один из космических «почтовых ящиков», чтобы стать непосредственным свидетелем подготовки человека к космическим стартам.

В памятное весеннее утро я, дежурный по отделу информации, приехал в редакцию к 8.30, зная, что  человек вот-вот окажется в Космосе. Вскоре после сообщения ТАСС, на радостях примчался в редакцию Толя Иващенко – мы дружили с 1957 года, когда он редактировал мои первые 250 строк в «Комсомолке» «В целинной степи Кустаная…».Толя, по большому блату,  успел заказать на вечер в ресторане на 9-м этаже гостиницы «Москва»  стол (на всякий случай, на восемь, как он любил говорить, «кувертов») - традиционном месте наших посиделок с Ильей Шатуновским, Сергеем Голяковым, Виталием Ганюшкиным, Кимом Костенко, Сашей Скрыпником… Но раздался телефонный звонок, который в корне изменил планы.

- Я двоюродная сестра Юры Гагарина. Мы с ним очень дружны, есть много его фотографий. Приезжайте,  все расскажу. Я сейчас на работе, на заводе внутришлифовальных станков. Звоните из проходной директору.

«Это розыгрыш», – сказал мудрый Толя. Однако, голос в трубке звучал так искренне и убедительно, что мысль, будто кто-то решил пошутить – розыгрыши в «Комсомолке» были в ходу, – мы отбросили. Вызвали закрепленную за редакцией «Волгу» и отправились в Замоскворечье. Теперь любая подробность гагаринской жизни становилась интересной всем.

Битый  час мы продирались через Ленинградку и улицу Горького, запруженные людьми с флагами и рукописными плакатами. Из всех репродукторов неслось  «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»… Остановились в толпе у Центрального телеграфа. Из десятков телефонных кабин  наши  и иностранные журналисты спешили проинформировать редакции о празднике в центре столицы.

Директор завода встретил радостно: «Давайте выпьем, ребята за великое событие, - предложил симпатичный человек средних лет. - Но кто вас разыграл? Сестры Гагарина у нас не было никогда».

И только  прощаясь, он, призадумавшись, сказал: «Знаете, у Савеловского  есть заводик, вроде тоже внутришлифовальных станков. Может, там? Если смотреть на вокзал, то справа, метрах в ста - проходная».

Место было хорошо знакомо. Рядом вокзалом находилась московской известности пивная с открытой верандой. Пролеты между колоннами затягивали вечно трепыхавшиеся брезентовые полотнища. В «Комсомолке» ее называли «Рваными парусами».

За железными воротами  действительно оказался небольшой цех. Каких уж там станков – разбираться не стали, ибо  ждала нас там больше двух часов Лида Иванова, сестра Гагарина. 

- Снимков очень много, но они у  меня дома, в Клязьме. Отсюда, по Ярославке, километров  двадцать.

- Поехали, - не раздумывая, предложили мы.

На двоих у нас Толей была одна авторучка и один захваченный мною блокнот  со всесоюзного совещания молодых пилотов Аэрофлота. Я участвовал в нем, так как «отвечал» в «КП» за авиацию, приняв эстафету у своего «дядьки» в редакции Павла Барашева, известного репортера, первым побывавшего в антарктической экспедиции. Павел, в свою очередь, получил авиаэстафету у короля репортеров еще предвоенных лет Евгения Ивановича Рябчикова. 

При выезде в область нас остановили гаишники, чтобы направить в дальний объезд, т. к. все окрест было разрыто – начиналась прокладка нынешней МКАД. Глянув в удостоверения и посмеявшись, когда мы, показав на скромную девушку в машине, сказали, что это сестра первого космонавта, они разрешили по временным мосткам пересечь котлован. 

Через полчаса мы в стародачном поселке, среди вековых корабельных сосен. Остановились у  небольшого деревянного с мансардой дома № 15 по Гоголевской. Старый дом, где часто, как выяснилось, бывал и жил Юрий Гагарин, теперь оказался навсегда вписанным в историю. Странно, но на нем еще и сегодня нет мемориальной доски.

 Среди родных

К сожалению, не осталось сегодня в живых никого из членов больших семей Марии Тимофеевны Дюковой и Ольги Тимофеевны Матвеевой – родных сестер матери Ю.А.Гагарина, проживавших в этом доме.

Сюда, в Клязьму, в послевоенные годы, обучаясь в Люберецком ремесленном училище на формовщика-литейщика, Юра каждую неделю приезжал к очень любимым им тетям. Здесь он встречал с двоюродным сестрами Надей и Лидой и братом Володей новый, 1950-й год. Любил петь и в новогоднюю ночь напомнил всем слова партизанской «Ой, туманы мои-растуманы…».

 В 1954–ом, будучи практикантом Саратовского индустриального техникума на московском заводе им. Войкова, Юрий вообще жил в Клязьме у родственников. «Вот здесь он спал на раскладушке,- показала Лида. - На этой терраске не раз видела Юру с книгой (хорошо запомнила) Циолковского. С братом Володей и сестрой Надей он был более близок. Но для всех нас  Юра – родной человек. Мы всё знали о его тяжелом детстве в деревне Клушино, особенно, в годы, когда она была под фашистами. Иногда, как он рассказал, траву ели. А вообще прошел он путь, как  сам считал,  обычного  смоленского паренька – его сверстника. Самыми великими праздниками считал изгнание со Смоленщины немецких оккупантов и день Победы».

Лида вытряхнула из большой коробки на стол кипу семейных фотоснимков. Мы с Толей сразу восприняли их, как реликвии и поехали на почту звонить в редакцию.  Почтальоном в местном отделении работала Ольга Тимофеевна. Здесь заплакала, узнав, что ее племянник в космосе. Другая тетя трудилась в местной поликлинике – ей надписал Юрий потом свою книгу «Дорога в космос»:  «Дорогой тете Марусе  с глубокой благодарностью и уважением за помощь и заботу в годы детства и юности». В этом доме Юра оставил, как он сказал - на память, свою форменную тужурку ремесленника и ремень с бляхой «РУ» - были и такие. Теперь эти вещи  - среди 17 тысяч экспонатов в Объединенном мемориальном музее им. Юрия Гагарина в городе Гагарине, бывшем Гжатске.

В этот дом на Гоголевской,  уже лейтенантом, после женитьбы на Вале – студентке оренбургского медучилища, приехал на несколько дней. В Клязьме молодожены расстались на время. Лишь спустя год Валя приехала к мужу  в небольшой заполярный гарнизон. Уже оттуда Гагарин, пройдя отбор из нескольких тысяч летчиков, оказался в первой двадцатке кандидатов в космонавты.

«Дорога в космос прошла через Клязьму». Думаю, вполне простительна эта гипербола в названии одной из глав книги местного краеведа. Можно считать и так: даже став одним из самых  знаменитых людей планеты, Гагарин никогда не забывал небольшой подмосковный поселок  (с недавних пор – микрорайон города Пушкино). После исторического полета, совершив первую зарубежную поездку в Чехословакию и Болгарию, он 1-го мая стоял на трибуне Мавзолея. А уже на следующий день приехал к родным в Клязьму. Отыскав лопату, взялся за грядки огорода, что делал здесь всегда в юности. Правда, докопать ему не дали.

Весть о приезде космонавта быстро собрала возле дома соседей. Многие помнили Юрия еще в гимнастерке ремесленника, в черной шинели учащегося техникума и в куртке военного летчика. Молодые ребята приволокли откуда-то большой неподъемный камень. Став на него, Гагарин сказал несколько фраз о полете, о том, что быть первым «просто доверили ему, а мог быть любой другой летчик их отряда». И еще сказал, что любит Клязьму, поблагодарил родню за замечательные дни, которые провел здесь.

- Когда  после импровизированного митинга, уселись за праздничный стол, Юра произнес тост, - рассказывала нам позже Надя, другая его двоюродная сестра. – Сказал, зачем весь этот ажиотаж? Мы просто работали, как все работают. Надо бы потише быть, поскромнее.

Надо сказать, что Гагарин был именно таким – простым и доступным. Ценил людское внимание, искренне радовался, например, баночке малинового домашнего варенья, которую привез ему из-под Воронежа Песков. Журналисты «Комсомолки»,  которую он любил, как и миллионы советских людей, старались особенно не досаждать ему, понимали, что он буквально раздираем на части, что суток ему не хватает. Но, когда возникала острая журналистская потребность, звонили,  прямо спрашивали, можно ли приехать? И всегда слышали – если на час, то можно, но, пожалуйста, не дольше. И всегда в Звездном городке распахивалась дверь, и первый землянин в космосе со знаменитой улыбкой приглашал: «Входите, ребята. Валя, поставь-ка чай!»  И в крохотной кухне мы, закусывали сардельками или пельменями, пили чай и, поговорив о деле, старались побыстрее уехать. Знали, что этот вежливый, приветливый человек ежедневно выдерживает нагрузки не меньшие, чем космические.

После полета много писали о бесспорных замечательных качествах Ю.Гагарина – мужестве, трудолюбии, оптимизме, приветливости. А его удивительные сдержанность, деликатность, неподдельная скромность оставались как-то менее заметными. Мол, смущается, потому как нет пока опыта быть на виду. Со временем пройдет. Оказалось нет: скромность, отсутствие  какого-либо снобизма, умение поддерживать ровные, уважительные отношения с людьми, независимо от положения или должности, со временем становились все очевиднее и притягивали к Гагарину каждого, кому посчастливилось с ним общаться.

Мы с Толей Иващенко из года в год, вплоть до его ухода из жизни, собирались написать об истории блокнота на двоих. Сходились, что такие единодушие и сплоченность, общая гордость, ликование, какие охватили всех в тот исторический день, не имели аналогов. Может быть, только - в победные дни 45-го. Фронтовик с первых дней, орденоносец Анатолий Захарович Иващенко провел их в своем батальоне в Будапеште, а я, школьник, в Тбилиси. Они еще были свежи в памяти: ведь между днем Победы и полетом Гагарина прошло всего 16 лет. Гагаринский триумф напомнил Победу. И эмоциями, и справедливым убеждением: Советский Союз вновь победил.

Этот подвиг стал венцом и символом достижений всех советских людей, всей, без преувеличения, великой страны. Которой, увы, давно уже нет.

Клара Скопина

Прозаик, журналист. Окончила отделение журналистики Уральского госуниверситета (1953). В «Комсомольской правде» (1958-72) - собкор «Комсомольской правды» по Свердловской области, Красноярскому краю, Тувинской и Хакасской АССР, по Воронежской области и Центральной Черноземной зоне. Редакционное прозвище - «комсомольская богиня». Обладатель удостоверения почетного корреспондента «Комсомольской правды» с грифом «Навсегда».

Автор документально-художественных книг: «Пятеро отправляются за мечтой» (1963), «Колумбы Сибири» (1965), «Всем людям родня» (1966), «Свои люди: записки комсомольского спецкора» (1975), «Мои комиссары» (1978), «Человек своего времени» (1986) и других. Первый биограф  академика В.П. Глушко, создателя ракетного двигателя и космической отрасли (книга «Однажды и навсегда» (1998). Лауреат премии Ленинского комсомола.

О Пауэрсе, Наде Бессоновой и 12 апреля

Рассказ об одном дне, который перевернул мир, стал национальной идеей для страны и праздником для каждого.

Вот уж верно – момент истории вечен! Во всяком случае, отчетливо помню утренний сдержанный звонок секретаря Свердловского обкома комсомола 12 апреля 1961 года: «У меня в кабинете человек с Белоярской атомной станции. С жалобой на тебя и «Комсомольскую правду». Ждем тебя».

Виктор Плисов (первый слева), комсомольский вождь строителей Дивногорской ГЭС, показывает свой город Юрию Гагарину.

История с Белоярской сидела занозой с самого начала. Летом 1960 года я прожила на строительстве Белоярской атомной электростанции неделю. После того, как 1 мая этого же года свердловские зенитчики впервые в истории сбили ракетой пролетевшего над Свердловском на высоте 20 километров (!) американского шпиона Френсиса Пауэрса и я оказалась первым журналистом  в мировой прессе, полностью располагавшим материалом «из первых рук», и «Комсомолка» первой, на сутки опередив всех в Союзе и мире, выступила с полосой моих достоверных репортажей (а уж как добывала материалы – это чистая фантастика), вот с этого момента редакция стала доверять  мне командировки и по собственному выбору. Я выбрала Белоярку: начиналась новая эпоха – строительство первых атомных электростанций.

И вот пригласили меня в редакцию на летучку с докладом о командировке. Остро задели там слова заместителя главного редактора Бориса Панина: «Я с чувством тайной безнадежной зависти прислушивался к словам Клары Скопиной, когда чувствуется, что каждый человек интересен, что ни человек – очерк, что ни человек – колоритная фигура. Но где они? Тему рядового человека во всей сложности жизни мы утратили…  Даже Скопина, побывав на стройке и восхищаясь людьми, не рассказала об одном человеке. Это сложно…» Между прочим, я приехала в редакцию не с пустыми руками, привезла «многосерийные» заметки о строительстве. Их обсудили после летучки на заседании редколлегии и… Посоветовали еще подумать, доработать.

Поездка в Москву совпала с еще одной задачей – подготовить газетный разворот вместе с группой спецкоров, приезжавшей ко мне на Урал, чтобы разобраться с горьким письмом молоденького парнишки из города Ревды. Владимир Шашов просил редакцию ни больше, ни меньше, как ответить на вопрос «Для чего живет человек?» 2 сентября напечатали наш очень заметный разворот, и я гордилась своими мудрейшими земляками и подписью: «Материал организовала бригада «Комсомольской правды»: В.Бендерова, С.Большакова, С.Гуськов, К.Скопина». Это были асы, а я – новичок, рядом с ними, на равных… А вот Белоярку провалила!

И только в начале нового, уже 1961 года, все белоярское мучение разрешилось просто каким-то  озарением: да ведь надо действительно написать об одном человеке! И человек этот – Надя Бессонова, приехавшая на стройку в восемнадцать лет, пылко влюбившаяся в «свои» бригады нормировщица, готовая, как они, не уходить по две смены со стройки, взахлеб рассказывающая о них как младшая сестренка о старших братьях. Веселая, курносая Надя с веснушками на милом лице.

Приманила её к себе странная семья, где все такие красивые, ухоженные как небожители, и никто не работает – пятидесятилетняя глава семьи, дочка, Надина ровесница, восемнадцатилетний сын. Надя пожалела их всем незащищенным сердцем. Отдавала им всю зарплату, влезла ради них в долги, и все пыталась устроить дочку на работу. «Надя, да ты смеешься?! Разве для нас эта грязь, эти рабочие? Это люди не нашего круга! Тебя просили помочь, а ты…» Надя до самой весны писала мне письма и все советовалась – как же помочь этой семье, приблизить их к реальной жизни, к замечательным ее друзьям, которых они за людей-то не считают! «Но ведь так жить нельзя, правда? Это же тунеядство, какой-то духовный грабеж: ничего не делая, презирая людей, – у них же и требовать?» И вот последнее письмо: «Я порвала с этими людьми. Они – не жертва случайности. Я еще колебалась, пока не поговорила с сыном. И его уже отравили философией «особенных». Он в восемнадцать лет твердо говорит: «Да, смысл в том, чтобы пожить в свое удовольствие!» Все – я им не помощник».

Очерк о Наде опубликовали 1 апреля 1961 года.

О, наивное и строгое время, когда понятие «тунеядство» было не только социальным, а скорее нравственным! О, наивная Надя и еще сотни и сотни ее азартных пылких сверстников, которые не хотели «быть у времени в долгу»! О, наивное время, когда мужчина, изгнанный из семьи только за то, что был «черная кость», «простой» инженер, не подходящий «элитарному» семейству, единственный всем им кормилец, оставивший им прекрасную по тем временам квартиру, заработанную на стройке, и ютящийся в рабочем общежитии, - едет как истинный Мужчина драться с газетой за честь его несуществующей уже семьи. К тому же, оставшейся в газете безымянной… Если б он мог предвидеть, тот мужчина, что еще при нашей жизни придет время всеобщего распада и великого мошенничества в миллионных и миллиардных измерениях, торжество той самой агрессивной философии и «особистости», страшного разделения общества на «белую» и «черную» кость, опасность которых почувствовали уже тогда своим молодым сердцем именно такие как Надя.

«И что же вы хотите? – выслушав меня и неизвестного мне мужчину, спросил секретарь обкома. «Опровержения». - «Но ведь ни одна фамилия не названа. Ни один факт не выдуман. Вы же не можете запретить  девчонке рассуждать… Что опровергать-то?» - «Не будет опровержения, будет подан иск в суд!»

Мы зашли в тупик. Суд – это всерьез.

Затикало радио – время новостей. 10 часов в Москве, 12 в Свердловске. 10 часов 01 минута – сообщение ТАСС. Торжественный голос Левитана. «12 апреля 1961 года в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль – спутник «Восток» с человеком на борту. Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника «Восток» является гражданин Союза Советских Социалистических Республик майор Гагарин Юрий Алексеевич».

Что было с нами! При первых словах Левитана мы все невольно встали, замерли. У меня вдруг потекли слезы: ведь этого чуда ждали! Верили и не верили, но уже в год моего рождения на какой-то конференции люди записывались в очередь на космический полет, среди них был даже Маяковский. Свершилось! Секретарь обкома крепко обнял меня, потом с недоумением оглянулся на мужчину: «Господи, да идите уже, идите! Разбирайтесь со своей семьей, со своей жизнью сами! Вы понимаете – Человек в космосе! Наш! А вы тут со своей ерундой!»

Все равно не описать, что было в душе. В одну минуту мы вступили в другое время. В эпоху других нравственных измерений. В Эпоху Гагарина. Сейчас все мучительно ищут «национальную идею». А она – вот она! Вызрела в лабораториях, НИИ, заводах. И, оказывается, в душах: ведь тысячи людей сами, без всякого призыва немедленно хлынули на улицы, с самодельными плакатами – «Москва- космос – Гагарин!», «Гагарин – Ура!» На снимках – тысячи счастливых солнечных лиц. И весь мир на время стал единым, Планета Земля – общим домом!

Об инциденте я, как положено, доложила редакции и написала объяснительную записку. И то ли в ответ, то ли просто по душевному порыву, получила такое очень смешное письмо на листочке газетной бумаги формата А-4, написанное темно-голубыми чернилами почерком Геры Алексеева. Не могу не озвучить – храню его пятьдесят лет, как великую награду, символ нашего верного собкоровского братства: «Дорогая Кларочка! Кларочка – уралочка! Ты в окошке  нашем свет, Шлем собкоровский привет. Мы тебя не забываем, Наша Клара дорогая, И узнать сейчас не прочь: Будет сын иль будет дочь?»

И 20 подписей моих легендарных собратьев: Кожевникова, Руденко, Алексеев, Гортинский, Пятунин, Мурзин, Кочергин, Машин, Иларионов, Луцкий, Нуйкин, Воинов, Годлевский, Хусаинов, Мамедов, Саакян, Занозин, Щербаков, Костенко, Соловьева (мать – начальница собкоровская), Гегузин (отец – начальник), подтвердивший: «Верно». Спасибо им всем, и тем, кто есть, и тем, кто уже ушел. Я была не одна!

И через месяц после многих и многих испытаний минувшего года, 7 июня, я родила свою чудо-дочку Аленушку, утешение и радость, четвертого ребенка в нашей семье, благословленную «Комсомолкой», уже ставшей мне родной.

И спасибо Гагарину – вовремя полетел!

А потом, всю жизнь, каждое соприкосновение с самой темой космонавтики, и уж тем более с её реальным миром – космонавтами, оставалось как драгоценная жемчужина в ожерелье жизни. Юрий Гагарин – на слете молодых строителей Сибири и Дальнего Востока в Красноярске. И я, собственный корреспондент теперь уже огромного региона – Красноярского края, Якутии и Тувы, 27 сентября 1963 года публикую репортаж об этом. Храню драгоценную фотографию: Юрий Гагарин на строительстве Красноярской ГЭС, а рядом с ним мой друг, секретарь Дивногорского горкома комсомола юный Витя Плисов, буквально вырвавший распределение на стройку благодаря своему красному диплому МЭИ еще в 1959 году, успевший пожить и в палатке  в первую зиму. Ныне – Почетный гражданин города Красноярска. На слете Плисов спрашивает: «Что это ты так загадочно сегодня улыбаешься?» - «Значит, есть секрет!» Личный секрет – первый полет Гагарина…

А потом, уже на XV съезде комсомола, я сижу с братьями собкорами в Кремле и пишу репортаж, - конечно, с выступлением Гагарина.

Еще жемчужинка – в Георгиевском зале Кремля, под люстрой, мы, собкоры «Комсомолки», фотографируемся с космонавтом Валерием Быковским, с правой руки – Кира Лаврова, с левой - я. Фотография висит на стене – в благодарность Времени.

Еще жемчужинка – Виталий Севастьянов целует меня (с разрешения мужа) и приглашает нас за свой стол, где космонавты уже шумно поздравляют других лауреатов Ленинского комсомола: летописцев космоса Славу Голованова и Владимира Губарева…

И еще в 2006 году Валентин Лебедев дарит мне свою книгу 1994 года – дневник «Моё измерение», и она становится для меня космической Библией. Никто и никогда еще не открывал перед нами, сугубыми землянами, космическую жизнь так искренне, глубоко, философски, духовно и душевно. Это тот Дважды Герой Лебедев, который приехав в гости на БАМ, почетным гостем не остался: прилетев на вертолете с десантом при -50 градусов мороза, он стал работать в бригаде, а потом несколько лет, в свои отпуска прилетал командиром студенческого строительного отряда МАИ. «Я счастлив, что жизнь наградила меня возможностью поработать на магистралях – космической и земной, под названием БАМ». А я счастлива была встретить в жизни Валентина Лебедева ту юность, в которой существовала наивная девочка Надя Бессонова. И встретить эту юность – в мудреце!

А потом появилась еще одна жемчужина в ожерелье жизни &? судьба Валентина Петровича Глушко, взметнувшего своим реактивным двигателем Человека в Космос. Много лет я собирала книгу о нем «Однажды и навсегда» и работала над телефильмами.

Но об этом – особый разговор.

Элла Щербаненко

В «Комсомольской правде» (1971-82) - литсотрудник пресс-бюро, корреспондент отдела студенческой молодежи, заведующая отделом профтехобразования. После учебы в Академии общественных наук - главный редактор журнала «Профтехобразование» (1984-90), редактор женского отдела газеты «Правда» (1990-94), заместитель генерального директора агентства «Alter ego» (1994-99). В настоящее время директор департамента по связям с общественностью Всемирного Антикриминального Антитеррористического Форума. 

Тюльпаны с Байконура

Однажды Володя Губарев сделал мне предложение, от которого отказаться не могла. Он сказал, что в День космонавтики надо провести Урок Гагарина в школе, и что сделать это полагается мне. Возможно, я – потому что в прежней догазетной жизни – была учительницей.

А, может, зная мой “улетный” характер: до сих пор не научилась “ходить по земле”. Даже сегодня, когда уже бабушка “русской революции” и личной внучки: по-прежнему в облаках вместо того, чтобы предусмотрительно поглядывать больше под ноги.

Жанр определили сразу: урок – так урок. Не в актовом зале и не для всей школы сразу, а именно в классе, где за партами ученики, а за учительским столом - космонавт.  Первым человеком для такого совместного “полета” в космос был выбран Виталий Севастьянов. Договорились: ребята предварительно пишут сочинение и рисуют картинки, а затем он рассказывает, насколько все это соотносится с действительностью.

К тому уроку я готовилась с усердием первоклассника. Володя Губарев устранился с орбиты, только меня озадачив: “Нет проблем, - как всегда сказал он. - Ты сама все сумеешь”. Этот легкий, не душевынимательный редакторский почерк мы в отделе ценили особо, Володя всегда как бы играл во все: даже в Чернобыль. Там тоже,  “нет проблем”...

То апрельское утро – одно из светлых моих воспоминаний. Ранний час, едва пробудившаяся, практически пустая Москва, о пробках тогда и понятия не имели. Затем ошеломившая меня севастьяновская машина. Сегодня подобных авто столица полна, а тогда – бесшумная, плавная, буквально плывущая, белая. Не то, чтобы карета с принцем, но приблизительно. Далее - абсолютно счастливые второклассники, которым завидует вся школа. Учительница Клавдия Семеновна – она сегодня в центре мироздания, даже директор по ту сторону двери. Как сказали бы сегодня – эксклюзив! Учитель со звездой Героя справился с задачей на пять, потом под до сих пор волнующие звуки песен вроде “Заправлены в планшеты космические карты” дети с цветами в руках шли к машинам, чтобы эти гвоздики – “спутники тревог” - доставить на ВДНХ к Аллее космонавтов.

Далее я просто обязана сознаться, что первый космический урок был проведен в классе мой дочери. Тогдашняя второклассница Наташа – ныне главный редактор трех женских журналов в солидном издательском доме – вырастала как раз под аккомпанемент этих космических песен и прочих многочисленных отзвуков материнской любви к “Комсомолке”, ее друзьям и героям. Наша учительница Клавдия Семеновна стала передовиком школьного производства: тот урок долгие годы украшал школьные отчеты. “Комсомольская правда” вовремя получила нормальную заметку, написанную трепетной рукой автора, не особо умеющего писать “в номер”. Виталий Севастьнов тоже остался доволен, говорил, что даже помолодел – детская энергетика заразительна. В общем, все оказались при своем интересе. Но в главном выигрыше была я: космос стал ближе. Мы провели еще с десяток таких уроков в других школах и с другими космонавтами. В общем и личном и опосредованном герои космоса спускались с небес и превращались в реальных вполне понятых людей: и погибший друг Севастьянова Волков, и красавец Титов, и бывший фэзэушник Попович, и экс-муж кинозвезды Егоров, и умеющий петь и строить Лебедев: мы работали вместе с ним на БАМе в студенческом строительном отряде.

Но первым из звездных братьев для меня остался Севастьянов. Царство небесное, Виталий! Спасибо за тот урок и за привезенный с космодрома букет необыкновенных алых тюльпанов. Кто видел эти степные, на коротких ногах маленькие бутоны с остроконечными лепестками, всегда отличит такие тюльпаны от других, не говоря уж о волнующей принадлежности к Байконуру.

Кстати, насчет пафоса. Мы очень старались, чтобы его на Уроках Гагарина было в меру. Но и совсем приземляться тоже не хотели. Помню, как один из отцов упомянутых выше второклассников, который должен был в одной из следовавших за нами машин также везти ребят к Аллее Космонавтов, сделал вдруг рацпредложение: “Зачем ехать так далеко? Ближе к школе памятник революционеру Димитрову, может, туда цветочки и возложим?”. Отнесем этот цинизм к предвестникам грядущего. “А Байконур - это тот хозяйственный субъект, который у России оттяпал Казахстан?” - пошутил некто. И “космос” у многих первой ассоциацией – привлекательный бандюга из сериала “Бригада”. Да и космонавт для теперешних, нормальная профессия, одна из...

Но это для других. Лично я очень надеюсь, что Урок Гагарина мы обязательно проведем в классе моей внучки Маши: в этом году она идет в школу.

 Михаил Сердюков

Начало биографии

На днях нашел свой первый опубликованный в газете снимок. Я сделал его в 1968 году в Калининграде - где жил в то время и учился в 21-й средней школе. Там же в свое время учился и космонавт Алексей Леонов. Однажды он навестил альма-матер, а тут я - с фотоаппаратом «Смена-8» - был когда-то такой. Резкость, понятно, на директоре школы Василии Ивановиче Ханько. Но это понятно - толпа буквально приплюснула меня к космонавту. Я учился в то время в седьмом классе...

 

 

 

 

Сергей Лесков

Закончил Московский физико-технический институт, работал в космической отрасли, в геологических и археологических экспедициях, в газетах «Московский комсомолец», «Комсомольская правда» (1980-89), в настоящее время обозреватель  газеты «Известия». Первая статья на космическую тему - интервью с космонавтом Леоновым - была опубликована в 1979 году в «Комсомольской правде». В 1989 году в «Известиях» без разрешения цензуры появилась статья «Как мы не слетали на Лунraquo; (1966), у» о засекреченной лунной программе СССР. На сегодняшний день опубликовал более двух тысяч статей про космос. Автор многих научно-популярных книг.

Победитель Международного конкурса журналистов «Лучший в профессии» (2011), Федеральным космическим агентством награжден почетным «Знаком Гагарина» - «за личный вклад в освоение космического пространства». Награжден также Почетными знаками Королева и Курчатова. 

Где же восхищение политиков?

Академик Борис Черток - патриарх космонавтики, заместитель Королева по системам управления, участвовал в создании первой ракеты-носителя для ядерного оружия, первой в мире межконтинентальной баллистической ракеты, первого в мире искусственного спутника земли, первой в мире межпланетной автоматической станции и первого в мире пилотируемого космического корабля. А потом  - новых поколений космических аппаратов. Герой социалистического труда, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР. Родился в 1912 году, но каждый день к восьми утра он приходит на работу в родную РКК «Энергия» имени Королева. Кто, как не он, способен оценить, что сделано космонавтикой и куда она движется.

С.П. Королев, М.С. Рязанский, Б.Е. Черток, Н.А. Пилюгин, Ю.А. Победоносцев. Германия, 1946 год.

 - Борис Евсеевич, принято считать, что у нашей страны полный мировой приоритет по всем направлениям ракетно-космической техники, заложенный Кибальчичем, Можайским, Циолковским, Цандером. В 1944 году многочисленный отряд советских специалистов побывал в Германии, на заводах по изготовлению немецких ракет «Фау-2». Из этой экспедиции впоследствии и вышел весь наш легендарный Совет главных конструкторов во главе с Королевым?

- В июле 1945 года я стал начальником совместного советско-германского ракетного института, что было самым рискованным решением в моей жизни. Осенью мне позвонили из Берлина: к тебе едет подполковник Королев, прими его любезнее, чем остальных. К нам тогда часто приезжали визитеры, мы их называли «шмотогенералами», потому что их интересовали только всяческие трофеи. Королева это не волновало ни в малейшей степени – только лаборатории и стенды. У него был упорный, пронзительный взгляд, который мог подавить собеседника. Помню, его неприятно удивила шикарная мебель в моем кабинете, кресло, в котором он утонул, наличие секретарши-немки. «Я так и думал, - сказал он. – Но нам с вами еще предстоит работать». Чувствовалось, что мыслями он далеко, и это ощущение не пропадало все 20 лет нашей совместной работы. Весной 1946 года он вернулся из Москвы, где пробил историческое постановление ЦК о развитии ракетной техники, с полномочиями по организации крупного ракетного центра.

- Борис Евсеевич, вы последний из тех, кто был с Королевым на «ты». Скажите, удалось ли бы нашей стране достичь таких успехов в космонавтике, первой прорваться в космос, если бы не этот человек? Вопрос не схоластический: Королев чудом выжил в лагерях на Колыме…

- Уверен, мы не оказались бы первопроходцами, проиграли бы Америке. Политический престиж космоса сознавался уже в 1950-х годах, как только началась «холодная война». У Королева были невероятные организаторские способности. Если бы не Королев, первым Гагариным стал бы американец. И, если бы не полетел Гагарин, то Армстронг в 1969 году не высадился бы на Луне. Королев создал первую ракету с ядерной боеголовкой, первую в мире межконтинентальную баллистическую ракету, первую ракету, которая запускалась с подводной лодки (мы вместе участвовали в этом запуске), множество других боевых ракет, первые межпланетные аппараты, но все это было для него лишь средством. Главная цель – человек в космосе. И обязательно – быть первым.

В 1957 году, когда СССР запустил первый земной спутник, только шестой пуск ракеты Р-7 оказался успешным. Американцы тоже торопились. Удивительно, что военные поняли политическую важность искусственного спутника и выделили Королеву ракету. Ее надежность была 20-30 процентов. Тяга выровнялась всего за 0,1 секунды до аварийного отключения двигателя. Спутник, с которого сняли все приборы, вышел на орбиту на 90 километров  ниже расчетной, но 4 октября 1957 года весь мир узнал: первый спутник – советский!

Когда уже стало понятно, что мы проигрываем США лунную гонку, Королев сказал: «Черт с ним, пусть высадятся, но мы облетим Луну первыми!» Он выдумывал невероятные схемы, чтобы первым хотя бы облететь Луну, предлагал связку из трех «Союзов», потом - ракету «Протон». Даже космонавтов для полета во главе с Леоновым отобрали и подготовили, корабль спроектировали.

- То, что вы рассказываете, напоминает метания обреченного Наполеона перед Ватерлоо. Высадка американцев на Луне стала первым «космическим» поражением СССР. И все-таки мог ли СССР выиграть и лунную гонку?

- Нет, это было невозможно. В лунной программе главным козырем стал не конструкторский талант, а экономические возможности государства. В СССР в тот период слишком много ресурсов ушло на создание ракетно-ядерного щита. Страшно подумать, по ядерному потенциалу СССР и США могли четыре раза уничтожить все человечество! У США ресурсов хватало и на другие программы, а мы выложились. Королев в последние годы понимал обреченность лунной гонки. Ставил невыполнимые задачи, кричал, как обычно, а потом почти шепотом умолял: «Я прошу тебя, прошу, попробуй снизить вес еще на 800 килограммов».

- А сейчас самостоятельная экспедиция на Луну и Марс для России реальна?

- Космонавтику должна подпирать экономика, машиностроение, электроника, информатика, химия. Когда страна сидит на нефтяной игле, Марс, Венера и вся эта мутная наука никому не нужны. Американской науке сегодня можно только завидовать. Аппараты «Хаббл», «Кассини», «Гюйгенс», марсоходы меня как инженера восхищают. Но надо, чтобы эти достижения восхищали также (и в первую очередь) высшее политическое руководство нашей страны.

Ракетно-космическая отрасль является достоянием России. Политический престиж космоса сознавался в период «холодной войны», но он и сейчас меньше не стал. Несмотря на долгий период общего кризиса, наша отрасль, которая получила великое наследие, сумела сохраниться. Авиация, машиностроение, электроника, тяжелая промышленность развалились, но космическая отрасль сохраняет ведущие в мире позиции. Однако для ее возрождения необходимо дать новый импульс. Если бы я был президентом, стукнул бы министров лбами, потребовал создать мощный холдинг для решения крупных государственных задач в космонавтике. Пока же  все выживают поодиночке. Только вот свободный рынок в наших делах не работает – во всем мире космонавтика является государственным делом. Самой большой бедой остается отсутствие национальной стратегии развития российской космонавтики. Если такая доктрина не будет выработана и если ее не поддержит высшее политическое руководство, о возрождении и говорить не стоит.

- В американском фильме «Армагеддон» русский космонавт спасает космический корабль, который никто не может починить, с помощью кувалды. Часто приходилось слышать, что и в действительности наши специалисты совершают технические чудеса чуть не голыми руками.

- Во время испытаний межконтинентальной ракеты Р9 мы из перископа заметили течь кислорода из шланга. Дали «отбой» на старт. Это очень опасно, возможен пожар. Руководитель испытательного центра Леонид Воскресенский взял двух инженеров и пошел к ракете. Мы смотрим в перископ: подошли, осмотрели, зачем-то спрятались за сарай, вышли – и Воскресенский своим беретом заткнул течь. Дали команду на старт – все прошло успешно. Оказывается, Воскресенский помочился на берет, заставил то же самое сделать инженеров – и замерзшая мочевина загерметизировала течь. После старта он нашел берет, отстирал и носил еще много лет.

- У Королева было очень много талантливых соратников. А друзья у главного конструктора были?

- Закадычных, задушевных друзей не было. Королев не хотел обременять себя излишней для дела мужской дружбой. Но он никогда не давал в обиду сотрудников. Помню, после нескольких неудачных по вине систем управления стартов я должен был делать доклад в Кремле в присутствии всех оборонных министров. Считал свою судьбу решенной. Королев, когда мне дали слово, рукой вдавил меня в стул, не дал встать: «Предлагаю Чертоку слово не давать. Он долго и нудно будет говорить, показывать графики, а вы люди занятые. Зачем время терять? Идет процесс познания. Следующий старт будет удачным». Все согласились. Старт прошел успешно.

Мы много спорили, ругались, но на моей памяти Королев лишь однажды обидел близкого человека – Леонида Воскресенского, которого нежно называл «мой Леня». Воскресенский настаивал на строительстве испытательного огневого стенда для лунной ракеты, а Королев, понимая, что времени нет, говорил, что все отладим на старте. Воскресенскому пришлось уйти в отставку. В декабре 1965 года он умер в возрасте 53 лет. Королев переживал страшно. Меньше, чем через месяц не стало и Королева.

- А как же расхождение с Валентином Глушко, который вытащил Королева из тюрьмы? Именно Глушко с 1974 по 1989 год был генеральным конструктором «Энергии»…

- Глушко был прекрасным двигателистом, и Королев ставил его двигатели  на многие ракеты. Это были очень близкие люди. Но кошка между ними пробежала, когда было решено создать сверхмощную ракету, которая выводила бы на опорную орбиту груз в 75 тонн. Военные точно не знали, зачем нужна такая ракета. Фантазировали: можно поднять в космос водородную бомбу в 100 мегатонн. Королев предлагал поставить на ракету кислородно-керосиновый или кислородно-водородный двигатель. Глушко предлагал двигатели на ядовитых высококипящих компонентах. И Глушко был прав: кислород испаряется, требуется подпитка, на боевом дежурстве такие ракеты неэффективны. Но Королев-то всегда в конечном итоге думал о пилотируемых стартах, и экологически чистая ракета была нужна ему для полета на Луну. В итоге два выдающихся конструктора перестали работать вместе. Королев заказал двигатели другому конструктору, но отладить их не успевали, спешили, и это привело к четырем крупным авариям на старте советской лунной ракеты. Но, кстати, Королев понял свою ошибку и первым в мире начал работу над боевыми ракетами на твердом топливе.

- Во многих воспоминаниях говорится, что Королев был тираном и не терпел возражений…

- Королев был жестким руководителем, но никак не тираном. Какой тиран добровольно раздавал бы части своей империи? Королев первым взялся за создание спутника связи, его «Молния» летает до сих пор. Когда цветной сигнал дошел до Владивостока, он вывел это направление в самостоятельное КБ. Так случилось и с другими направлениями – межпланетные автоматические станции, двигатели, ракеты для подводных лодок. Добившись успеха, Королев брался за новую задачу. Старую, решенную он не бросал, но, понимая ее важность, добивался постановления ЦК, которое гарантировало развитие этого направления. Но повторю, самое главное для Королева – это человек в космосе. Все остальное – средство для решения главной задачи.

- Борис Евсеевич, вам почти 100 лет, но каждый день вы ездите на работу, возглавляете различные комиссии и советы в Академии наук, читаете лекции студентам. Вы знаете рецепт эликсира молодости?

- Кстати, я еще машину вожу... Когда сам за рулем – это дает ощущение свободы. У меня «Волга», но хочу иномарку приобрести. Сыновья и внуки не разрешают. Говорят, что трудность управления «Волгой» - гарантия моей безопасности.

Курить я бросил недавно – лет двадцать назад. А в войну к махорке пристрастился, чтобы чувство голода притупить. В Германии мы «Казбек» курили – специально, чтобы показать немцам, какие у русских папиросы хорошие. Спорт? Нет, особо не увлекался. Только в молодости, когда сердце будущей жены хотел завоевать, согласился вместе с ней альпинизмом заниматься. Алкоголь? Если наша беседа закончена, давайте выпьем за День космонавтики. Давайте покрепче – виски, коньяк…

Светлана Кузина

Обозреватель отдела науки «Комсомольской правды», ведущая «Клуба любознательных».

В 1986 году отослала заметку в «Комсомолку» и стала лауреатом конкурса «Золотое перо «КП». Окончила факультет журналистики МГУ имени М.В.Ломоносова, внештатно сотрудничая с газетой, а затем была зачислена в штат.  Своим учителем в журналистике считает Дмитрия Муратова, в те годы - редактора отдела комсомольской жизни «КП», а сегодня - главного редактора «Новой газеты».

Автор научно-популярных и справочных книг. Автор журнала «Российский космос». Живописец, покерист, бильярдист.

Пришельцы так и не появились 

Закрыта еще одна космическая мистификация ХХ века: секретные НЛО имеют земное происхождение. Знаток аномальных явлений и архивов, физик Павел Полуян доказал это.

Физик, исследователь аномальных явлений, ведущий инженер ОАО «Енисейгеофизика» Павел Полуян закончил 20-летнее расследование по «делу об НЛО». В своей книге «Охота за НЛО. Вихри во времени» он доказывает, что с 1940-х годов американские военные разрабатывают секретные технологии, благодаря которым летают беззвучные аппараты разных форм и размеров - «тарелки», «трехзвездники», «сигары».

Развитие авиаконструкторской мысли изначально шло двумя путями: традиционным – винтовые, ракетные самолеты, и тем, где в качестве тяги используется вибрация. В кадрах старой кинохроники фигурирует странное устройство - нечто вроде огромного зонта с мотором и пилотом. «Зонт» дергается вверх-вниз, и при его движении вниз аппарат даже отделяется от земли на секунду. Именно это направление и было вскоре засекречено.

Первые натуральные «тарелки», по мнению Полуяна, были похожи на гигантские телефонные динамики: одна или несколько огромных мембран под действием импульсных электромагнитов били по воздуху с частотой 1000 герц, а обтекаемый верх обеспечивал разность сил лобового сопротивления сверху и снизу. Но оставался непонятным секрет полета. Полуян разыскал инженера, который сам участвовал в строительстве «тарелок» и разъяснил, что подъемной силой у НЛО является кольцевой вихрь. На вихре нужно удерживать тарелку всего пару микросекунд, потому что за это время уже образуется новый вихрь. Тороидальные вихри-бублики образуют под тарелкой нечто вроде детской пирамидки, где блинами лежат друг на друге тоненькие вихревые кольца.

Со временем эстафета перешла к следующему поколению аппаратов, где не требовалось трясти электромагнитным полем толкающую мембрану. Весь корпус делался из пьезокерамики, вибрация достигалась за счет пьезоэлектрического эффекта. Однако самый удачный вариант, полученный в ходе развития другого секретного проекта, - темные объекты, у которых светятся лишь небольшие зоны - активаторы вихрей. Корпус монолитен и не вибрирует, но прилегающий слой воздуха искусственно ионизируется, а импульсы тока, проскакивая с мегагерцевой частотой в зоне активации, заставляют его резко расширяться, рождая столб вихрей.

 В том, что совсем скоро секретные технологии станут общеизвестными - сомневаться не приходится. Это и поможет человечеству совершить реальный инновационный скачок. Уже в ближайшем будущем мир станет совершенно непохожим на тот, к которому мы привыкли.

Владимир Снегирев

В «Комсомольской правде»  (1969 - 88) - корреспондент, зав отделом, редактор отдела, зам. главного редактора - главный редактор еженедельника «Собеседник». В 1981- 82 годах представлял газету в Афганистане.

Затем - член редколлегии газеты «Правда», политобозреватель газеты «Труд», генеральный директор «Экспресс-газеты», главный редактор газеты «Метро», журналов «Вояж», «Вояж и отдых», руководитель проекта «Национальный банковский журнал». В настоящее время обозреватель «Российской газеты». Специализация - «горячие точки», войны, революции, природные катастрофы. 

Лауреат Премии СЖ СССР и СЖ РФ. Награжден орденами Знак Почета, Красной Звезды, Дружбы, медалями РФ, ДРА, государств СНГ. Автор десяти книг. Три из них были переведены и издавались в США, Чехословакии, ФРГ, Японии и др. странах. Кандидат исторических наук.

Ненаписанный репортаж с МКС

Королев хотел, чтобы первым журналистом в космосе был наш, советский. И мы были готовы на любые испытания ради этого. Горбачев лично обещал, что кто-то из нас займет место на МКС. Но, полетел японец.

Моя дружба с космической медициной началась еще в 1971 году, когда я стал участником (радистом!) полярной экспедиции «Комсомольской правды», и мы готовились к лыжному 500-километровому походу по архипелагу Северная Земля. Начальник экспедиции Дима Шпаро смотрел на несколько ходов вперед, он уже тогда планировал будущий бросок на Северный полюс, а для того, чтобы эту сумасшедшую идею пробить, надо было заручиться серьезной поддержкой. Одним из союзников (сейчас бы сказали – стратегических партнеров) стал для нас академик Олег Георгиевич Газенко, возглавлявший Институт медико-биологических проблем, то есть космической медицины.

Условия полярного путешествия показались ему во многом схожими с космическим полетом, поэтому его институт разработал в связи с нашими походами целую научную программу. И нас стали форменным образом мучить: психологи, клиницисты, кардиологи и прочие эскулапы. Потом, когда мы отправились на север, то они сопровождали нас до самого Диксона – по нескольку раз в день брали анализы крови, продолжали донимать разными тестами, словом очень добросовестно отрабатывали свой хлеб.

Помню, больше всех нам доставалось от главного психолога М.А.Новикова. Он занимался проблемой психологической совместимости экипажей кораблей, и наша группа пришлась весьма кстати: полярный поход проходит в условиях полной изоляции, абсолютного отрыва от обычной жизни, все живут в крохотной палатке, испытывают огромные нагрузки – чем не полигон для таких исследований.

Почему я про это вспомнил? Ровно 19 лет спустя объявили набор в отряд космонавтов среди журналистов. Выбрать должны были одного. Я тоже оказался в компании соискателей, и в первый же день врач-старожил ИМБП узнала меня по давним полярным приключениям, подняла архивы и вот что сказала: «Если бы вы тогда, в 71-м, проходили отбор в космонавты, то точно бы прошли. Все показатели у вас были великолепными». Увы, тогда, в 71-м, журналистов в космос не брали. А вот теперь была перестройка, и лично Горбачев обещал, что первым представителем СМИ на орбите будет советский человек. Тогда все мы еще были полны иллюзий, верили первому президенту СССР.

Самым старшим среди нас был Ярослав Голованов – научный обозреватель «Комсомолки». Ему исполнилось 58 лет. И,  конечно, он был самым достойным кандидатом на полет. Слава мне рассказывал, что еще в 60-е годы Сергей Павлович Королев хотел отправить в космос журналиста. Потому что понимал: ни военные летчики, ни гражданские космонавты не способны передать всю ту гамму ощущений, которая возникает в полете, так, как это сможет сделать профессиональный репортер. Главный конструктор хотел, чтобы именно Слава Голованов рассказал, наконец, всем нам, какая она – Вселенная, и как выглядит с высоты наша Земля, ведь до сих пор никто толком об этом так и не рассказал.  Более того,  Королев разрешил Голованову пройти медицинскую комиссию и обещал, что скоро тот приступит к тренировкам в отряде. Но скоропостижная смерть главного конструктора помешал этим планам. И вот теперь, спустя четверть века, у Голованова опять появился шанс.

Конечно, он больше любого из нас заслуживал права на полет. Столько раз прежде провожал в космос корабли. Столько статей и книг написал на эту тему. Дружил с Гагариным, был вхож в дом к Королеву. Закончил ракетный факультет МВТУ. Живая ходячая энциклопедия на тему космоса. Кто как не он должен был лететь? Но медицина в те времена очень жестко подходила к отбору кандидатов.

7 февраля утром после УЗИ-пробы  я прилег у себя в комнате подремать. Вскоре в очередной раз предстояло крутиться в кресле Кука – это такой иезуитский способ вывернуть человека наизнанку, поэтому я хотел  как следует мобилизоваться, настроиться. Отворилась дверь, и Слава с порога, по своему обыкновению радостно и громко, крикнул: «Ну, все, меня списали». 

Как всегда, он слегка ерничал. И даже улыбка светилась на его бородатом лице. Но в глазах стояли слезы. Он плакал, великий Голованов, ходячая энциклопедия, член жюри КВН, автор книг и статей, живой классик.

На следующий день списали и меня самого.

Леонид Репин

В «Комсомольской правде» с 1964 года по 400raquo;, марсоходы меня как инженера восхищают. Но надо, чтобы эти достижения восхищали также (и в первую очередь) высшее политическое руководство нашей страны. настоящее время. Корреспондент, заведующий отделом научной молодежи, специальный корреспондент,  обозреватель газеты.

Участник испытаний космических, радиационных, водолазных скафандров, организатор и участник первой экспедиции газеты - полета на воздушном шаре «Комсомольская правда» (1968), тридцати с лишним экстремальных экспедиций, среди них - три самостоятельно организованных и проведенных экспедиций на выживание:  на необитаемом острове в Тихом океане (1974), в сибирской тайге (1977) и  по следам русских первопроходцев на Дальнем Востоке (1989).

Лауреат восьми премий Союза журналистов СССР и России, премии имени В.Гиляровского, Почетного знака Союза журналистов России «Честь. Достоинство. Профессионализм».

Заслуженный работник культуры РФ.

У лунного скафандра в плену

Испытывая лунный скафандр, мечтал, конечно, самому ступить когда-нибудь на поверхность нашей космической соседки.

Обязанности в сфере космоса в отделе науки «Комсомолки» были четко распределены. Голованов писал о космонавтах, об их полетах. Репортажи передавал прямо с космодрома и, когда аккредитованных журналистов успевали перевезти, – и с места встречи их на земле. Уже тогда известный писатель-фантаст Дима Биленкин обеспечивал в комментариях голоса крупнейших ученых, Володя Губарев сосредоточился на космических аппаратах, автоматически осваивающих космос, а я занимался подготовкой космонавтов, космической медициной. Крутился параллельно с ними на центрифуге, сидел в барокамере, мок в бассейне в состоянии невесомости.

Тогда мы еще не оставили попыток не выпустить вперед американцев, целящихся высадить на луну первый десант, и втайне тоже готовились к этому. Удалось пробиться в испытатели лунной техники, и единственный экземпляр варианта лунного скафандра мне тоже доводилось испытывать. На снимке – я как раз в этом скафандре. На луну мы отправили замечательную маленькую машинку – «Луноход», и тот скафандр не понадобился. Не знаю, сохранился ли… Тоже, может быть, лежит себе тихонечко, дожидается своего часа.

А испытателем приходилось потом работать множество раз. Когда мы с американцами договорились о первом совместном космическом полете и включилась программа «Союз-Аполлон», я сидел испытателем в эксперименте по этой программе. Трудность заключалась в том, что у нас в корабле была обычная, земная атмосфера, только с очень низким давлением – приблизительно, как на вершине Эвереста, лишь кислорода добавлялось немного – поближе к атмосфере в американском корабле, заполненном чистым кислородом.

Обо всем этот мы и рассказывали в нашей любимой газете. Мы очень старались. Хотите верьте – больше для читателей, чем для себя. Потому что хотели, чтобы «Комсомолку» выхватывали не только из киосков, но даже из рук. 

Валерий Володченко

В «Комсомольской правде» (1974-79) был собственным корреспондентом в Казахстане. Его основные темы - Всесоюзные ударные комсомольские стройки, трудовые рекорды шахтеров, острейшие проблемы, связанные с освоением целинных земель, космические репортажи. 

В дальнейшем - сектор печати ЦК ВЛКСМ, заместитель главного редактора  издательства «Молодая гвардия»,  обозреватель «Российской газеты», других ведущих газет новой России.

Автор недавно вышедшей сенсационной книги «Маги на престоле. От Рюрика до Сталина».

Историк, поэт, публицист. Член Международного сообщества писательских союзов.

Когда все живое - за скобки

Казахстан в 70-е годы имел  почти официальный статус «космической республики». Отсюда взлетали и сюда же приземлялись  советские космонавты.

Каких-то специальных аккредитаций и допусков, дающих право освещать космические взлеты-посадки, у меня, естественно, не было. Но секретность секретностью, а везде живые люди. И вот однажды погодные условия заставили отложить приземление на сутки. Группа поиска космонавтов - а это и специалисты, и врачи, и «люди в штатском» - изнывала от безделья не в самой комфортабельной (хотя и обкомовской!) карагандинской гостинице. В родном городе да еще с удостоверением «Комсомолки» я мог себе позволить проявить гостеприимство. 
- Мужики! Есть возможность попариться в баньке, а заодно и поужинать... 

Бесконечные ночные тосты провозглашали за комсомол и «Комсомолку» а  наутро в своем редакционном удостоверении я с удивлением обнаружил автограф руководителя группы поиска  Алексея Архиповича Леонова и нетвердую его надпись-команду: «Пропускать!» Куда пропускать и зачем - неважно: я приобщился и стал своим  в узком кругу «допущенных»...

Сегодня признаюсь: «космическая тематика и романтика» журналистам очень быстро приедалась и превращалась в элементарную поденщину. А все потому, что в репортажах с места приземления и рассказывать-то практически было не о чем. Чего ни коснись - во всем цензурные ограничения. Я тоже быстро наловчился готовить «рыбу» - шаблонную заготовку, которую заранее отдиктовывал в редакцию. После «мягкой посадки в заданном районе» оставалось только сообщить редакции, кто  хлеб-соль космонавтам вручал, да какие ответные благодарственные слова произносили герои космоса...

Вот и о сенсационном и единственном в истории советской космонавтики - ночном приводнении на озеро Тенгиз, когда космонавты Вячеслав Зудов и  Валерий Рождественский (экипаж «Союза - 23») десять часов замерзали посреди озера -  «Комсомолка» (19 октября 1976 года, спустя три дня после события!) рассказала под присмотром Главлита традиционно и буднично: космонавты на родной земле, в заданном, естественно, районе. За единственную живую деталь – как рабочие совхоза имени Абая жгли собственные заборы, чтобы обозначить маяки-ориентиры для вертолетов группы поиска, – редакция получила «втык» от Инстанций.

А я тогда, оказавшись, благодаря визе Леонова, в нужное время в нужном месте - на морозном берегу ночного степного озера, написал стихи, в которых правдиво изложил случившееся.
Ночь морозна и метельна,

А в деревне говорят:

«Космонавты прилетели

И в воде теперь сидят…»

Не видать ни зги, во-первых,

Над водой туман повис…

Группа поиска на нервах

Барражирует Тенгиз.

 На селе покой нарушен:

Свадьба, певшая в селе,

На костры заборы рушит…

Тамада - навеселе.

 Сквозь помехи еле-еле

Различимы голоса…

- Как вам, Слава и Валерий?

- Хорошо б сейчас… сплясать.

 - Эй, давай! – и заплясали.

Нам теперь сам черт не брат.

Словно пляской той спасали

Замерзающих ребят.

Вспоминаю этот случай –

И опять костры горят…

«Без заборов даже лучше!» -

В той деревне говорят.

Владимир Савченко (Шлюшенков)

В Москву приехал из Севастополя. Учился в МАИ, работал в НПО имени Лавочкина (ракетостроение). Начал публиковаться в КП с 1963 года. Зачислен стажером отдела науки в 1964 году. Затем - литсотрудник отдела «Комсомольский прожектор», отделов рабочей молодежи и пропаганды. 

С 1969 по 1998 годы - обозреватель радиостанции «Маяк».

Лауреат почетного знака «Отличник телевидения и радио».

Маневры в космосе и на земле

Мой вклад в грандиозную газетную космическую эпопею «Комсомолки» составил всего лишь один материал, зато с броским заголовком «В космосе – высший пилотаж!» Появился он вне плана, неожиданно и внезапно как для газеты, так и для меня самого.

Дело в том, что 1 ноября 1963 ТАСС сообщил о запуске в космос очередного спутника под названием «Космический аппарат «Полёт – 1». Никто из корифеев отдела науки «Комсомолки»» - МихВас. (Михаил Васильевич Хвастунов – зав. отделом &? один из самых замечательных людей, когда-либо работавших в «Комсомолке»), Ярослав Голованов, Владимир Губарев, Дмитрий Биленкин на это событие особое внимание не обратили. Однако уже 2 ноября МихВас. выскочил из своей клетушки – выгородки и, почмокав по привычке толстыми губами сатира, провозгласил: «Возможны неприятности и упрёк недооценки запуска!» Оказалось, только что где-то выступил Н.С. Хрущёв и особо отметил, что новый спутник способен менять плоскость орбиты и высоту, т.е. маневрировать, что предыдущим спутникам было недоступно.

Сам факт выступления руководителя страны по неписаным законам означал, что отклик в газете необходим немедленно в завтрашний номер. «Кто сделает?» - спросил МихВас. «В номер - это несерьёзно, -  отпарировал Голованов. – Автора за день не найти». Остальные коллеги согласно кивнули. Было понятно, что никому из корифеев, по-видимому из политических соображений, не хотелось плестись в хвосте у высказываний Хрущёва.

Образовавшуюся политическую дырку можно было заткнуть единственным способом, а именно оказавшимся под рукой у МихВаса человеком, стажёром, в качестве которого в отделе науки обретался я под псевдонимом В. Шлюшенков (моя настоящая родовая фамилия). МихВас правильно оценил ситуацию: ради того, чтобы напечататься в любимой газете, я был готов на любой подвиг. «Есть одна зацепка, - сказал он. - На этом спутнике установлен гироскоп, ты учился в МАИ, должен знать, как он работает».

Через несколько часов из-под моего пера вышел опус в несколько страниц, в основе которого легли главные идеи МихВаса, как известного популяризатора науки, а именно - о значении науки в нашей жизни, о важности популяризации научных достижений для того, чтобы заразить молодых читателей «Комсомолки» любопытством и стремлением к познанию нового. Мы, ученики МихВаса, старились следовать его наставлениям и в условиях всеобщей закрытости и секретности добывать по крупицам информацию из любых доступных источников – старых институтских конспектов, специальных, доступных не многим учебников, энциклопедических словарей.

Не зная ничего существенного о новом спутнике, я вовсю импровизировал на тему маневренности в космосе, о значении космических исследований, упомянул, как водится, о грохоте космодрома, великом Циолковском и, само собой, о принципе работы гироскопа. Еще в студенчестве я крепко усвоил, что гироскоп, быстро вращаясь волчоком, неизменно сохраняет при любых перемещениях направление своей оси в пространстве. Это свойство давно используется в приборах для автоматического управления движением самолетов и кораблей. На этот раз гироскоп был использован для маневрирования спутника в космосе. В принципе – ничего нового, но появился новый объект (спутник) в новой среде  (вакуум, невесомость).

Текст МихВас одобрил и заслал в набор. Осталось дело за малым – получить визу Главлита. Местные цензоры-правдисты – они обслуживали и «Комсомолку» - ставить свой штамп отказались наотрез, задержав при этом статью у себя до окончания их рабочего дня. Институт Главлита был замечательным изобретением тоталитарного режима. Все подступы к чему-то новому были опутаны колючей проволокой цензуры. Всевластие и абсолютная безнаказанность уполномоченных Главлита развращали их до крайней степени самодурства. Они могли запретить и запрещали любое издание, любую статью в газете, любую пьесу в театре. О космосе и говорить не приходится.

Выручил Губарев, он дал мне телефон и даже домашний адрес некоего главного цензора по фамилии Крошкин. По телефону тот заявил, что рабочий день окончен, он отдыхает и просит его не беспокоить. Пришлось ехать к нему домой. Через обитую темным дермантином дверь я представился и, ссылаясь на просьбу руководства редакции, попросил об аудиенции. Был впущен в прихожую, главным украшением которой служило большое пыльное чучело чёрного глухаря. Хозяин оказался большим любителем природы, от чего впоследствии и погиб, отравившись в Румынии ядовитыми грибами.

Цензор долго не хотел даже читать текст, он ужинал,  пил чай, долго разговаривал по телефону. Я просидел в прихожей больше двух часов, и наконец он вынес вердикт: «Материал никуда не годится, визу ставить не буду». У меня остался последний аргумент: «Статья – в чистом виде отклик на выступление Н.С. Хрущёва, о чём в ней во всеуслышание и заявляется». Не подписывая материал, - заявил я далее, - он, тов. Крошкин, просто срывает важное политическое мероприятие центральной газеты по популяризации идей руководителя нашего государства. Поэтому я не уйду, а останусь ночевать у него за дверью, предварительно оповестив об этом руководство редакции.

Цензор был сломлен. Уже заполночь я получил подпись и помчался в редакцию. А на следующей день, раскрыв «Комсомолку«, с повышенным чувством гордости лицезрел чердак на второй полосе с заголовком: «В космосе – высший пилотаж!»

И подпись - В. Шлюшенков, инженер.

Акрам Муртазаев 

После окончания Высшей комсомольской школы пришел в «Комсомольскую правду», где проработал пятнадцать лет (1975-87, 1990-92) - стажёром, корреспондентом отдела науки, информации, заведующим отделом военно-патриотического воспитания. Был спецкором газеты «Правда», одним из создателей и руководителей «Новой газеты», шеф-редактором газеты «Новые Известия», главным редактором газеты «Московский корреспондент» (до её закрытия).

Лауреат премии Союза журналистов РФ «Золотое перо» России.

Весна бесконечности

В историю можно войти или вляпаться. А он в нее – влетел. Он всего за 108 минут изменил календарь человечества. Или, может быть, всю систему измерения времени и пространства. Если 31 декабря – это Новый год, то день 12 апреля стал скорее Новым веком. Юрий Гагарин открыл двери бесконечности и прикоснулся к ней – первым.

Странно, но при нем никто не испытывал ужаса дискомфорта от перемещения на вторые роли. Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев, кумир любой толпы, жаждущей свободы, Фидель и даже папа Римский – никто при Гагарине не был оскорблен вторым номером. Все понимали – выше него быть просто невозможно. И принимали такую вторичность почти с восторгом.

Я вообще думаю, что Гагарин был непохож на все человечество именно потому, что отсутствовал на Земле один час сорок восемь минут. За это время все население Земли изменилось. Один   мудрец написал: «Я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда рядом с тобой». Рядом с Гагариным люди стали иными... А он – остался прежним. Поскольку не был в момент своего триумфа вместе с остальными.

 ВИДЕЛ

Сегодня это могло стать величайшим рекламным трюком. В сопровождении истребителей по небу летит лайнер. В нем – первый космонавт Земли. На аэродроме громоздкая суета, военный оркестр нервно прокашливается медью, с ковровой дорожки сметаются невидимые пылинки. Первое лицо государства сверкает известной всему прогрессивному человечеству лысиной.

Лайнер совершает посадку. Подруливает к ковровой дорожке, и из приоткрывшейся двери появляется его (тут же ставшая великой) улыбка. Гагарин слетает по трапу и отчаянно меряет планету почти парадным шагом, направляясь к первому лицу. И тут шнурок на ботинке Гагарина развязывается... И вот на глазах у всей планеты Юрка приседает, завязывает (тут же ставший великим) шнурок и продолжает путь к Хрущеву.

Сегодня мало кто помнит, кому именно рапортовал Юрий Гагарин. В памяти этого дня остались двое – Первый космонавт и Шнурок. А первое лицо государства – просто фон для маленького спектакля истории. Теперь сравните ботинок Хрущева на трибуне ООН и ботинок Гагарина в тот момент. Ну, и чья кузькина мать милее?!

 СЛЫШАЛ

Эту историю мне рассказал Николай Каманин, первый дядька-наставник советских космонавтов. Сам безусловная легенда, он растил великие личности для страны. Так вот к тому первому полету готовились Юрий Гагарин и Герман Титов. Вопрос – кто полетит первым – мучил всех. И все было в пользу Титова: более образован (это еще деликатно сказано), кроме того, просто дьявольски красив (невероятно желтые волнистые волосы, такие же невероятно синие глаза и чеканный профиль).

Но самое главное – весил Титов на сколько-то меньше Гагарина. А у Гагарина была только улыбка. (Это я теперь понимаю, что Титов ну совершенно не подходил под образ русского человека. В нем тевтонского было чуть больше, чем нужно для легенды.) Королев прервал все споры и сомнения традиционно коротким решением: «Полетит Гагарин». Запротестовали было ученые: мол, Гагарин весит на столько-то больше, а это значит, такие-то приборы не поднимутся на орбиту. У Науки и Истории как правило, совершенно разные точки зрения. Ученые смотрели в схемы. А История (в данном случае Королев) – на улыбку, которой суждено было стать символом планеты. Поэтому Главный конструктор подошел к космическому кораблю и, не глядя (может, Каманин мне немного приврал?), сорвал несколько приборов весом в столько-то граммов.

– Мне кажется, Королев был способен выкинуть из космического корабля все приборы, чтобы туда вместилась улыбка Гагарина, – Каманин говорил это совершенно серьезно.

Абсолютный прагматик, Королев не только вычислил траекторию полета корабля «Восток», но и величайшую траекторию улыбки. (Боже, как прильнула к ней сама Джина Лоллобриджида!).

 ПРЕДПОЛАГАЮ

Сразу оговорюсь, что совершенно не гожусь в свидетели. Но, тем не менее, хочу рассказать о некоторых деталях из жизни Гагарина, которые завершились трагедией. Я видел Юрия Алексеевича несколько раз. Сразу после полета и потом. Он дружил с моим отцом, иногда прилетал к нему поохотиться, порыбачить и просто выпить.

В 1961-м это был веселый и очень подвижный человек. Но с каждым годом улыбка его становилась все грустнее. Лицо расплывалось. На брови появился шрам. Глаза тускнели. Он не хотел быть символом – он был летчиком. И не более того.

Однажды на рыбалке мы с мальчишками ныряли, кто дальше. Отец и Гагарин сидели на берегу. Между ними – «Столичная» и уха. Вдруг Гагарин поднялся и сказал:

– Давайте я нырну тоже.

Соревнования сразу же приобрели мировой уровень: с нами, пацанами, состязается первый космонавт Земли. Мы, конечно, до конца не поняли новый уровень соревнований – просто было лестно участие взрослого человека. А отец запротестовал:

– Ты что, Юра, брось, пускай сами ныряют!

Но Гагарин уже уперся. Восторженно следил за нашими попытками, делал отметины на берегу, фиксируя дальность нырка. А потом, несмотря на отчаянные протесты охраны, нырнул сам. Прошла минута, другая... Стало очень тихо. Потом на берегу затопала охрана, проклиная наши дурные головы.

Совершенно бледный отец стоял на берегу, всматриваясь в мутную воду. Сейчас я совершенно отчетливо представляю все его чувства, которые он пережил в ту страшную минуту.

И тут он появился.

Увидев, что почти вдвое перекрыл рекорд лучшего из нас, Гагарин закричал. Словно победил на чемпионате мира лучших пловцов мира, а не каких-то там мальчишек в сатиновых трусах. 

Я часто вижу эту картину: кричащий, радостный Гагарин, бледный отец, охреневшая от бессилия охрана и мы, пацаны... Потом его упаковали в костюм и увезли в Москву.

В последний раз я видел его незадолго до трагедии. Он прилетел к отцу почти инкогнито, никого не поставив в известность. Отец работал в ту пору первым секретарем Бухарского обкома партии, и тайный визит первого космонавта его озадачил. Ведь Гагарин, минуя Ташкент и первого секретаря ЦК, прилетает в Бухару. Явное нарушение протокола... Гагарин в тот последний приезд почти не улыбался. А прощаясь на аэродроме, вдруг предложил отцу:

– Каюм, давай махнемся сорочками.

Прямо на летном поле они сняли рубашки. Первый космонавт и первый секретарь. Еще одно нарушение протокола.

 Помню отца в тот день, когда погиб Гагарин: он держал в руках его рубашку. А я вспоминал те нырки – когда Гагарин опять исчез с планеты Земля на несколько минут. И опять появился победителем.

***

... Вот и все о Человеке, который творил Историю. Наверное, никто не знает, где сейчас шнурки, которые завязывал Гагарин. Куда делись сколько-то приборов, которые сорвал Королев ради улыбки Юрия Алексеевича? А я так и не смог найти в мамином гардеробе рубашку Гагарина. Ту самую.

Он родился 9 марта и погиб в марте – 27-го числа. То есть вся жизнь его уместилась в Весне.

 Ярослав Голованов (1932 - 2003) 

В «Комсомольской правде» с 1958 года и до конца жизни - литсотрудник отдела науки и техники, заведующий отделами информации, науки и техники, разъездной корреспондент, член редколлегии,  научный обозреватель.

Создатель фундаментального труда о С.П.Королеве и других ключевых фигурах советской космонавтики.

Лауреат премии Ленинского комсомола. Награжден также орденами «Знак почета» и «Дружбы народов».

Герои без пьедестала

Не каждому великому делу выпадает свой великий хроникер. Космосу повезло: журналист Ярослав Голованов стал его неотторжимой частью, наравне с главным конструктором и первым космонавтом. Трехтомник записных книжек Голованова и сегодня нарасхват: в них впечатления довольно ехидного наблюдателя, записанные «не для печати», открывают космические будни с неожиданной стороны.

 КНИЖКА 16. Март – октябрь 1961 г.

«Пресс-конференция Юрия Гагарина. Пошел на него поглазеть. Маленький. Симпатичный. Какой-то ладненький. Очень обаятельный. При этом страшно боится сказать что-то не то, все время оглядывается на академика Евгения Константиновича Федорова, который выбивается из сил, делая вид, что он якобы имеет непосредственное отношение к этому историческому событию. Гагарин мне понравился. Самое интересное, что я узнал на той пресс-конференции, что он весил 69,5 кг»…

«Герман Титов подписал в космосе несколько фотографий, в том числе и президенту АН СССР Мстиславу Всеволодовичу Келдышу, но перепутал и написал «Всеволоду Мстиславовичу». Ошибка обнаружилась уже при вручении. Келдыш сказал, что это – настоящий сувенир и что он этот снимок Титову ни за что не отдаст.

После возвращения Титова из космоса, они с Гагариным поехали отдыхать в Форос на дачу Максима Горького. Я поехал туда, чтобы сделать статью за подписью Титова к годовщине запуска первого спутника. Гагарина увидел первый раз на теннисном корте. Он был очень возбужден и тут же предложил мне сыграть с ним. Юра приехал в Крым с женой, дочкой и няней, Герман - один. Купались, загорали, вечером пошли с Германом в пивнушку, которая располагалась в церкви у самых Байдарских Ворот. Герман находился в состоянии непрерывного восторга. В пивнушку он надел легкую курточку на молнии, берет, и, когда мы там сидели, все спрашивал: «Как думаешь, узнают меня?» Ему и хотелось, чтобы непременно все-таки узнали, но одновременно хотелось испытать томление Гаруна-аль-Рашида.

КНИЖКА 22. Май – август 1963 г.

«Вчера в Москву вернулись космонавты Быковский и Терешкова. На память записываю некоторые неофициальные детали их полета.

Если все предыдущие старты (Гагарин, Титов, Николаев, Попович) проходили сравнительно спокойно, то Быковскому пришлось отдуваться за всех. Постоянно что-то не ладилось, и старт переносили. Валерия то сажали в корабль, то вытаскивали. Один раз он досидел до 5-минутной готовности, но и после ее объявления Быковский просидел к корабле еще часа три. Всю эту нервотрепку он переносил с удивительным спокойствием и самообладанием, вызывая уважение всех специалистов космодрома.

Накануне полета Б.В. Раушенбах и К.П. Феоктистов часа три сидели с Терешковой и объясняли ей, что ничего страшного не произойдет. Когда Б.В. спросили: «А что, она боялась?», он ответил с улыбкой: «Да нет, мы боялись…»

КНИЖКА 29. Октябрь 1964 г. – май 1965 г. (Речь идет о юбилее соратника Королёва академика Б.В. Раушенбаха, для которого Голованов готовил капустник и спецминивыпуск «Комсомольской правды»).

«20 января к 19.00 в «Звездном» собралась, наверное, половина всех строго засекреченных «космиков» страны. Не начинали: ждали «царя зверей» – Королёва. Вскоре он появился с Ниной Ивановной, на плечи которой был накинут палантин из чернобурок. Столы были накрыты на втором этаже, и на лестнице, и в зале шеренгами по обе стороны прохода стояли люди, приветствуя Главного. Королёв со многими здоровался за руку. Я стоял где-то во 2-м или 3-м ряду, но он разглядел меня, подошел, народ расступился, он пожал мне руку, пробормотал что-то дежурное, вроде того. что рад меня видеть…

Юбилей прошел на славу! Столы стояли буквой «П», в центре перекладины сидели Раушенбах с Королёвым и их жены и практически все замы Королёва по СКБ. Сначала показывали диафильм… Потом настал час моего триумфа. Почти все тексты полосы я читал вслух, прерываемый раскатами хохота… БВ был в восторге. Королёв от смеха прослезился. Потом подозвал меня и сказал: «Давайте мы с вами коньячку выпьем». (Эта реакция Сергея Павловича совершенно непредсказуема: персонально, как я мог наблюдать, а я очень внимательно наблюдал за ним весь вечер, он ни с кем больше не пил). Из черной бутылки «Napoleon» налил мне и себе по рюмочке, мы чокнулись и выпили.

- У меня через год тоже юбилей, - сказал Королёв почти шёпотом, с совершенно несвойственной ему просительной интонацией в голосе, - можете мне тоже сделать такую газету?

- Да о чем вы говорите! – воскликнул я. – Да мы вам не полосу, а целый номер сделаем!

И года не прошло после этого разговора, как Королёва не стало. Эту просьбу Главного конструктора я не выполнил».


Назад к списку